Мегрэ и порядочные люди, стр. 14

— Полицейский Бонне… Входите, господин комиссар… Жена ушла за покупками… Я ночью дежурил…

— Мне просто хотелось ей сказать, что она не ошиблась. Похоже, кто-то действительно входил в дом вчера вечером и остался на ночь…

— Его нашли? Где?

— Его не нашли, но обнаружены следы в комнате прислуги… Должно быть, он выскользнул сегодня утром, пока ваша жена сражалась с репортерами…

— Значит, жена виновата, что…

— Да нет же.

Если бы не длительные отпуска, которые могли себе позволить многие жильцы этого дома, на седьмом этаже было бы пять или шесть человек и кто-нибудь из них, возможно, столкнулся бы с преступником.

Мегрэ поколебался, прежде чем перейти улицу и снова заглянуть в «Трубку», но наконец решился и почти машинально заказал:

— Кружку пива…

Чуть позже он увидел через витрину, как из дома вышел Торранс, которому надоело наблюдать за работой своего коллеги из лаборатории и которому пришла в голову та же мысль, что и Мегрэ.

— Вы здесь, патрон?

— Я допрашивал Долорес.

— Чего-нибудь добились? Она была, по крайней мере, одета?

Торранс до сих пор был горд и счастлив своим открытием. Казалось, он не понимал, почему Мегрэ выглядит озабоченным, каким-то более грузным, чем утром.

— Ну, мы ведь за что-то зацепились, не так ли? Знаете, наверху полно следов. Коллега из отдела экспертизы вне себя от радости. Единственная проблема, заведена ли на убийцу карточка?

— Я почти уверен, что нет, — сказал Мегрэ, допивая пиво.

И в самом деле, через два часа заведующий картотекой дал отрицательный ответ. Отпечатки пальцев, снятые в доме на улице Нотр-Дам-де-Шан, не фигурировали ни в одной из карточек, содержащихся в картотеке лиц, замешанных в какие-либо уголовные истории.

Лапуэнт провел вторую половину дня, показывая фотографию Рене Жослена торговцам в квартале, садовым сторожам, тем, кто изо дня в день гулял в Люксембургском саду. Некоторые узнавали его, другие нет…

— Он приходил каждое утро, шел неторопливой походкой…

— Он смотрел, как играют дети…

— Он клал возле себя газеты и, читая их, иногда курил…

— Он производил впечатление порядочного человека…

Глава 5

Вероятно, всю ночь шел дождь. Мегрэ не знал наверняка, но очень обрадовался, когда, проснувшись, увидел, что на мокром тротуаре отражались тяжелые от дождя тучи с темными краями, а вовсе не легкие розовые облачка, что плыли по небу все предыдущие дни.

Ему хотелось поскорее забыть о лете, об отпуске, хотелось, чтобы все вернулось на свои привычные места, и всякий раз, встретив загорелую девушку, идущую легкой походкой в узких облегающих брюках и в сандалиях на босу ногу, — ей уместнее было появиться где-то на пляже, а не на улице Парижа, — он начинал хмуриться.

Была суббота. Он сначала решил вновь отправиться на улицу Сен-Готар, чтобы повидать Жуана, хотя и не мог себе объяснить, для чего ему это нужно.

Мегрэ хотелось снова увидеть всех, и даже не за тем, чтобы задавать им конкретные вопросы, а чтобы побыть среди них, лучше ощутить атмосферу, в которой жил Рене Жослен.

В этом деле явно что-то не клеилось. Было очевидно, что убийца пришел извне, а это расширяло возможности поисков. Хотя так ли уж расширяло? Ясно было одно, оружие взяли из ящика, ключ с гвоздика в кухне, а мужчина, поднявшись на седьмой этаж, не ошибся комнатой.

Однако сегодня Мегрэ умышленно отправился на работу пешком, как часто делал, когда хотел дать себе передышку. Воздух стал свежее. Прохожие уже не казались такими загорелыми и вновь обрели обычный, будничный вид.

Он пришел на Набережную как раз к утреннему рапорту и, взяв под мышку досье, направился в кабинет начальника, где уже собрались остальные начальники отделов. Каждый докладывал о последних происшествиях. Начальник отдела светской жизни, например, предлагал закрыть один ночной клуб, на который ежедневно ему приходили жалобы. Дарю организовал ночью облаву на Елисейских полях. Теперь три или четыре десятка девиц легкого поведения дожидались решения своей участи в Депо [1].

— Ну а что у вас, Мегрэ?

— Я увяз в одном деле, в котором замешаны порядочные люди, — мрачно проворчал он.

— А подозреваемые есть?

— Пока еще нет. Только отпечатки пальцев, но в нашей картотеке такие не значатся, иначе говоря, это отпечатки пальцев тоже какого-нибудь порядочного гражданина…

Ночью совершено еще одно преступление, не просто преступление, а настоящая резня… Занимался этим только что вернувшийся из отпуска Люка. В данный момент он допрашивал у себя в кабинете убийцу, пытался разобраться в его объяснениях.

Это произошло между поляками-эмигрантами в убогой лачуге, недалеко от Итальянских ворот. Некто Стефан, чернорабочий, плохо говоривший по-французски, довольно чахлый и тщедушный на вид, фамилию его было просто не выговорить, жил там с женой и четырьмя малолетними детьми.

Люка видел женщину до того, как приехала карета «Скорой помощи», и говорил, что она необычайно хороша собой.

Она была женой не этого поляка, а его соотечественника, некоего Маевски, вот уже три года работавшего на фермах где-то на севере. Двое старших детей были от Маевски. Что именно произошло между этими людьми три года назад, понять было невозможно.

— Он мне ее отдал, — упрямо твердил Стефан.

Другой раз он утверждал:

— Он мне ее продал…

Три года назад тщедушный Стефан занял место своего приятеля в лачуге и в постели красотки жены. Законный муж уехал, казалось, по своей воле. Родилось еще двое детей, и все шестеро жили в одной комнате, как цыгане в повозке.

Тем временем Маевски решил вернуться, и, пока его «заместитель» был на работе, он попросту занял свое прежнее место. О чем говорили мужчины, когда пришел Стефан? Люка пытался уяснить это, но его клиент говорил по-французски примерно так же, как горничная, которую Мегрэ допрашивал накануне.

Стефан ушел из дома. Около суток он бродил неподалеку, не сомкнув глаз; он ходил из одного бистро в другое и у какого-то мясника раздобыл отличный нож.

Он уверял, что не крал его, и очень горячился по этому поводу. Вероятно, для него это был вопрос чести.

Ночью он проник в комнату, где все спали, и четырьмя или пятью ударами ножа убил мужа. Затем бросился на обезумевшую от ужаса женщину, два или три раза ударил ее, но прежде, чем успел ее прикончить, на крики подоспели соседи.

Стефан спокойно дал себя арестовать. Мегрэ зашел в кабинет, когда допрос уже подходил к концу. Люка медленно печатал на машинке протокол.

Мужчина сидел на стуле и курил сигарету, которую ему только что дали; перед ним стояла пустая кофейная чашка. Соседи явно с ним не церемонились. Воротник рубашки был порван, волосы взлохмачены, лицо в царапинах.

Он слушал Люка нахмурившись, напрягаясь, чтобы понять смысл его слов, затем, видимо, размышлял, качая головой из стороны в сторону.

— Он мне ее дал, — повторил он, словно это объясняло случившееся. — Он не имел права забирать ее у меня…

Казалось, он не видел ничего предосудительного в том, что убил своего бывшего товарища. Он убил бы и женщину, если бы ему не помешали. Интересно, расправился бы он с детьми?

На этот вопрос он не ответил, наверное, потому, что сам толком не знал. Он не предусмотрел всех деталей.

Решил убить Маевски с женой. Что же касается остального…

Мегрэ вернулся в свой кабинет. Его ждало сообщение, что люди с улицы Помп, сидевшие в театре позади мадам Жослен и Вероники, прекрасно помнят обеих. В первом антракте дамы не выходили из зала, а во втором вернулись на свои места задолго до того, как поднялся занавес, и не покидали театр до окончания спектакля.

— Чем мне заняться сегодня, патрон? — спросил Лапуэнт.

— Тем же, чем вчера днем.

Иначе говоря, пройти по пути, который проделывал каждое утро Рене Жослен во время прогулки, и задавать вопросы людям.