Сосуд (СИ), стр. 10

А Оракул — женщина, которая должна быть чиста и телом, и душой. Даже помыслы её должны быть обращены только к Айоре, ибо богиня не терпит соперничества.

Да, мы совершили преступление — мы полюбили. И за это Айора Свирепая покарает нас, я знала это точно! Но не сейчас…

Мы не виделись полгода. От учеников Эверарда я слышала, что он отправился на границу Мертвого леса, где маги отметили очередной всплеск нежити. Но когда он вернулся, с новыми шрамами на душе и на теле, мой мир рухнул, чтобы на осколках своих родить новый. Тот, в котором правит бал Любовь.

Я помню, как на ежегодной ярмарке, посвященной богини Рене, плодородной дочери Айоры, родные руки буквально выдернули меня из толпы. Обняли. Закружили. И унесли в набирающие силу сумерки.

Он любил меня нежно, мой Эверард. Боясь сделать больно даже взглядом, не то, что прикосновением. А я хотела той дикой страсти, что была на берегу пруда в Саду живых камней. И этот мужчина дал мне её, чуть позже, когда стал единым целым со мной.

Он целовал мои волосы, губы, лоб, ямочку на шее, не переставая повторять:

— Люблю!

— И я тебя! — мой вздох и его поцелуй.

— Люблю, моя девочка!

— Еще! — мои руки гладят его плечи, и его тело рвется ко мне навстречу.

— Моя крошка! — и снова его губы ласкают мои. — Мой ласковый котенок!

Я заснула в его объятиях, думая, что вот оно счастье, которое будет длиться вечно. Как же я ошибалась.

На следующий день Эверард стоял на пороге моего дома. Отец принял его. Выслушал и… отказал. Что значит зять, пусть даже и столь известный и богатый, пред возможностью иметь бесконечную власть на политическом небосводе, когда твоя дочь станет всесильным Оракулом?! Ничего

И не важно, что твой единственный ребенок не ощутит истинной человеческой любви, тепла любимого мужчины, никогда не познает счастья материнства. Она рождена, чтобы стать великой!

В тот же вечер Эверарда арестовали. Под каким?то надуманным предлогом. Я не видела его больше месяца, но знала, что он добьётся справедливости. Дойдет до короля, если понадобиться. А меня спешно готовили к принятию сана. Ко дню весеннего равноденствия я должна была стать жрицей Айоры. А там и до Оракула недалеко. Пара — тройка лет.

Я никогда не забуду тот пасмурный день. Холодный пронизывающий ветер терзал мою плоть, слегка прикрытую белым полупрозрачным платьем. Мои босые ступни шаг за шагом приближали меня к последней, верхней ступени, у ног статуи Айоры. Мои замерзшие руки уже сняли венок с головы, окутанной облаком распущенных волос, когда я поняла, что он здесь. Рядом. В полусотне шагов от меня. Собравшиеся жрицы у дверей Храма и жрецы у подножия, с возмущением и ропотом взирали на то, как я стремительно обернулась и стала ступень за ступенью спускаться навстречу своей Любви.

Он стоял там, внизу, красивый как никогда, протягивая ко мне руку с брачным браслетом. Молча моля меня о согласии. Я шагнула еще ниже, ещё… и он не выдержал:

— Любимая, моя девочка!

Большего мне и не требовалось. Я бежала к нему, чтобы обнять, прижаться к родной груди и зарыдать с облегчением.

Но Айора всё решила иначе.

Вокруг любимого вдруг сгустилась тьма, уплотнилась и слегка развеялась, явив Нечто. Я видела, как Эверард выхватил меч. Как сражался с противником невидимым ни мне, ни жрецам.

Стальной клинок и чудовищные когти мелькали в призрачном сумраке. Затем словно плеть, молния рассекла грозовые тучи, и чернильный туман рассеялся, оставив растерзанное тело Эверарда лежать у подножия Храма и истекать кровью.

Меня перехватили в полушаге от него. Заломив руки, унесли в Храм. Я кричала, не переставая. Я просила ему помочь. Я молила Айору. Но я забыла, Богиня никогда не делится своим.

С того памятного дня, когда Эверард умирал на моих глазах, я не сказала ни слова, следуя обету молчания. Я хотела знать, жив ли он. Я надеялась…

Жрицей я так и не стала. Не возложила венок у ног статуи Айоры. Я отвергла привилегию быть выше других. Вне Закона. Позже, я узнала, что Лея, моя подруга, стала жрицей, а годы спустя и Оракулом. У неё дар — может разговорить любого, и убедить, что она его друг.

Через месяц отец провел ритуал и вздохнул с облегчением. Я стала Найрими, выйдя из скандала с минимальными потерями. Меня отдали в жены Брону, который некогда оказал отцу какую?то услугу.

Спустя полгода или чуть больше, уже в Приграничье, пришла весточка от Леи: Эверард мертв. В его честь в столице воздвигнули памятник, хоть и на территории Академии. Служители Айоры не простили ему его выходки.

В тот же день у меня начались схватки. Преждевременно. И я произнесла своё первое слово, ибо в молчании уже не было смыла, прижимая к груди крохотное тельце моей дочери:

— Тиана! Моя девочка! Моё счастье! Его последний подарок!

Глава 8. О том, что планы создаются, чтобы их нарушать

Дом старосты. Продолжение.

— Вот, так Кьяра! Он полюбил меня и расплатился за это собственной жизнью! А я несчастна, хоть и Найрими… — горькие складки залегли у губ Тайи, вмиг состарив её на десяток лет. — Теперь ты меня понимаешь?

Я смотрю на неё, и осознаю, что все мы, женщины, — лишь куклы в руках у мужчин, дарованные им Айорой из прихоти, по случаю, а то и вопреки заслугам.

— Понимаю, Тайя, и я… не буду Кайрими Тэнэта! Но не потому, что не смогу делить любимого с сестрой, а потому, что он выбрал не меня! А ведь мог… до ритуала! И моя жизнь сложилась бы иначе, без этой постыдной метки!

Найрими отца подняла на меня полные слёз глаза и прошептала:

— Я буду молить всех богов о том, чтобы ты встретила того единственного, который выберет только тебя! И всегда будет выбирать!

Она обняла меня и зашептала на ухо, будто боясь, что нас смогут услышать:

— И еще, я помогу тебе! Ты станешь свободной настолько, насколько может стать свободной женщина в нашем мире! Я отдам тебе свой Дар!

Две недели пролетели так стремительно, что казались одним мгновением.

Тайя придумала план, как мне стать хозяйкой собственной жизни. Он был прост. Сначала мне нужно было найти Хозяина и стать его Кайрими. Затем, избавиться от Хозяина. О, нет, ничего преступного или греховного мы не замышляли. Ни явного убийства, ни несчастного случая, ни внезапной болезни с уклоном в мужское бессилие — ничего такого. Всё- таки Тайя — добрая женщина. Иногда. Я смотрела в её лицо и понимала, что недооценивала.

Мужество, с которым Найрими отца когда?то приняла свою новую судьбу, терпение, с которым вошла в нашу с мамой жизнь, благожелательность и доброта к людям, так и не принявшим её, — всё это заставляло испытывать уважение. Да, именно уважение.

Последний вечер в Приграничье я провела в доме отца. Слава богине, он еще не вернулся.

— Итак, еще раз пройдемся по твоей легенде! — бодро начала разговор мачеха, накручивая свой золотисто — рыжий локон на палец. — Зачем ты направляешься в столицу?

— Скрываюсь от отца, чтобы не стать любовницей мужа моей сестры! — честно глядя в глаза Тайи, отчеканила я.

— Кьяра, хватит! Давай серьезней! — упрекнула меня женщина, пряча улыбку за чашкой чая. — Ну, так зачем?! Представь, что я купец, который берет тебя в обоз!

— Ладно! — выдохнула я и, набрав воздуха побольше, затараторила. — Дяденька, злая мачеха со свету сживает! Заберите меня с собой! Помогите, добрый господин, во имя Милостивой богини, не дайте сгинуть непорочной душе и… этому роскошному телу!

Под конец своей пламенной речи я огладила ладонями грудь и бедра, натянув ткань рубахи.

Таяй где?то с минуту взирала на меня сурово, а потом не выдержала и прыснула от смеха.

— Кьярочка, увезти?то он тебя увезет и даже охотно, только до Аркена ты не доедешь. Разве что только на спине! Вот такая вот штука — жизнь!

— Фу, гадость! — надула губки я, наигранно демонстрируя своё отношение к интимной стороне жизни и разговорам о ней. — Ах, вот вы какая!

— Какая? — улыбнулась мне моя наставница по будущей столичной жизни.