Дикий батальон, стр. 22

Комбат откровенно скучал, позевывая и смотря на часы. Потом, видя, что мулла не собирается заканчивать, подошел к нам.

От него разило потом, грязным бельем и перегаром. Мы, конечно, привыкли к различным запахам человеческого тела, не один год в казарме прожили, но дух комбата ставил рекорды по вони. Было понятно, что из-за ожирения обмен веществ у него нарушен, но есть же вода в городке, есть мыло!

— С чего начнете? — спросил комбат.

— А вам бы с чего хотелось? — мы не хотели брать инициативу в свои руки. Пусть сам раскроет свои карты.

— Мне все равно! Лишь бы вы за две недели научили воевать этот сброд! — он небрежно ткнул пальцем в сторону строя.

— Вчера говорили — месяц.

— Ладно, месяц! Но только чтобы точно! С чего вы хотите начать?

— Можно со стрельбы, а затем перейти к окапыванию, перемещению на местности. Лопатки саперные МСЛ у вас есть?

— Не знаю, спросите у вашего приятеля! — он вновь ткнул пальцем себе за спину, при этом довольно хмыкнул.

Шутка, по его мнению, удалась.

— Вы обещали врача, — напомнил я комбату.

— Обещал — значит будет! Пока будете учить моих людей, я отправлю в больницу, где вы лежали, машину, пусть привезут доктора.

— А где занятия проводить?

— Места много.

— Стрельбища еще уцелели?

— Стоят. Там и стреляйте. Там места много, мне оно не нужно, так что можете там все развалить! Мне все равно!

— Нам тяжело ходить, — напомнил Виктор.

— Мне что, на себе вас возить? — комбат начал закипать.

— Хотите качественные занятия — обеспечьте транспортом.

— Будет вам транспорт, — комбат опять ехидно засмеялся. Тело его колыхалось. — Пора заканчивать, а то этот фанат Аллаха может целый день рассказывать сказки.

Комбат опять смачно сплюнул на асфальт, и пошел к мулле. Что-то сказал ему на ухо. Тот кивнул головой и еще минут десять что-то уже не говорил, а кричал, руки были постоянно подняты.

— Сильный дядька! — сказал я Виктору.

— С чего ты взял? Оттого что кричит громко?

— Нет, ты попробуй как-нибудь на досуге минут десять постоять с поднятыми вверх руками. Тяжело.

— Олег, он тренируется, чтобы в плен сдаваться! — у Вити было веселое настроение.

— Смотри, чтобы этот, как Нуриев его назвал «фанат Аллаха», не услышал, а то будет тебе «Хенде хох!»

Наконец слово вновь взял комбат.

— А сейчас первая рота идет на стрельбище, и поступает до обеда в распоряжение офицеров-инструкторов. Патроны у всех есть?

— Есть! — нестройно, в разноголосицу ответил строй.

— Круто! Они ходят на стрельбы со своими патронами, не надо никаких пунктов боепитания.

— Меньше формализма, с одной стороны — это лучше, но как-то настораживает.

— Посмотрим.

Комбат тем временем махнул рукой и что-то веселое сказал нашему телохранителю, когда тот подошел. Тот посмотрел на нас. Загоготал и побежал в сторону столовой.

Тем временем личный состав первой роты потопал в сторону стрельбища. Из-за столовой показался полудохлая лошаденка, запряженная в телегу, на ней, как вчера мы видели, вывозили пищевые отходы.

— Хороший транспорт нам комбат подкинул! — Витя кипел от злости.

— Спокойно, Виктор, спокойно. Будет и на нашей улице праздник. А так — все не пешком топать с твоими сломанными пальцами. Да и ребро мне много ходить не дает. Вот выздоровеем и уйдем отсюда подальше.

— Ты думаешь о том же?

— Постоянно. Копи силы. Сейчас и эта лошадь сгодится. Глядишь, может в бачках из-под объедков и выедем отсюда.

— Это мысль, Олег! Вонь можно потерпеть. Ради свободы я готов на многое.

— Тихо, а то охрана заметит. Это один из планов, там посмотрим. Сам тоже думай, замечай все, мотай на ус.

Тем временем мужичок подъехал на лошаденке к нам. Кинул замусоленную фуфайку на грязную телегу, мы взгромоздились и поехали. Охрана шествовала рядом, демонстративно брезгливо воротила носы от запахов, идущих от телеги.

Когда обгоняли ротную колонну, поднялось гиканье и смех.

Проехали через парк. Осмотрели огромные боксы. Там раньше стояла техника, много техники.

Потом добрались до стрельбища. Направлений для стрельбы было много. Сразу могло стрелять отделение. Мишенное поле было разрушено, Были видны следы выкапывания кабеля, рядом были остатки кострища, где этот кабель обжигали. Везде хватало мусора, в том числе и обломков досок, кусков картона. Когда подошла первая рота, мы подозвали командира, и сказали, чтобы он дал команду соорудить мишени. Тот что-то крикнул, и пять человек пошли их делать.

Мы вышли перед личным составом. Тут самое главное показать кто главный.

— Становись!

Голос должен быть жестким, никто не должен даже подумать сопротивляться. Плевать, что у них оружие, а мы здесь пленные.

— Слушать внимательно! Есть обстрелянные, с опытом боевых действий? Выйти из строя на пять шагов.

Вышло трое. Все подростки. И командир роты поднял руку вверх, показывая, что он тоже воевал.

— Кто охотник, спортсмен-стрелок, выйти из строя на три шага.

Вышел один человек.

— Кто умеет стрелять из автомата, поднять руку.

Тут строй заржал, и все подняли руки.

Понятно, зазнайки. Придется, видимо, им объяснять и принцип полета пули, основы стрельбы.

— У кого пристреляны автоматы, поднимите руки.

Подняли лишь те пацаны, что воевали.

— А зачем его пристреливать? И так все ясно! — донеслось из строя.

— Что тебе ясно?

— Автомат, что его пристреливать!

— Хорошо! Выходи из строя!

Тот вышел, лет тридцати мужик, глаза веселые, невысокий.

— Дай автомат!

Он протянул оружие, я отстегнул магазин, отдал ему, снял с предохранителя АК, передернул затвор, оттуда вылетел целый патрон! Круто, они так перестреляют и друг друга и нас заодно. Снял крышку ствольной коробки. Бог мой! Там было полно заводской смазки.

Я подозвал командира роты и показал ему это.

— Ты понимаешь, что это смерть твоим бойцам?

— Да ну!

— Смазка густая, сейчас набьется сюда пыли, и будет «Да ну!», заклинит и все! Такая ерунда у всех?

— Наверное, они оружие только на днях получили.

— Ветошь есть?

— В казарме найдется.

— Веди туда своих людей и занимайся чисткой оружия! А после обеда продолжим, сам проверяй, гоняй их. Другим ротным скажи, чтобы тоже почистили. А сюда отправь тех, кто почистил, пусть мишени изобразят.

Ротный увел роту в казарму. Полудохлая лошадь привезла нас в казарму, и мы спокойно улеглись на свои койки. Дверь распахнулась, а мы только начали засыпать! Что за сволочь!

На пороге стоял мулла.

— Сейчас вербовать будет в свою веру! — прошептал Виктор.

Судя по голосу, он был готов разразиться длинной тирадой в адрес священнослужителя.

— Тихо, и не вякай!

— Можно войти? — мулла был до приторности слащав.

Не люблю таких. От них можно любой пакости ждать.

— Конечно, проходите.

Мулла разместился на табурете. Он внимательно оглядел нас. Теперь на носу у него были очки в оправе желтого цвета, очень похоже на золото. В руках у него были четки из янтаря, скреплены они были нитками желтого с черным цвета. Лицо его прямо светилось благочестием, умиротворенностью.

Эх, мулла, мулла, мне бы твои проблемы! Бородка у него была маленькая, клинышком, ушки торчали «топориком», чалма опиралась на них. Зато весь он был такой чистый, наглаженный, до того карамельный, что аж противно! Лет ему было около сорока, но смотрелся он лишь на тридцать. Видать жизнь не тяжелая.

Он сидел, блаженно улыбаясь, перебирая медленно четки. Вот только глаза его не соответствовали этой умильной мине, они постоянно были в движении, обшаривали наше жилище-узилище, на наших лицах они не останавливались, а как бы «мазали» мимоходом. Казалось, что взгляд у него осязаемый, такой же липкий и приторно-противный как он сам. Пауза явно затягивалась.

Часть седьмая