Ценою крови, стр. 40
Впрочем, размышлять было некогда: слишком много дел по дому. Вон уже коровы мычат — доить пора.
Барби решительно обратилась к дочерям:
— Нам нужно поесть. Понимаю, что кусок в горло не лезет, но мы должны беречь силы. Управимся с коровами — и позавтракаем. Потом отогнать их надо на пастбище. Этим ты займешься, Даниэль. А мы с Солей понесем передачу. Они, наверное, все голодные. Еще одеяла надо захватить — хотя, быть может, их все-таки отпустят…
Солей не могла понять, как это мать может сейчас думать о таких обыденных вещах: принести дрова, помешать в котле, пересчитать одеяла, чтобы на всех хватило… А Барби просто хваталась за все это, чтобы отвлечься, не сойти с ума…
Но еще больше, чем за свое, она боялась за душевное здоровье мужа. Эмиль любил землю так, будто это было живое существо, еще больше он любил свою семью, а теперь у него — ни того ни другого, и он ничего не может с этим поделать. Ведь у него сердце разорвется! Нет, она должна быть сильной ради него; теперь ее очередь поддержать мужа.
Женщины Гран-Пре сплошной цепью окружили церковь. Было тихо, даже плакали они беззвучно. Передачи солдаты принимали, но кому они попадали и попадали ли вообще — Бог знает. К изгороди близко женщин не подпускали, так что увидеть узников, которых порой выводили во двор церкви, не было никакой возможности.
Барби попыталась было заговорить с охранником у калитки и впервые пожалела, что так упорно отказывалась учить язык завоевателей.
— Мой внук там, — сказала она. — Анри Сир, ему только четыре. Его-то зачем там держать? Отпустите хоть малыша!
Солдат, по возрасту годившийся ей в сыновья, посмотрел на нее как на какую-то букашку.
— Я не имею права кого-либо отпускать, — произнес он без всякого выражения.
— Тогда я буду говорить с вашим командиром!
Солдат равнодушно пожал плечами:
— Сколько угодно! Вон очередь желающих стоит — сотни две, становитесь в хвост. Все равно ничего не добьетесь.
Он был прав. Те, кто попали на аудиенцию к полковнику, вернулись с пустыми руками.
— Говорит только, — сообщила побывавшая у него мадам Бланшар, — что, когда подойдут суда, нас всех погрузят и все мы будем вместе. А до этого — ничего. Я ему говорю: отец старый и больной, а ему хоть бы что. Да им только лучше, если он помрет: место освободится.
Солей дотронулась до плеча матери.
— Ну их совсем! Ничего не поделаешь. В конце концов, Анри там с Пьером и папой. Они о нем позаботятся.
Барби поколебалась, вздохнула:
— Наверное, ты права.
Переговорив с некоторыми из собравшихся женщин, она решила, что оставаться здесь бессмысленно.
— Мы им тут ничем не поможем, — сказала она. — А дома дел полно…
И они направились обратно, к своей усадьбе. По пути большей частью молчали — о чем тут говорить!
В воскресенье, седьмого сентября 1755 года, в гавань у селения Гран-Пре прибыло еще пять судов. Всего их стало, таким образом, восемь. Все надежды жителей Акадии, что англичане просто пугают их, а в конце концов смилуются над ними, рассеялись окончательно. Единственное, что, как говорили, задерживает высылку, — это нехватка судов. По мнению полковника Винслоу, восьми судов было явно недостаточно.
Каждый переживал беду по-своему. Барби вся ушла в хозяйственные заботы. Даниэль пыталась ее урезонить:
— Ну какой смысл, мам? Они же все равно все отберут! Пусть сами и заботятся, чем будут зимой питаться!
Барби ответила ей обманчиво-спокойным, ровным голосом:
— Почему же скотина должна страдать? Кроме того, все-таки чем-то руки да и голова заняты…
— Может, близнецы, когда вернутся, придумают, как выручить папу и остальных…
— Вдвоем — против всей их армии? Даже если Реми с ними будет, что они сделают?
Даниэль закусила губу.
— Не понимаю, почему они сложили свои мушкеты. Почему?
Барби все тем же тоном ответила:
— Твой отец — мирный человек, и честный к тому же. Он и представить не мог такого коварства. Он ведь так старался вести себя, чтобы англичанам не к чему было придраться.
Глаза Даниэль сверкнули боевым огоньком.
— Близнецы были правы! Надо было браться за оружие, вместе с индейцами!
Ни Барби, ни Солей на это ничего не ответили. Поздно: после драки кулаками не машут…
Если бы не ребенок под сердцем, Солей была бы готова скорее умереть, чем так жить. Тело болело от непривычного тяжелого труда — теперь приходилось выполнять и мужскую работу, но эта боль была ничто в сравнении с болью в душе.
Она больше не плакала. И не молилась тоже. Как она может говорить "боже милостивый"? Где же его милость?
И вдруг однажды днем произошло событие, которое чуть было не поколебало ее гордыню. Явился Пьер. Солей первая его увидела; она как раз тащила два ведра с водой для большого котла — мать не нашла ничего лучшего, как заставить их заняться стиркой: мол, на судне, в море, с этим ничего не получится, значит, заранее надо запастись чистым бельем. Глупость, конечно.
Но появление Пьера, как оказалось, не сулило ничего хорошего. На вопрос матери: "Где отец, где остальные?", он ответил как-то тоскливо-безнадежно:
— Там. Они решили отпустить по одному мужчине от каждой семьи — чтобы дома все подготовить, собрать вещи и прочее… к прибытию кораблей. Всего одиннадцать их должно быть… Знаете об этом?
На лице Барби отразилось беспокойство.
— Как отец?
Пьер отвел взгляд.
— Ну, как он может быть? Присматривает за дедом и Анри. Передал вам всем привет, молится за вас…
— А что с дедом? Заболел?
— Да нет, но ему тяжело, конечно. Кости негде погреть, еда — только то, что вы приносите, холодная причем… Коньячок бы поддержал, но все спиртное солдаты забирают, так что не приносите… Табаку захвачу, все-таки радость ему, если не отберут тоже… — он осмотрелся. — О близнецах ничего не известно? О Реми?
— Нет, — ответила Солей.
Пьер вздохнул. Как же он изменился! Щетина отросла, похудел… И, видимо, не мылся с тех пор…
— Ну, наверное, и к лучшему. Спрятались где-нибудь в лесу, выжидают…
— Чтобы освободить вас всех? — подхватила Даниэль с надеждой.
Пьер покачал головой:
— Нет ни малейшего шанса! Если бы мы не подчинились их приказу, если бы даже собрались, но не сдали оружия — тогда еще можно было бы бороться… А сейчас с голыми руками против их штыков и мушкетов? Нас надули. Я знал, дурак, что напрасно отдаю свое ружье, но отец считал, что мы должны все мирно уладить. Вот и уладили…
— Но они же отпускают вас, значит, еще не все потеряно! — стояла на своем Даниэль.
— Отпускают партиями по двадцать человек. Причем, если кто-нибудь не вернется, будут наказаны его родственники, если вся семья уйдет, то соседи. Круговая порука! Связали нас по рукам и ногам!
Что тут скажешь? Барби нашла, как она считала, нужные слова:
— Давайте вознесем молитву господу нашему, дабы он помог нам!
Солей упрямо возразила:
— Пусть он вернет мне мужа, тогда я поверю, что он заботится о нас!
— Он заботится! И возблагодарим его за то, что послал нам Пьера!
С этими словами мать опустилась на колени. За ней последовали Пьер и Даниэль. Солей не двинулась с места и молча стояла все время, пока они молились.
34
— Ну, мне поторапливаться надо, а то других задерживаю, — говоря это, Пьер еще крепче прижал к себе сына. — Отец тут велел кое-что передать… — Голос его сорвался. — Насчет хозяйства, дома.
Какой дом? Какое хозяйство? Его Авроре повезло, что не дожила до такого кошмара.
— Ну, вы в общем-то, наверное, все знаете. Отец боится, что если они разрешили взять с собой деньги, то наверняка для того, чтобы отобрать… Большинство считает, что их спрятать надо — до возвращения.