Ценою крови, стр. 26
Эмиль и Барби молились, чтобы Реми и Солей поскорее пересекли перешеек Шинькето и оказались в безопасности.
Еще говорили, что Ле Лутр и его дикари находятся далеко, в недоступных англичанам местах, что набеги на английских поселенцев совершают индейцы или люди, одетые в индейскую одежду и раскрашенные как индейцы…
За ужином Эмиль пресекал все разговоры на эту тему. Он не замечал, с какой тревогой посматривает на него Барби. После отъезда Луи и Солей он постарел на десять лет. Он стал нетерпим к новостям из внешнего мира. У Барби сжималось сердце. Мадлен, наверное, уже родила. Но не было никакой возможности узнать, жив ли ребенок. А Солей… ее, Барби, самое желанное дитя, дочь, после стольких сыновей… ее самый верный друг. Солей и ее красивый Реми. Возможно, дочь беременна. У Барби может быть внучка, которую она никогда не видит…
Когда Барби становилось совсем невмоготу от таких мыслей, она опускалась на колени и начинала молиться.
Солей не была беременна. Вскоре после свадьбы она опять увидела у себя кровь. Она так расстроилась, что чуть не плакала, пока Реми не спросил у нее, что случилось.
— Я так надеялась… Это все ежедневная ходьба… Может быть, все дело в этом? Я надеялась, что сейчас-то все должно было получиться…
— Знаешь, может, и к лучшему, что это не произошло так скоро, — произнес Реми. — Нам предстоит еще долгий путь, а женщинам лучше не пускаться в путешествия в таком положении.
Реми был прав. Солей сразу же вспомнила Мадлен.
— Ты не думаешь, что все дело во мне?
— В тебе? Ни за что. Ты — совершенство, — сказал Реми, целуя ее. — Не беспокойся. Придет время, и все получится.
— Но ведь мы занимаемся любовью почти каждую ночь…
— А иногда и утром, — радостно согласился Реми. — И я никогда не устаю от этого. Не беспокойся, однажды мы сделаем все как надо, ты увидишь… Нужно только немного попрактиковаться…
Был уже полдень, и они остановились перекусить на маленькой поляне. Реми посмотрел на Солей и лукаво улыбнулся.
— Чем больше мы будем практиковаться, тем скорее у нас получится, — он обнял Солей.
Солей нравилось, когда Реми касался ее. Никогда ни с кем она не была так счастлива. Ей еще бывало немного не по себе, когда Реми занимался с ней любовью при свете дня. Но и это уже не имело значения. Ей хотелось закрыть глаза и разрешить ему делать с ней все, что он пожелает.
Но все же она продолжала немного беспокоиться. Мадлен забеременела в первую брачную ночь. Были люди, которые могли точно вычислить время, когда произошло зачатие. За такими вещами внимательно следили, и начинались пересуды, если первый ребенок появлялся на свет на несколько дней раньше.
"Уж меня-то не в чем подозревать", — подумала Солей. И вообще, сможет кто-нибудь из тех, кто был на ее свадьбе, точно определить дату зачатия ее ребенка.
Но все эти мысли приходили и уходили, и Солей решила, что не стоит расстраиваться из-за вещей, которые от нее не зависят. Тем более что она была так счастлива с Реми…
На северной оконечности Шиньекто-Бей они опять сели в каноэ…
А однажды вечером, когда они жарили на костре мясо, Реми взглянул на нее и усмехнулся.
— А сейчас, мадам Мишо, мы находимся в Канаде.
— Далеко от англичан? — спросила Солей с надеждой.
Они продолжали путь к Квебеку. Солей совсем истрепала мокасины — свадебный подарок Реми.
— Они были так красиво расшиты, — огорченно проговорила Солей.
— Я знаю человека, который сможет их починить, — сказал Реми. — Бегущая Лань делает это очень искусно.
В том, как он произнес эти слова, не было ничего особенного. Но что-то насторожило Солей. Бегущая Лань? Он никогда не упоминал это имя раньше. Возможно, Бегущая Лань была очень давним другом Реми. Или больше, чем другом?
Солей знала, что до того, как они встретились, в жизни Реми были женщины. И как могло их не быть? Ему уже двадцать четыре года, он достаточно красивый мужчина, чтобы вогнать в дрожь любую женщину. Солей почувствовала ревность, но у нее не хватило смелости спросить Реми о Бегущей Лани.
Ночью, когда они занимались любовью, он сказал:
— Сегодня, я думаю, мы сможем сделать все, как надо. И это будет прекрасно, — он положил руку на ее живот. — Сегодня ночью, я полагаю, мы сделаем нашего ребенка.
22
— Вечером, — сказал Реми, — мы будем в селении моих друзей — Рассерженных Вод и Молодого Бобра. Мы проведем там целый день, я познакомлю тебя со всеми, и мы отдохнем перед следующим броском. Это у них я храню запасы меха.
— Значит, теперь наши узлы станут тяжелее, — сказала Солей, разминая уставшие мускулы.
— Да, нам предстоит еще тащить их на себе вокруг Больших Водопадов. Река слишком опасна, чтобы рискнуть плыть по ней, — он усмехнулся своей ставшей уже привычной усмешкой и продолжил незаконченный разговор: — Это будет проявлением уважения друзьям. Никто не сделал для меня так много, сколько сделали Рассерженные Воды и Молодой Бобер. Это посещение будет выражением моей признательности.
— А что конкретно нужно будет делать? — спросила Солей, размышляя, что потребуется от нее лично.
— Выслушивать их истории, даже если ты уже слышал их много раз раньше, раскуривать с ними трубку, пробовать их еду, ночевать в их вигвамах, одаривать их подарками.
— Ты привез подарки всему селению?
— Только моим близким друзьям — Рассерженным Водам и его сыну, Молодому Бобру. И, — добавил Реми, поколебавшись, — Бегущей Лани.
"Вот откуда не оставлявшая меня тревога", — подумала Солей. Предчувствие не обмануло ее. Бегущая Лань. Было что-то неуловимое в том, как он говорил о Бегущей Лани. Солей постаралась спросить как можно безразличнее:
— Какие подарки ты привез?
— Трубку для моего индейского отца, Рассерженных Вода, нож для моего брата, Молодого Бобра. И оловянную ложку для Бегущей Лани.
Солей сглотнула комок.
— Где ты достал оловянную ложку? Ведь это довольно редкая вещь. И ценная.
— Я купил ее в Луисбурге, — ответил Реми.
"Ведь он уже был у своих друзей после того, как покинул Луисбург прошлой весной, — думала она. — Почему он не отдал ложку тогда?"
Они добрались до селения далеко за полдень и сразу услышали крики приветствий и увидели людей, бегущих им навстречу.
Даже здесь, за много миль от ближайшего французского поселения, микмаки носили одежду из тканей, изготовленных на фабриках Европы и Канады. Они покупали ткани у белых торговцев, украшали их своими традиционными орнаментами из птичьих перьев, бус и оленьего меха, красили в различные цвета и включали в рисунок привезенные из Франции ленты и тесьму.
После недель, проведенных на тропе, Солей почувствовала себя неловко в своей практичной простой юбке, блузе, фартуке и чепце — традиционной одежде женщин Акадии. У нее даже не было красной ленты в волосах.
Радость бегущих к ним индейцев свидетельствовала о том, что Реми желанный гость для них. Реми учил Солей языку микмаков, но они говорили быстро, и она с трудом понимала даже те слова, которые знала. Заметив это, индейцы перешли на французский язык.
Рассерженные Воды показался ей представительным мужчиной средних лет с выразительными, правильными чертами лица, умными темными глазами. Он с интересом смотрел на Солей, хотя почти не говорил с ней.
Маленькие дети таращились на них, а женщины, не стесняясь, рассматривали жену Реми.
"Кто же из них Бегущая Лань, — подумала Солей. — Девушка, для которой Реми привез в подарок оловянную ложку?"
Внезапно Солей увидела ее. Лицо девушки выделялось среди других неподдельным интересом к Реми Мишо и его невесте. "Она влюблена в Реми", — подумала Солей и неожиданно для себя ощутила вину. Бегущая Лань знает, что потеряла его, но она желает его; даже зная, что все потеряно, она его любит.
Солей не могла объяснить, почему она так уверена в этом. Просто она чувствовала это, глядя на прекрасное лицо влюбленной девочки. У Солей сжалось сердце. Нетрудно понять, почему Реми испытывал что-то особенное к Бегущей Лани. Она была женственная и привлекательная, и она была рядом с ним в ту зиму, когда он привез в их селение свои меха. Боль, настоящая физическая боль не отпускала Солей. "Нет, — подумала она решительно, — даже если Реми когда-нибудь и имел другую девушку, я ничего не хочу об этом знать".