Голливудские триллеры. Детективная трилогия, стр. 164
– Ты, конечно, представитель закона, но ты и мой друг…
В этот момент ветер снова пригнал тучу – и между мной и Крамли упала стена ледяного дождя.
– Ну и хрен с тобой! – проорал он. – Давай! Беги! Придурок малахольный! Пойдемте отсюда – или вам охота посмотреть, как из этого сортира вылетит его дурья башка? Мы ждем тебя внизу. Ты понял, слизняк смердящий?
– Погоди! – крикнул мне Фриц.
– И нечего годить!
Не выходя из кабины, Фриц бросил в меня фляжкой, и она стукнулась мне в грудь.
Я посмотрел на него долгим взглядом, продолжая стоять под проливным дождем и дрожать от холода. Наконец, Крамли, изрыгая ругательства, вылез из электромобиля. Теперь мы стояли друг напротив друга посреди бескрайнего похоронного поля. Позади – открытые железные ворота, впереди – открытая дверь гробницы… И дождь, который вот-вот вымоет из-под земли кости мертвецов. Я зажмурился и залпом выпил водку.
– Была не была… – прошептал я. – С богом!
– Придурок, – сказал Крамли.
Глава 46
Была темная грозовая ночь.
Как, опять? О господи…
Все по новой. Топот шагов, крики, молнии, гроза… Прошло-то всего несколько дней.
И вот на тебе!
Хляби небесные разверзлись, дождь льет стеной из темноты… А под дождем – я. Стою у холодной гробницы. А в гробнице – тьма и безумие. А может, и сама смерть.
«Стоп», – сказал я сам себе.
Контакт…
Где-то позади скрипнули ворота. В ответ им пронзительно взвизгнула кованая дверь.
Мы стояли у входа в мраморную гробницу, зная, что солнце скрылось навсегда. Вместо него пришел дождь – и будет теперь идти отныне и во веки веков…
Внутри склепа было темно. Только огоньки трех голубых обрядовых свечей подрагивали от сквозняка.
Мы посмотрели направо – на саркофаг в самом низу.
На нем было написано – Холли. Крышка отсутствовала, а внутри было пусто – если не считать толстого слоя пыли.
Мы перевели взгляды на одну полку выше.
Снаружи, в шуме дождя, сверкнула молния – и ей ворчливо ответил гром.
В ее голубом свете мы увидели, что на второй полке высечено в мраморе имя Молли. И снова нет крышки, а саркофаг пуст.
В открытую дверь захлестывал дождь.
Оставалось еще две полки с мраморными ящиками – предпоследняя и последняя, на самом верху. На них значились имена Эмили и Полли. Один саркофаг точно был пуст. Пытаясь побороть дрожь, я залез повыше и протянул руку, чтобы проверить верхний. Пальцы провалились в пустоту.
Ни Холли, ни Полли, ни Молли, ни Эмили. Ни тел, ни останков.
Молнии продолжали вспыхивать одна за другой.
Не отрывая взгляда от верхнего ящика, я приподнялся на цыпочки, как вдруг явственно услышал тихий вздох и сдавленный плач.
Я инстинктивно отдернул руку и оглянулся на Крамли. Некоторое время он не отрываясь смотрел на верхний саркофаг, а потом произнес:
– Дальше давай сам, стажер.
Наверху, в темноте, кто-то порывисто вздохнул.
– Хорошо, хорошо, – сказал Крамли, – уходим.
Они вышли наружу, где по-прежнему не смолкал шелест дождя. В дверях Крамли остановился – посмотрел на меня, как на умалишенное дитя, протянул мне фонарик, кивнул на прощание и ушел.
Я остался один.
Зашел внутрь. Выронил фонарик. Чуть не упал в обморок. Долго искал, нашел. И обнаружил, что луч прыгает по стенам в ритме ударов моего сердца.
– Это ты… – прошептал я. – Ты – там…
Господи, неужели все это действительно происходит?
– Это я… – прошептал я чуть громче. – Я все-таки нашел тебя…
– А? – отозвалось невидимое.
В проеме двери по-прежнему стояла стена дождя. Молнии вспыхивали, гром не отвечал.
– Констанция, – сказал я, обращаясь к темному силуэту на верхней полке, который тоже, казалось, был спрятан за пеленой дождя. – Ты слышишь… Это я…
Я назвал свое имя.
Молчание.
Я повторил его.
Господи… Нет, ну не мертвая же она! Только не это!
Хватит! Давай уже, выходи! Тень пошевелилась, будто пожимая плечами. Тень, у которой нет лица на том месте, где должно быть лицо… Я слышал ее дыхание.
А может, и не слышал. Только чувствовал.
– Что? – почти беззвучно прошептала она.
Я был рад любой жизни, любому ее биению…
– Меня зовут… – Я еще раз назвал свое имя.
– О… – отозвался сумрак.
Меня как будто вбросило в реальность. Из дождя в гробовой холод.
– Я пришел тебя спасти, – прошептал я.
– Да?
Или это просто облако мошкары вьется в темноте? Его не слышно, его нет… Нет. Ведь мертвые женщины не умеют говорить?
– Я уже сплю… – прошептал шепот. – Спокойной ночи…
– Не засыпай! – крикнул я. – А то не вернешься! Не умирай.
– Почему?
– Потому. Потому что я так говорю.
– Говори…
Вздох.
Господи, ну, придумай же что-нибудь, кретин!
– Говори! – сказала тень.
– Спускайся! – прошептал я. – Это место не для тебя!
– Для меня… – почти беззвучно прошелестел шепот.
– Нет!
– Да… – выдохнула тень.
– Я помогу тебе выбраться.
– Откуда? – спросила тень.
Внезапно ее охватил ужас.
– Их нет! Они ушли! – воскликнула она.
– Кто – они?
– Эти! Они должны были уйти! Скажи, они ушли?
Огромная молния пронизала землю, прямо в гробницу ударил гром. Я увидел, как сверкающий сад надгробных камней тонет в дожде… Как холодные потоки смывают имена и даты, написанные помадой на зеркале, фотографии со стен, в рамках и без, чернила с писем и рукописей, серебристые лица с кинопленок, экраны, на которых они беззвучно смеются… И все стекает в землю, в бездну, на тысячи километров вниз – фотографии, зеркала, кинопленки и еще кинопленки, еще зеркала, еще фотографии, имена, даты, имена, имена…
– Они еще там? – спросила тень с верхней полки склепа. – Там, под дождем?
Я окинул взглядом кладбищенский холм, где десятки, сотни, тысячи могильных камней лежали в траве под одним общим дождем.
– Их больше нет, не должно быть… – продолжала она. – Я думала, они уйдут насовсем. Но они стали стучать в двери, будить меня. Я уплывала в море к своим друзьям – морским котикам… Заплывала очень далеко, но когда возвращалась – они все равно поджидали меня на берегу. Ведь сплетники всегда свято помнят то, что ты хочешь забыть…
Она помолчала.
– Я не смогла от них убежать. И тогда мне пришлось убить их – по очереди, одну за другой… Кто они были такие? Разве они были мной? Это я, я их преследовала – а не они меня. Я находила их по очереди – где они похоронены… И хоронила их снова. Двадцать пятый год, потом – двадцать восьмой, тридцатый, тридцать пятый… Чтобы они остались там навечно. Теперь и мне тоже пора – лечь и уснуть навсегда. Иначе они снова заявятся ко мне в три часа ночи… Где я?
Повисла пауза, которую сразу же заполнил шелест дождя. Потом я сказал:
– Ты здесь, Констанция. И я тоже здесь, я слушаю тебя.
Она снова замолчала.
– Так они ушли? На море теперь спокойно? Я опять могу плавать… и не бояться?
– Да, Констанция, теперь они все похоронены. Ты это сделала. И все простят тебя за то, что теперь ты будешь Констанцией. Выходи.
– Зачем? – спросил меня голос с верхней полки склепа.
– Потому что… может, я скажу глупость, но ты нужна. Так что, пожалуйста, соберись с силами, а потом протяни мне руку, и я помогу тебе спуститься. Ты слышишь меня, Констанция?
Небо потемнело, свет померк. И только дождь все лил, размывая камни, надгробья и имена… Эти страшные имена – высеченные для вечной памяти, чтобы потом зарасти травой…
– Они правда ушли? – просвистел шепот.
– Да… – Ледяной дождь добрался и до моих глаз.
– Да?
– Да. На кладбище никого. Фотографии сорваны. Зеркала отчищены. Остались только ты и я.
Дождь заливал камни, уже наполовину скрытые в траве.
– Выходи, – тихо позвал я.
Дождь, который растворяет все: дороги, надгробия, камни, плиты, имена…
– И еще, Констанция…
– Что?