Лунный удар, стр. 10

Когда достигли кладбища, на Тимара неожиданно нахлынуло чувство одиночества, затерянности на чужбине.

Жозеф был затоплен, пропитан им настолько, что дышал с трудом, словно пронзенный стальным клинком.

Источник этого чувства он сам прежде искал в живописных видах, в пышных кронах кокосовых пальм, в певучести туземного говора, в мелькании черных тел.

Но сейчас было иное — ясное и приводящее в отчаяние значение слов: «Чтобы покинуть африканскую землю, нужен пароход. Он заходит сюда каждый месяц, и только через три недели — Франция!»

Было восемь утра. Желая уйти от самой страшной жары, все покинули отель «Сантраль» в семь часов. Но палило не солнце: накалены были почва, стены, все предметы. Человек самого себя ощущал источником жары.

Тимар лег в четыре утра. С минуты пробуждения его вновь наполнило чувство беспокойства.

Собрались лесорубы, Маритен и все постоянные посетители отеля. Как в провинциальном французском городке, отдельные группы расположились в нескольких шагах от двери. Единственное отличие заключалось в том, что все были в белом и на каждом пробковый шлем, даже на Адели, которая шла за гробом, одетая в свой обычный наряд.

Похоронные дроги заменил тот же грузовичок, что ночью возил их в лес. На этот раз машина была покрыта черным сукном.

Тронулись в путь по красной грунтовой дороге. Потом грузовик свернул на другую — узкую и крутую. По обе стороны от нее потянулись туземные хижины. Не среди них ли была хижина Марии?

Несмотря на жару, шли быстро, так как на малом ходу двигатель давал перебои. Адель одиноко шагала во главе, и походка у нее была самая непринужденная. Она оглядывалась вокруг, иногда оборачиваясь, как человек, идущий по своим делам.

Наконец прибыли на кладбище. Оно раскинулось на вершине холма, возвышавшегося над морем и городом.

Слева из леса вытекала река, и красное с черным судно, стоявшее на якоре, грузило лес.

Происходило ли это от чистоты воздуха? Несмотря на расстояние, можно было различить малейшие детали.

Глаз мог следить за движением плотов, влекомых крошечным буксиром. Слышался стук двигателя, захлебывавшегося тяжелым маслом. Звенели цепи, обхватывая бревна, скрипели лебедки.

А дальше — море. И без конца море, двадцать дней хода на всех парах до берегов Франции!

Были ли провожающие в самом деле на кладбище?

Здесь чувствовалась попытка отдать дань европейским обычаям. Виднелись две-три каменные надгробные плиты, несколько деревянных крестов. И все-таки это мало напоминало кладбище. Тут не было часовни, не было каменной ограды и решетки. Только изгородь из чахлых кустов с крупными фиолетовыми ягодами, но эти ягоды сами по себе лишь свидетельствовали об отдаленности от Европы. А земля была красная! На сто шагов дальше, среди голой пустоши, возвышались ряды прямоугольных холмиков, и на них — ничего: кладбище негров!

Посредине — гигантский баобаб.

Губернатор и другое начальство приехали в автомобиле и ждали, покуривая. Они поклонились Адели.

Приходилось спешить — нигде ни клочка тени. Церемонию сопровождал шум на большом судне, занятом погрузкой.

Пастор был в дурном настроении. Эжен Рено считался католиком. Но либревильский кюре двумя днями раньше отправился в поездку по стране, и английский пастор согласился его заменить.

Четверо негров опустили гроб в недостаточно глубокую могилу и мотыгами накидали на него землю.

Мысль, что когда-нибудь и его, быть может, зароют таким же образом, с отвратительной яркостью показала Тимару путь, пройденный им со времен Ла-Рошели.

Это не было кладбищем! Он был не дома!

Его клонило ко сну, болел живот. Он боялся жары, которая просачивалась под шлем и прикладывала пылающую головню к затылку.

Все провожающие вразброд двинулись в город. Тимар хотел идти один, однако рядом с ним оказалась долговязая фигура Маритена.

— Вы хорошо спали? — смущенно пробормотал тот. — Кстати, вас тоже вызывали? Губернатор, кажется, хочет присутствовать при допросах.

Тимар узнал улочку, где находился комиссариат. Рубашка липла к подмышкам. Ему хотелось пить.

Зала ожидания не было. Поэтому ограничились тем, что принесли стулья, расставили их на земле у веранды.

Но жар отражался ее стеной с такой силой, что нельзя было снять шлем.

Рассыльные-негры сидели на деревянных ступеньках. Дверь канцелярии оставалась отворенной, и было видно, как вошли туда губернатор и прокурор. Пишущая машинка стрекотала в другом конторском помещении.

Каждый раз, когда она останавливалась, долетали обрывки разговоров.

Адель пропустили первой. Лесорубы переглядывались, особенно когда можно было распознать почтительный голос губернатора, вежливо поздоровавшегося с ней.

— …Печальные обстоятельства.., извините нас.., необходимость выяснить.., неприятная история…

Все это отняло не более пяти минут. Послышался шум отодвигаемых стульев. Адель вышла, невозмутимо спокойная, спустилась по ступенькам и направилась к отелю.

— Следующий! — крикнул изнутри комиссар.

Буйу вошел, подмигнув приятелям. Пишущая машинка работала, и ничего не было слышно.

Лесоруб показался на веранде и пожал плечами.

— Следующий!

Тимар, сидевший в конце ряда, не решился попросить у слуги стакан воды.

— Она прежде была любовницей губернатора, — шепнул ему на ухо Маритен. — Это усложняет дело.

Тимар не ответил и только пересел на освободившееся место, когда до банкира дошла очередь и тот вошел внутрь.

— …уверены, что от полуночи до четырех часов утра никто не покидал зала?.. Благодарю вас.

Комиссар проводил Маритена до двери, окинул взглядом веранду и заметил Тимара.

— Вы давно здесь? Прошу вас, входите.

Его круглая голова лоснилась от пота. Тимар последовал за ним в канцелярию. Здесь в силу контраста с ярким светом улицы был полумрак и виднелись лишь тени людей. Одна тень сидела, раздвинув колени, у столика, заставленного стаканами.

— Вот, господин губернатор, господин Тимар, о котором я вам только что говорил.

Губернатор протянул влажную руку.