ЧАО — победитель волшебников (сборник), стр. 27
И тут же перед ним появился кувшин с родниковой водой.
— А получше ничего нет? — спросил Мудрейший из Мудрых.
На месте кувшина уже стояла бутылка «Крем-соды».
— Еще лучше…
«Крем-сода» исчезла, и появилась бутылка с надписью: «Пепси-кола».
— Ну, а лучшее из лучших?…
И тут перед Мудрейшим из Мудрых невидимая рука поставила прохладную бутылку московского хлебного кваса и прозрачную кружку. Отведав напиток, рекомендованный волшебными силами, Абдул-Надул зажмурился, глубоко вздохнул, прищелкнул языком и сказал:
— Клянусь свободным временем моего двоюродного дяди, который родился пенсионером, ибо всю жизнь за него работал его отец, лучшее, что придумали люди, — это ореховая халва, пуховая подушка и этот вот московский хлебный квас!…
Затем он сделал несколько затяжек из кальяна и спохватился:
— Да! Что ж это я? Нельзя лениться в таком деле! — Он хлопнул в ладоши и приказал: — Халвы!
Слуги принесли тяжелый ящик и распаковали его.
— Мне можно уйти? — спросил Попугай.
— Почему, Уважаемый?
— Вы же остаетесь здесь? Вас устраивает сладкая жизнь…
— Все может быть, но побудь еще, вдвоем веселее.
— Как вам угодно.
Одолев принесенную халву, Абдул-Надул приказал повторить… Потом еще и еще… Но настала минута, когда молчаливые слуги виновато развели руками в знак того, что запасы халвы иссякли.
— Так быстро? — расстроился Пожиратель Халвы. — Тогда нам и здесь нечего делать! Идем, Уважаемый!
6
Они вошли в помещение, похожее на больничную палату. Кругом — кровати со спящими людьми, а возле каждого на тумбочке — резиновые часы!
— Это что? — деловито осведомился Абдул-Надул.
— Здесь — любители поспать. У каждого свои резиновые часы, и они растягивают время по своему желанию.
— Идем, это не по мне. Я теперь совсем не сплю, однажды отоспавшись целую неделю.
7
Попугай повел Мудрейшего из Мудрых узким и столь низким ходом, что пришлось согнуться чуть не вдвое.
— Ну что ж, — сказал Абдул-Надул, — воздадим этим долгим поклоном должное твоему хозяину, Уважаемый.
Но вскоре Попугай почему-то пропустил Великого Рассказчика вперед. Дул сырой ветер, сверху капала вода, а стены подземелья лаково поблескивали влагой.
— Так можно и простудиться, — недовольно буркнул Абдул-Надул, плотнее запахивая халат.
— Уже скоро… — подбодрил его Попугай.
— Мужчина есть самое нежное создание аллаха и нуждается в заботе, как цветок, Уважаемый. Он неутомим лишь в бою и в беседе…
Но тут Абдул-Надул вышел на светлую цирковую арену с высоким куполом и, кряхтя, выпрямился. Откуда ни возьмись, на манеж выскочил могучий косматый лев да так зарычал, что облачко пыли вмиг окутало его. То ли от неожиданности, то ли потому, что действительно схватил простуду, Великий Рассказчик оглушительно чихнул. Лев дрогнул, поджал хвост и трусливо покинул место столь неудачной для него встречи.
— Куда ты?! — крикнул Абдул-Надул. — Не бойся, я не ем сырого мяса!
— Вас не испугало его рычание? — подошел к нему Попугай.
— Надобно тебе знать, Уважаемый, что львы не умеют разговаривать шепотом.
— И вы не опасались, что он вас растерзает?
— Откуда мне знать, что у него на уме? Он же не успел слова сказать… А опасаться чего-либо следует лишь в том случае, если ты заведомо знаешь, что тебе угрожает, доказательством чего послужит случай, происшедший однажды. Некий Абдо-Абу-Ганифа, зять престарелого Али Келмета и сосед уважаемого ал-Фараби, сломал себе ногу, и дело до того осложнилось, что предстояло ее отнять. Но ближе сорока дней пути не было врача. И тогда взялся помочь только что приехавший из города плотник Агафи Юсуф, которого у нас еще мало кто знал. А больной думал, что Агафи врачеватель, и терпеливо молчал, пока тот работал пилой. Незнание, Милейший из Смотрителей, — это вечный источник храбрости… хотя есть множество и других…
8
Они пересекли манеж и попали в просторный подвал, наполненный золотом, серебром и драгоценными камнями.
— Вы можете взять с собой, сколько унесете, — разрешил Попугай.
— Всего не унесешь, — задумался Абдул-Надул, — а оставлять жалко. Потеряешь покой… Не у каждого есть такой красивый хвост, как у тебя, Уважаемый, а живут!
— Ну хоть немного, — настаивал Попугай.
— Знал я человека по имени Ибн Ассир Хуссейн. Всю жизнь он отказывал себе во многом и копил богатства. А в день, когда ему исполнился девяносто один год, за две минуты кто-то похитил его сокровища, Уважаемый…
Они благополучно миновали еще несколько испытаний. Абдул-Надул, не теряя бодрости духа, все шел вперед, и удивленный Попугай наконец спросил:
— Неужели вас ничто не привлекает до конца? Вы не проявили даже тоски по дому…
— Да будет тебе известно, Уважаемый, — сказал Абдул-Надул, — что мой дом это я сам! Чего ж мне тосковать, если я всегда с собой и при себе, точно улитка?! А большего я никогда не имел и не имею…
— Не все ведут себя так…
— И не везде встретишь такое сборище бездельников, — парировал Абдул-Надул, как ему показалось, очень ловко. — К чему вся эта коллекция твоему Кащею Бессмертному?
— Здесь все помогают хозяину, продлевают ему жизнь, — сказал Попугай.
— Как же это?
— Не задавайте лишних вопросов.
— Лишний вопрос — тот, на который ты уже имеешь ответ. Впрочем, если бы ты сам знал — был бы не Смотрителем, а Указателем…
10
Только в большом зале с коврами, подушками да расписными стенами Абдул-Надул попросил Попугая соорудить в центре возвышение с матрацем, подушками и кальяном, что было исполнено в одно мгновение.
— Присядем, — решил Мудрейший из Мудрых. — Ходьба — это лишь драгоценная оправа жемчужины отдыха…
Вдруг, появляясь из нескольких сводчатых входов, зал стали заполнять странные люди с бескровными губами и длинными ушами.
— Это кто? — спросил Великий Рассказчик. — Доносчики?
— Те, кому нечего сказать. Их Внутренний Мир необычайно убог. Они умеют только слушать.
— Замри, Уважаемый, — воспрянул духом Абдул-Надул. — Следовательно, это те, кого я жду всю жизнь?!
— Возможно…
— А много еще, Уважаемый, предстоит испытаний?
— Последнее…
— Тогда ступай и займись своими делами — теперь я нашел себя!
Попугай охотно исчез, а Правдивейший из Правдивых хлопнул в ладоши, привлекая всеобщее внимание, прилег поудобнее и приказал:
— Разделитесь поровну, чтобы одна смена отдыхала, а другая — слушала. Да побыстрее! Вот так… А сейчас, Дети Молчания и Внуки Внимания, я с удовольствием начну наполнять вас, Пустые Сосуды, твореньями своего ума. Главная радость в моей жизни — это музыка собственных рассказов. Я родитель и палач толпы слов! Говорить — это мое хобби… И это — тоже свидетельство моего ума! А чем дольше я говорю, тем больше надежды, что изреку истину, недоступную молчаливцу.
Отныне Великий Рассказчик творил бессонно, никем и ничем не сдерживаемый, поощряемый беспредельной покорностью слушателей.
Глава шестая
В ДОМА НА ЛЕСНОЙ
1
Разумеется, в нашем повествовании уже накопилось немало чудесных происшествий, и все же самым необъяснимым — для меня, по крайней мере, оказывается то, что никто в школе и в доме № 6/80 по улице Лесной, в квартире профессора Чембарова, не интересовался судьбой Мур-Вея! Такое было впечатление, будто мальчика Саши Муравьева, облик которого принял волшебник, не существовало вовсе. Может быть, сам Мур-Вей захотел исчезнуть из памяти своих друзей? Но как могли в Политехническом музее позабыть, что у них похитили лучших роботов? Ведь мы-то знаем, что в этом похищении Мур-Вей не повинен и, следовательно, не стал бы принимать каких-либо защитных мер. Тем не менее это было так — все молчали, будто заколдованные. А может быть, их и вправду кто-то заколдовал?…