До самой сути, стр. 24

— Кого, например?

— Одного из ковбоев. Это проще, и после им не приходит в голову предъявлять права на нее.

— То есть людей вроде Рауля?

— Рауль тоже через это прошел.

Зачем она рассказывает все это, да еще сегодня, когда он по уши в дерьме?

У него мелькнуло подозрение, он уголком глаза посмотрел на жену, и машина показалась ему аквариумом.

Неужели с Норой такая же история?

— Лил очень от этого страдает.

Он едва не спросил: «А ты?»

Он ведь переживает сейчас один из тех моментов, когда человек чувствует, что способен все понять. Он не рассердился бы на жену за правду. Во всяком случае, пока что.

Его удержала своего рода трусость. Он взмок от пота.

В голове шумело. От непрерывного сверкания молний болели глаза, при каждом раскате грома в приемнике начинало трещать, и Пи-Эм ограничился тем, что пробормотал:

— Выключи радио, ладно?

День был не такой, как обычно. Решительно не такой.

Этот день…

Ему хотелось разрыдаться.

8

Мрачное предчувствие появилось у Пи-Эм в тот момент, когда им удалось наконец переправиться через Джозефину. Они почти два часа ждали, пока схлынет вода, но она все равно доходила до ступиц колес, и Эшбриджи не без труда выбрались на берег; камни скатывались вниз, и машина скользила.

Отъехав метров на сто, они услышали два коротких гудка, и Пи-Эм непроизвольно вздрогнул; сегодня он вообще был не в своей тарелке.

— Это Фолк, — сказала Нора, протирая окно со своей стороны. — Ответь ему.

Пи-Эм в свой черед два раза нажал на клаксон. Такая вежливость — обычай долины. Ночью здороваются с помощью фар.

— Он, кажется, едет взглянуть на реку.

— На грузовике?

О Фолке говорили редко но той простой причине, что о нем нечего было сказать. Сейчас он вылез из принадлежащей ему лачуги, сел в свой красный грузовик и, похоже, ведет его почти следом за машиной Пи-Эм.

Хотя Фолк и держит скот, он все-таки не то что настоящие владельцы ранчо. Года три-четыре тому назад он прибыл в здешние края со Среднего Запада — не то из Огайо, не то из Калифорнии. За грузовиком его катился спальный прицеп серебристого цвета.

На родине Фолк, вероятно, работал автомехаником, возможно, был даже совладельцем небольшого гаража — деньги у него водились.

Прежде всего они с женой осуществили мечту всей жизни — прокатились по Тихоокеанскому побережью: от Сан-Франциско до мексиканской границы. Потом надолго расположились со своим прицепом у входа в один из каньонов. Фолк был здоровенный мужчина необъятных размеров, жена его — маленькая смуглянка.

В один прекрасный день стало известно, что Смайли сдал ему в аренду несколько тысяч акров и двухкомнатный домик, давно уже пустовавший.

Вот почти и все, что знали о Фолке. Жена его прониклась к долине отвращением и уехала обратно. Он жил один.

Сам исполнял обязанности ковбоя, сам стряпал. Стряпал — это, конечно, просто так, для красоты сказано: у него на задворках всегда возвышалась груда консервных банок.

Пембертон, а он в таких вещах разбирается, утверждал, что Фолк — прирожденный скотовод. Вечером в субботу, никогда по будням, Фолк отправлялся в Тумакакори, вваливался в бар, набитый индейцами и мексиканцами, напивался и все воскресенье проводил в постели.

Почему Пи-Эм сразу взбрело в голову, что два гудка Фолка означают не обычное «Привет!», а что-то другое?

Правда, в этот момент он проходил критическую точку похмелья. В голове шумело слабее, чем утром, но он испытывал недомогание, выражением которого в плане нравственном был приступ пессимизма и отвращения к себе.

К реке он направился только потому, что в этот час туда едут все — такова традиция; к тому же после вчерашнего он был просто обязан показаться на людях — еще подумают, что он прячется.

На берегу Санта-Крус, опять разбухшей от вод Джозефины, вскипавшей крупными пузырьками воздуха, собралось пять машин. Лэрри Ноленд стоял рядом со своей.

В сумерках Пи-Эм не сразу разглядел Лил. Он подошел к ее мужу с твердым намерением сделать то, что полагается делать в таких случаях.

— Извините меня за вчерашнее, — начал он. — Я знаю, что перебрал.

Лэрри, глаза у которого были тоже мутные, а щека вздулась, протянул ему руку и ворчливо, но искренне буркнул:

— Оба были тепленькие.

— Надеюсь, Лил не очень на меня сердится?

Вот тут он заметил, что она рядом.

— Хватит об этом, Пи-Эм, ладно? Оба вы идиоты.

Нора в машине?

В эту минуту подкатил красный грузовик Фолка, и Пи-Эм опять почему-то стало не по себе. Бывший автомеханик слез с сиденья и медленно, словно боком, стал продвигаться к стоявшим: он ведь не из их компании. Человек он был, видимо, застенчивый. Будь здесь Кейди, Фолк непременно обратился бы к нему. Теперь же, наткнувшись в полутьме на старого Поупа, он без всякого выражения, словно прощупывая собеседника, бросил:

— Странно получается. Ко мне сегодня кто-то залез.

— Тебя обворовали, Фолк?

— Не знаю, называется ли это обворовать, но кое-что взяли. Во-первых, вытащили из холодильника четыре бутылки пива, выпили, а посуду оставили.

Почти никто не засмеялся.

— Кроме того, этот тип унес нераскупоренную бутылку виски, у меня всегда одна в запасе. И еще початую ливерную колбасу.

Пи-Эм подошел поближе, не собираясь, однако, вступать в разговор.

М-с Поуп осведомилась:

— В котором часу это было?

— Точно не скажу. Около одиннадцати я поехал верхом на холмы — надо было пригнать двух кобыл. Вернулся примерно к четырем. Вода в Джозефине уже поднялась, и я долго провозился, переправляя лошадей. Значит, это было между одиннадцатью и четырьмя. А утром кто-то бродил около моего дома. Похоже, он сейчас где-нибудь поблизости.

Собравшиеся украдкой поглядели на Пи-Эм, и он равнодушным видом отошел к своей машине, из которой Нора так и не вылезла.

— Ты уверен, что больше ничего не украли?

— Деньги дома я не держу.

— А оружие случаем не взято?

— Не смотрел. У меня в ящике ночного столика всегда лежит револьвер, но я ни разу его не доставал.

— Крупного калибра?

— Да, кольт. Он у меня еще с армии.

Вот как обстояли дела к семи вечера, когда уже темнеет. Пи-Эм не мог сказать точно, кто был у реки, но все-таки разглядел светлую, почти белую шляпу Пембертона и большой «крайслер» супругов Смайли.

Когда он влезал к себе в машину, оттуда выскочила Лил: она все время болтала с Норой.

— Слышала? — спросил он жену.

— Про колбасу? Да.

Хотя все вели себя довольно спокойно, нетрудно было сообразить, что обсуждение происшествия на этом не кончится.

— Нам лучше вернуться домой.

Нора согласилась. Разумнее избежать слишком настойчивых расспросов об их вчерашнем приятеле.

В доме было сыро, везде гуляли сквозняки, и, щелкая на ходу выключателями — ему захотелось зажечь все лампы, — Пи-Эм инстинктивно обшаривал глазами каждый закоулок.

— Ты по-прежнему собираешься отправиться на поиски верхом?

— Да.

— Не забудь, у него с собой целая бутылка виски.

Советую первым делом поужинать. Ты же с утра ничего не ел.

Такое случалось с ними обоими довольно часто. Это лучшее средство от перепоя.

— Что тебе дать?

— Кусок ветчины и стакан пива.

Он опустился в кресло и сразу почувствовал себя по-настоящему больным; Нора собирала ужин и накрывала столик.

— Знаешь, что я думаю? Если ты выедешь сейчас, тебе обязательно встретятся машины и люди спросят себя: куда это он собрался? К тому же на улице хоть глаз выколи. Луна взойдет не раньше одиннадцати. Тогда и небо, может быть, прояснится. Я на твоем месте приняла бы две таблетки аспирина и поспала. Тогда всю ночь будешь свеж.

Вот так начали разворачиваться события. Пи-Эм разделся, проглотил аспирин, лег, поставил в головах будильник и мгновенно погрузился в омраченный кошмарами сон.