До самой сути, стр. 13
Достаточно «интересен»? Вот уж заработают языки после их ухода! Хитро придумано! Все выглядит так, словно Доналд не может ждать. Премило они, уходя, будут выглядеть, особенно Пи-Эм: ведь это же он ввел Доналда в здешнее общество; нет, не ввел — навязал.
Опять лило, но вокруг патио шла крытая галерея, куда не попадал дождь.
Метров через десять Доналд остановился, все еще не решаясь заговорить.
Чтобы дать ему прийти в себя, Пи-Эм раскурил сигару, и Доналд наконец выдавил:
— Мне надо позвонить Милдред.
— Адрес знаешь?
Доналд задыхался. Они стояли на середине галереи, и Пи-Эм казалось, что у брата головокружение: все его крупное тело била дрожь.
— Она там с ума сходит. Истратила последние деньги на разговор с Эмили.
Лицо у Пи-Эм было жесткое, но он молчал: лучше ничего не говорить, иначе он скажет слишком много — его прорвет.
— Она ждала меня гораздо раньше. Не представляла себе, что я могу так задержаться. Ей что-то приснилось, и она перепугалась.
Теперь еще и сны! Женские сны! Вот до чего дошло!
— Судя по всему, она и дети вот уже несколько дней попеременно дежурят около изгороди.
Может быть, даже стоят, уткнувшись в нее лицом?
Кто знает, не было ли там кого-нибудь из них вчера, когда Пи-Эм проезжал через ворота?
— Я должен ей позвонить.
— Номер знаешь?
— Ногалес, один-ноль-три. Это пансион для семейных. У них комната на четверых. Мальчик спит на коврике.
— Это все Эмили тебе рассказала?
— Да.
— Очень полезные сведения, не так ли?
— Что ты хочешь сказать?
Зачем углубляться? Их разделяет пропасть; он, Пи-Эм, и вся долина — с одной стороны; с другой — люди вроде Эмили, Милдред, мальчика, спящего на коврике. Очевидно, им зачем-то нужно довести Доналда до белого каления, хотя Доналд и без того способен на любые глупости.
И он таки наделает их здесь. А расхлебывать все — ему, Пи-Эм.
«Он должен перебраться. Понимаешь, должен…» — приказала Эмили.
По какому праву? Только потому, что прятала Доналда у себя? Пи-Эм сделал то же самое, и это особенно похвально: потерять он рискует больше, чем сестра; к тому же он не одинок — у него есть обязательства. Она дала Денег? Он тоже даст. Дальше что?
— Давай позвоним от тебя, ладно?
— А ты не можешь подождать, пока все разъедутся?
Вот тут Доналд взял безапелляционный тон, и взял решительно. Он произнес всего одно слово, и Пи-Эм мог бы поручиться, что в голосе брата прозвучала угроза.
— Нет!
Слово не вылетело — оно обрушилось. За ним последовал взгляд. Спокойный взгляд. Но до чего самоуверенный!
— Это не очень вежливо по отношению к Лил Ноленд.
— Я жду уже два дня.
— Тем более можно бы…
Нет, лучше уступить. Доналд способен ударить его прямо тут, в патио, и уж тогда у них действительно будет хорошенький вид.
— Идем…
Вот и все, что произошло. Вот так они провели день у Нолендов. Только теперь возникло кое-что новое: Пи-Эм испугался. Испугался уже не того, что Доналд сделает глупость или скомпрометирует его; нет, испугался по-настоящему — за себя, за свою жизнь.
Страх пришел к нему там, под дождем, у плавательного бассейна, по которому хлестал ливень, в патио, где то и дело тянуло почти холодным сквозняком.
Может быть, после завтрака, в кресле, он дал слишком много воли своим мыслям? А может быть, Дженкинс слишком хорошо его обслужил?
Доналд не выпил ни капли, только раз — да и то на мгновение — потянулся к стакану, но он был тверд как скала, и Пи-Эм сознавал теперь, что брат пойдет напролом, через любые препятствия.
Эмили не имела права посылать его сюда. Она обязана была понять. Для нее все просто: брат едет к брату. Она даже не догадывается, что они — люди разных миров.
Нет, еще как догадывается! Тон, в котором она говорила с ним, — лучшее тому доказательство. Она тоже угрожала.
Не взглядом, не напрягшимися мышцами, не кулаками, но все-таки угрожала — заранее, на всякий случай, не раздумывая даже, сделает Пи-Эм что нужно или нет.
«Он должен перебраться. Понимаешь, должен…».
Выпив, Пи-Эм порой раскисал. Он лучше, чем кто-либо, знал за собой эту слабость. Вот почему он никогда не забывал взглянуть на себя в зеркало. Но если даже недавно он был слегка на взводе, то теперь совершенно отрезвел. Тем не менее походка и весь его вид никогда еще не казались такими безвольными, как в эту минуту, когда он вернулся в гостиную вместе с братом, следовавшим за ним по пятам.
— Извините нас. Лил, Эрику Беллу, — он не без усилий вспомнил это имя, — нужно сделать несколько срочных звонков.
— Кто ему мешает звонить отсюда?
Она сообразила, что позволяет себе нескромность, и торопливо добавила:
— В спальне у Лэрри есть аппарат. Пусть Эрик запрется и звонит сколько угодно.
— Он должен посмотреть кое-какие документы, а они у меня дома.
Промах! Нора заморгала глазами. Ей-то прекрасно известно, что гость явился без всякого багажа.
— Еду с вами, — объявила она.
— Зачем? Мы скоро вернемся. Дела у нас самое большее на полчаса.
Пембертон, не прерывая игры, бросил издали:
— По пути спуститесь к реке: потом расскажете, как там.
— Договорились.
Пи-Эм поклялся себе удержаться, но не совладал с собой: проходя мимо кресла, в котором сидел до разговора с Эмили, он схватил свой еще наполовину полный фужер и осушил его одним жадным глотком.
Брат смотрел на него. Пи-Эм утер рот.
— Пошли.
Почему так встревожилась Лил Ноленд? Видимо, слишком уверовала в его выдумку и предполагает, что у Доналда после приезда к ним начался приступ.
Пи-Эм тоже испытывал страх, глухой, пока еще смутный и все-таки настолько сильный, что все тело его покрылось омерзительным потом.
5
В машине оба молчали. Через несколько минут Доналд услышит голоса Милдред и детей. Естественно, он собирается с мыслями, как верующий перед исповедью.
Еще один поворот, и дорога углубляется во владения Норы. Два столба, белый, всегда открытый шлагбаум, низкий барьер из рельсов — преграда для скота. Вверху щит с надписью золотыми буквами: «Ранчо М-М».
Всюду полная тишина, если не считать хлюпанья, с которым шины разбрызгивают лужи. Вопреки всем ожиданиям, первым заговорил Доналд. С таким видом, словно даже в такую минуту ему крайне важно получить ответ на свой вопрос, он осведомился:
— Это все Норино?
И как бы уточняя смысл сказанного, сперва посмотрел на щит, потом обвел глазами поля и горы вокруг.
— Да, Норино.
— От первого мужа?
Вместо ответа Пи-Эм лишь пожал плечами, и Доналд замолчал. Чуть позже оба вошли в пустой дом, запах и атмосфера которого полностью изменились за одни сутки потопа даже, так сказать, на вкус. Комнаты пропитались непривычной холодной сыростью. Со стен веранды капала вода, и по полу бежали ручейки. Подушки садовых кресел насквозь промокли.
Телефон стоял в гостиной, на самом виду, но кроме него были и другие аппараты: в спальнях у Норы и у Пи-Эм и еще один, на кухне.
— Позвонишь отсюда?
— Мне все равно.
— Предупреждаю: телефонистки, особенно в воскресенье к вечеру, когда у них мало работы, проявляют порой излишнее любопытство и слушают разговоры.
— Мне все равно.
— А мне нет, — парировал Пи-Эм. — Моя ногалесская контора — в двух шагах от «Белл-телефон». И потом, я-то останусь здесь, понятно?
С почти оскорбительным недоумением Доналд проронил:
— Я не собираюсь упоминать о тебе.
— Давай я вызову. Дело привычное.
— Минутку.
Уже довольно давно, почти с самого выезда от Нолендов, Пи-Эм чувствовал, что Доналд собирается принять какое-то решение; сейчас тот без колебаний направился к шкафу с напитками. Открыл его, как у себя дома, взял первую попавшуюся бутылку виски, посмотрел на брата.
Взгляд был твердый и недвусмысленный. Он означал: «Можешь делать что угодно — я все равно выпью».