Возвращение Арахны, стр. 79

«Очень похоже, – успел подумать Глуа, – что в долине Уидов кто-то кого-то сильно перепугал…»

В следующее мгновение он уже летел по Тёмной реке. Хвост еще не успел покинуть воду, а голова, миновав остолбеневших от испуга Карену с Арахной и отметив, что с ними все в порядке, оказалась уже перед входом в пещеру. Страж Тёмной реки моментально понял, кто кричал, кто испугался и кого нужно спасать. Паук даже ещё не успел опомниться, как Глуа смерчем взметнулся ввысь, разинув рот и выстрелил в чудовище многометровым языком, молниеносно спрятав многоногую громадину в недрах своего объёмистого желудка. А Глуа, раз уж поднялся так высоко, решил сразу не падать, а заодно обследовать замеченный им на лету вход в подземный лаз, который находился на скале неподалеку. Змей зацепился за выступ и пополз по карнизу. Вход в коридор был заделан прозрачной перегородкой. Кончиком раздвоенного языка он внимательно обследовал преграду.

– Раньше её не было, – отметил Глуа. – Значит, Гуррикап успел добраться до Тёмной реки и оградил лаз от непрошеных посетителей. Да, мастерства ему не занимать. Какой хитрый запор придумал, двойной!

Змей скользнул вниз и с головой погрузился в Тёмную реку.

Если бы Глуа оказался чуть-чуть внимательнее, он бы, наверное, не вернулся так быстро в свою водную колыбель. Или, скорее, гамак. Колыбель он покинул уже много тысячелетий назад. Водяной змей стал даже забывать, как она выглядела и где находилась.

Зато Арахнар, вернувшись к семье, оставленной на берегу, сразу обратил внимание на неестественную бледность своей обычно краснощёкой, кровь с молоком, подруги.

– Что случилось? – заволновался уид. – Из-за меня переживала? Так вот он я, цел и невредим!

– Ты-то невредим, – объяснила Арахна, – а вот маму этот паучище успел на лету царапнуть своей лапищей…

И впрямь, обе руки Карены перечёркивал багровый рубец. Если бы она не защитилась ими от пролетающей транзитом, из пещеры в Тёмную реку, многолапой напасти, паук вполне бы мог перечеркнуть всю её дальнейшую жизнь, острым когтем перерезав великанше горло.

– Ну-ну, – успокаивающе прогудел великан, – до твоей свадьбы, Арахна, все ваши царапины заживут. Пойдемте-ка, я лучше покажу, какой подземный дворец достался нам от этой гадины в наследство!

Пещера привела женскую часть семьи уидов в такой восторг, что вскоре об уколе шуа, доставшемся Арахне, и о царапинах паука, оставленных Карене в придачу к жилищу, обе они напрочь позабыли.

Долина обсыхала, порастала травой и кустарником, Тёмная река охотно делилась с уидами вкусной рыбой, пещера приобрела вполне обжитой вид…

Всё бы хорошо, но вот только Карена стала какой-то задумчивой. Она могла целыми днями сидеть у входа в пещеру, неподвижная, погруженная в забытье. Только руки мелко вздрагивали, а пальцы шевелились, как будто перебирали невидимую нить. Если же Арахнар или Арахна пытались вывести её из этого состояния, ух и доставалось им на орехи! Карена становилась прямо-таки злобной фурией.

– Ну, ведьма! – удивленно восклицал Арахнар и шёл ловить рыбу, от греха подальше.

– Мама родная! – всплёскивала руками Арахна и, подгоняемая явно незаслуженным подзатыльником, убегала подальше от пещеры искать себе развлечений более безопасных.

Но однажды Карена словно проснулась. Она достала из тайника Волшебную книгу и паутину, ранее аккуратно смотанную ею в несколько огромных клубков, и принялась что-то плести.

– Ну, наконец-то взялась за ум! – обрадовался Арахнар.

Он давно мечтал о сети, сплетенной из паутины. Износа бы ей не было! Именно для этого Арахнар и попросил тогда сохранить прочные нити.

– Уж больно мелки ячейки-то! – попытался он вмешаться в процесс изготовления невода. – Страж Тёмной реки, я думаю, не позволит мне всё вплоть до икры вылавливать. Это же не сеть, а прямо ковёр какой-то!

Но Карена взглянула на мужа так, что он сразу понял всё, что она думала и о нем, и о рыбнадзоре Глуа.

– Ковёр так ковёр! – покладисто согласился он.

И однажды на лужайке перед пещерой действительно расстелился, переливаясь на свету желто-красно-оранжевыми оттенками, огромный ковёр. Паучьей нити хватило даже на бахрому и кисти по его краям.

Карена, словно окончив заданный ей кем-то урок, сразу повеселела, стала если не приветливей, то хотя бы терпимей к членам своей семьи. Тем более, что и Арахнар, и Арахна наперебой нахваливали чудо-ковёр. Казалось, возвращаются старые добрые времена. Но наутро и Карена, и её ковер исчезли!

Конечно, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается!

Карена ткала свой ковер не день и не два. И подступилась она к нему не вдруг. Арахнар с Арахной и думать забыли, что когда-то паук в своем предсмертном полёте оцарапал Карене руки. И конечно, никто из них не связывал вдруг пробудившиеся способности Карены к ткачеству со злосчастной царапиной. А напрасно! Все это время паучий яд, занесённый в кровь великанши, исподволь менял её характер, прививал свои привычки, наклонности и способности. Что лучше всего умеет паук? Правильно, плести паутину! И это бы еще полбеды. Беда была в том, что паук плел свои сети из выделяемого им клейкого вещества вперемешку с живой пылью, которая подземными путями-ходами пробралась в паучьи владения. Карена стала двойной жертвой: как паука, так и пыли. Вкупе с природными способностями уида ко всяким-разным вредностям и Волшебной книгой с рецептами многих несчастий великанша превратилась в самую настоящую злую колдунью. И вот ночью, даже не оглянувшись ни на Арахнара, ни на Арахну, эта зловещая птичка упорхнула из клетки.

Послушный заклинанию полёта ковёр, как летучая гигантская мышь, взлетел над долиной Уидов. Впрочем, ковер был только крыльями этой мыши. Настоящей мышью была Карена, завернувшаяся в серый плащ, как в кокон, со зло поблескивающими в темноте глазками. Она направилась вниз по течению Тёмной реки. Если бы ковер полетел против течения, в Волшебной стране первой оказалась бы Карена, а не Арахна. И кто знает, какими бы несчастьями это тогда обернулось! Но ковер прибыл в Таурию. Может быть, потому, что именно там пласты вулканического туфа были насквозь пропитаны пылью? Яблоко, как магнитом, тянуло к яблоне?

Глуа взглянул на девочку и зверя, которые, как завороженные, слушали его рассказ. Девочка А и думать забыла бояться водяного змея, а уютно устроилась в гамаке, сооруженном Стражем Тёмной реки из двух переплетённых меж собой живых колец. Саблезубый тоже понял, кто был его настоящим врагом. И если он время от времени вздрагивал, обнажал клыки и выпускал когти, то не против змея, а при упоминании о живой пыли.

«Подумать только, – возмущался про себя Ахр, – ещё немного – и я, свободный охотник, мог бы, как Карена, стать приспешником этой ядовитой дряни. Она ведь посмела щекотать меня невидимыми хоботками этих кусак и кусал».

– А что же случилось потом? – умоляюще прошептала А.

Она переживала как за судьбу по-своему несчастной прапрапрабабушки Карены, так и за гномов Таурии, над которыми нависла грозная опасность.

– И не только нависла, – вздохнул Глуа, – а нежданно-негаданно приземлилась, можно сказать, прямо на их многострадальные головы. Ладно, слушайте дальше…

Колдунья против гномов

Гномы Таурии сладко спали в добротных каменных домах, убаюкиваемые скрипом колес Водяной и Каменной мельниц. Хитроумные мастера своего дела, которое их боялось как никого другого, и не подумали крутить-вертеть мельничные колеса вручную. Зачем, когда есть вода Тёмной реки, из жерла вулкана сама собой бегущая по котловине Таурии. Стоило только отвести ручей к лопастям Водяной мельницы, что любой ребенок по весне запросто делает, а дальше – дело техники! Мельничное колесо поднимало на самую верхотуру ведерки с водой и опрокидывало их в жёлоб. Вода весело неслась по жёлобу к лопастям Каменной мельницы, жернова которой жадно хрустели глыбами вулканического туфа, как изголодавшийся людоед косточками неосторожных путников, непрерывно выпрашивая: «Ну дайте же ещё! Ну что вам стоит!»