Трудности языка (СИ), стр. 9

— Да, сейчас. Почти закончил.

Но мама не уходит. Садится рядом в торце стола и смотрит, как я пытаюсь спасти свое задание по черчению.

— У тебя все хорошо, милый? Ты не заболел?

Так заметно? Но прежде, чем я успеваю что-то ответить, мама кладет свою ладонь на мой лоб, естественно, убрав волосы.

— Саша? — попал. Ей бы командовать ротой с такой интонацией. Но ведь с другой стороны, так и есть — нас трое, а она одна. — Мы, по-моему, этот вопрос обсуждали уже, и я категорически запретила прокалывать себе что-либо, — от заботливого тона не осталось и следа.

Открываю рот, чтобы что-нибудь возразить, но можно даже не пытаться. Она точно задавит все мои поползновения.

— Ты хоть представляешь, как это опасно?! Тем более, бровь! Мало того, что тебе могли задеть лицевой нерв, и привести к серьёзным проблемам, так еще и большинство страшных заболеваний передаются именно при подобных процедурах из-за не стерильности инструментов и халатности.

Дальше идет получасовая лекция об инородности и отторжении, о гепатитах и даже ВИЧ, о том, что это просто не красиво и никуда не годится, и чем я только думал. Просто молча киваю. Это самая подходящая тактика в подобных случаях. На секунду пробегает мысль, что бы мне пришлось выслушивать, если бы я признался, что гей. Даже представлять не хочется. Помню, когда мама проводила со мной разговоры о безопасном сексе еще в четырнадцать лет беспристрастным тоном медработника, мне на секунду показалось, что я не с мамой в комнате, а на лекции в поликлинике. Хотя там я, наверное, чувствовал бы себя куда как комфортнее. Так что о презервативах, их использовании и назначении я знаю уже столько, что сам могу лекцию прочитать. Только вот мои знания исключительно теория. Что касается нетрадиционной ориентации, то тут, вероятно, у моей мамы тоже найдется, о чем поговорить.

— …и чтобы завтра после уроков пошел в больницу и сдал анализ крови. Я сделаю направление.

Отлично. Поспешно соглашаюсь. Может, хоть это ее успокоит? Поднимается и выходит из комнаты. Вздыхаю. Так и знал, что получу. Но через несколько минут возвращается с металлическим судочком и кучей баночек.

— Ну, мам… — хнык.

— Не мамкай. Как глупости всякие делать, так ума хватает… — берет в руки и приподнимает мое лицо, поворачивая к свету.

— Будешь доставать? — как-то совсем обреченно спрашиваю я.

— Вот дать бы тебе хорошенько, — касается чем-то прохладным брови. — Сколько раз в день обрабатываешь? — нет, не мама — медсестра на работе.

— Два.

— Чем?

— Там какое-то название, с хлором…

— Хлоргексидин? — киваю. — Где взял?

— У тебя.

Она промывает ранку, что-то причитая и вздыхая о том, какие мы с Ванькой у нее бестолковые. Можно сказать, я отделался легким испугом. Правда, завтра все-таки придется идти сдавать анализы, но буря, судя по всему, миновала.

Четверг и пятница тянутся невыносимо долго. Ты все так же снишься мне ночью, утром я все также просыпаюсь со стояком, на уроках не могу сосредоточиться, а стоит услышать хоть одно испанское слово и меня просто клинит. Моя легкая форма сумасшествия. Ты. Между нами нет ничего общего, мы даже разговариваем на разных языках. И ты всего лишь мой репетитор, которым, по сути, и не должен был быть. Но это ты. И ты есть.

Наконец, наступает долгожданная суббота, и я вновь поднимаюсь в лифте на седьмой этаж. Мое личное седьмое небо, на котором живешь ты. Звонок в дверь и глубокий вдох перед очередной болезненно прекрасной пыткой длиною в час. Дверь распахивается, и я уже открываю рот, чтобы поздороваться, но мое приветствие застревает в горле. А вместо эйфории появляется ощущение непреодолимого разочарования.

Напротив меня стоит невысокая девушка. Русые с легкой рыжиной волосы заплетены в длинную косу, перекинутую через плечо. На ней джинсы и рубашка. Твоя?

— Привет, ты Саша, да? — звонкий мелодичный голос и множество веснушек на переносице.

Киваю, понимая, что моя сказка закончилась так же резко и неожиданно, как и началась. Без предупреждения и нагло наплевав на мои личные желания.

— Заходи, — улыбаясь, приглашает в квартиру.

Мир вокруг лишился разом всех своих красок, звуков и запахов. Стал серым и пресным. Таким же, как я сейчас чувствую себя. Машинально раздеваюсь, снимаю обувь и рассеянно прохожу в комнату. Дело во мне, или здесь действительно не хватает воздуха? С ноткой апельсина.

— Я — Света, — усаживается на твое место, на которое я смотрю с тоской, — покажи мне тетрадь. Что вы последнее делали?

Какое-то ребячество просыпается внутри. Детская ревность. Не хочу, чтобы она смотрела, не хочу, чтобы она мне что-то объясняла. Хотя прекрасно понимаю, что дело не в ней. Все дело в тебе. Всегда в тебе. Передаю ей тетрадь, и она быстро пробегает глазами последние записи.

— Угу, понятно, — достает из стопки книг какой-то учебник и, быстро листая страницы, находит то, что искала. — Смотри…

Начинает объяснять, что я должен сделать в каком-то письменном упражнении. Лишь киваю в ответ, наверное, она подумала, что я немой. Или умственно отсталый. Хотя мне абсолютно все равно, что она обо мне думает. Пока записываю в тетрадь предложения, Света выходит из комнаты, прикрывая дверь и оставляя меня одного. Не понимаю смысла ни одного слова. Смотрю на них, и впервые они кажутся мне молчаливыми предателями, нанесшими удар исподтишка. Ненавижу испанский.

Спустя какое-то время в коридоре слышится движение. Хлопок входной двери. Света что-то быстро и неразборчиво произносит и в ответ звучит твой голос. По моему телу проходят сотни электрических разрядов. Бросает в пот и сердце начинает качать кровь быстрее. Адреналин. Теперь я даже не вижу слов в книге. Не могу различить ни одного печатного знака. Вдруг дверь в комнату распахивается.

- ?Hola, Alejandro! ?Сomo estas? / Как дела? — ерошишь свои волосы, бросая на диван небольшой рюкзак с одной широкой лямкой.

Пока я, не веря своим глазам, смотрю на тебя, проходишь за моей спиной, на секунду касаясь ледяными ладонями моих плеч, и усаживаешься на свое место. Глаза блестят, дышишь шумно, чуть запыхавшись, щеки от мороза порозовели. У меня перехватывает дыхание. Ты сейчас такой красивый. А я готов заплакать от счастья. Как девчонка. Смотришь на упражнение, которое я делаю и улыбаешься.

Еще через минуту заглядывает Света. Уже в дубленке и сапогах.

— Все, я убежала.

Киваешь ей, а мне кажется, что смогу даже расцеловать эту совершенно не знакомую мне Свету на прощание. Потому что ты не отказался от меня. Ты мой репетитор. Ты мой. Ты.

Глава 4

«Хочу коснуться тебя…»

Зачем я сказал это вслух? Ты не понял, что я имел в виду, вернее, я искренне надеюсь, что не понял, иначе… Даже думать не хочу, что. Чувствую себя паршиво. Воспоминание о собственной глупости заставляет непроизвольно морщиться каждый раз, когда эхо этой фразы звучит в мыслях. И пусть это правда, только вряд ли стоило ее озвучивать.

Прошло уже чуть больше трех месяцев с начала наших занятий, но ничего не поменялось. Лишь только зимние сугробы сменились первой нежной зеленью. Конечно, успехи у меня в испанском языке благодаря тебе есть и этого нельзя не заметить, но это изменение закономерно. Во всем остальном все точно так же, как было зимой. Болею. Тобой. Сильно. Но уже в запущенной форме и с астматическим компонентом. Задыхаясь, когда тебя нет рядом, будто от отсутствия воздуха, и еще больше задыхаясь, когда ты рядом от невозможности сделать полноценный вдох. Время заполнено ожиданием следующей встречи, каждая встреча заполнена внутренним напряжением, рассеянностью и волнением. Но ты этого не замечаешь. А я не уверен, что хочу, чтобы заметил. Ты просто мой репетитор и относишься ко мне, как к ученику. Даже не как к другу.