Трудности языка (СИ), стр. 77

Подаюсь бедрами к тебе, желая большего. Чуть привстаю, прогибаясь в пояснице, и начинаю дышать чаще, когда твоя рука проскальзывает меж моих ног, чуть раздвигая их, и начинает поглаживать вдоль моего болезненно-возбужденного стояка. Но ты не спешишь просто трахнуть. Вместо этого твой язык продолжает толкаться внутрь меня, уже более дерзко и бесстыдно, а поглаживания сменяются движениями ладонью от основания к головке. Начинаю интуитивно двигаться, стараясь получить максимум от твоих ласк и теряя связь с реальностью. Знаю, чего ты хочешь. И не могу себя сдержать. Не хочу сдерживать. Хочу наслаждаться. Тобой. Еще несколько минут и я с громким стоном, который заглушает обивка дивана, кончаю в твою руку, вздрагивая, пока ты продолжаешь вылизывать меня и чуть сжимать мою плоть. Всхлипываю. Один из твоих пальцев, скользкий от моего же семени, проскальзывает сквозь расслабленные мышцы внутрь и ритмично начинает двигаться. Спустя несколько секунд задеваешь простату, и я непроизвольно сам насаживаюсь глубже с каким-то хриплым звуком, сорвавшимся с губ.

Целуешь ягодицы. Чуть прикусываешь кожу, пока я уже в беспамятстве подмахиваю бедрами и когда в очередной раз соскальзываю, а затем вновь подаюсь к тебе, вбираю в себя уже два пальца. Пот стекает по моей коже, а ты с точностью до миллиметра выставил угол, под которым я вздрагиваю от каждого толчка. Темп начинает нарастать. И спустя некоторое время ты доводишь меня до второго оргазма своими пальцами. Проваливаюсь в тебя. В эти ощущения и эмоции. Ослепленное ими сознание пусто. В нем нет ни одного слова, ни одной мысли, ничего. Я только чувствую сейчас. Чувствую все тобой.

Переворачиваешь на спину и нежно слизываешь остатки капелек моего семени, пока я пытаюсь вспомнить, как сделать вдох. Пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь. Избавляешься от остатков своей одежды. Усаживаешься меж моих бедер, раздвигая их в стороны и чуть подтягивая на себя, перебрасываешь через свои бедра. Замечаю в твоих руках тюбик. Протягиваю ладонь, и ты выдавливаешь смазку на мои пальцы. Не спеша скольжу по твоему стояку, и ты двигаешь бедрами, ускоряя это скольжение. Наслаждаешься моим прикосновением. Вдруг перехватываешь за запястье, останавливая. Улыбаюсь, отпуская тебя. Через мгновение медленно входишь и, остановившись, упираешься ладонями в диван, склоняясь и нависая надо мной. Не двигаешься. Зацеловываешь губы. Шепотом ласкаешь кожу. Но я уже практически не различаю слов.

— Ты мой… только мой… мой огонь…

Медленный и плавный толчок бедер и я втягиваю в себя воздух. Облизываешь мое ухо. Горячо и холодно одновременно. Бросает в пот и морозит. Люблю тебя. Я дурак, но я люблю тебя. Я никому в жизни не позволял так себя вести со мной и дело не только в сексе. Но тебе позволено все. Даже твой гнев и ярость, даже боль, которую ты мне приносишь для меня нечто особенное. Утыкаешься лбом в мое плечо и продолжаешь неспеша двигаться, трясь о мое тело. Через несколько секунд наше с тобой дыхание сливается в одно. Вдох-выдох, внутрь-наружу, один пульс под кожей, вдох-выдох, внутрь-наружу, одно сердцебиение в груди, вдох-выдох, внутрь-наружу, синхронные движения тел, продолжающих друг друга в бесконечном огненном трении. Стонем одновременно. Твое обручальное кольцо надавливает на мою кожу, чуть царапая сосок, и сейчас я готов поклясться, что трахаясь со своей женой, ты представлял на ее месте меня. Каждый раз. Пусть ты мое проклятье, но я — твое.

Спустя сотни шумных выдохов и тысячи ударов сердца замираем.

— Спрячь меня и не отпускай, — негромко. Положив голову на мой живот, смотришь своим нефритовым взглядом.

Я научился игнорировать свой эгоизм и осознаю, что тебе действительно намного тяжелее, чем мне. Разрываться между своей привычной и сложившейся жизнью, семьей там и мной здесь. И ты все равно продолжаешь возвращаться. Ко мне. Пока еще. Запускаю пальцы в твои волосы и бессознательно перебираю их.

— Где? — тихо.

Привстаешь и ложишься рядом, слева от меня, подпирая голову ладонью. Поднимаешь другую руку, и кончик твоего тонкого указательного пальца едва касаясь очерчивает контур моего рта прохладным бархатистым прикосновением.

— В своих губах… — судорожно сглатываю, глядя в твои глаза, пока палец скользит выше, — … в своих глазах… — по виску, — и мыслях. В себе, — склоняешься к губам. — Просто спрячь. Чтобы мне больше никогда не нужно было уходить.

Вдыхаешь мой выдох, вырвавшийся сквозь приоткрытые губы и, наконец, целуешь. Это все, что мне остается. Запоминать и прятать. Потому что ни на что большее я права не имею. Никогда не имел. И никогда не буду иметь. Я горю в Аду. И ты горишь вместе со мной. Не в состоянии отказаться и отпустить друг друга. Бьемся в этой агонии. Вместе. Вросли. Слишком глубокой поверхностностью. Слишком хрупкой прочностью. Слишком горькой сладостью. Болезненно. Слишком. С тобой всегда всего слишком. А без тебя пустота. Пока еще вместе, но все равно не принадлежим друг другу.

Я знаю.

Ты устал.

Прижимаешь спиной к своей груди, но затем чуть отодвигаешься. Закрываю глаза, засыпая от твоих прикосновений, пишущих на моей коже испанские буквы, понимая, что завтра, когда проснусь, тебя уже не будет рядом.

«T». Кончик пальца на моей шее.

«Е». Между лопаток.

«А». На позвоночнике.

«M». Внизу спины.

«О»?!

Глава 25

Я тогда так и не решился. Не сказал, что понял, написанное тобой признание… Нет, ты не написал его, выжег своим прохладным прикосновением на моей коже. Эти буквы до сих пор горят на ней, несмотря на то, что прошло уже два месяца. «Люблю тебя». Невидимый ожог. На всю жизнь. После которого невозможно вывести светло-розовые шрамы. Чувствую их. Боялся вдохнуть, утопая в тихой панике и болезненном восторге. Задыхаясь от собственных чувств и комка в горле, мысленно благодаря тебя только за то, что ты не озвучил эти слова. Иначе я не смог бы промолчать. Ответил бы. Полностью потерял бы себя, и это уничтожило бы нас окончательно. Лишило бы последней возможности смириться с независящими от нас обстоятельствами. Мы не можем позволить себе произнести их вслух. Слишком большая роскошь.

Я пролежал всю ночь, не в состоянии уснуть. Слушая твое дыхание, думая насколько глубоко мы увязли в этом и насколько обречены. Я слышал, как ты проснулся. Как собирался утром. Как уходил. Как твоя ручка скрипя оставляла линии и петли на блокнотном листке. Очередная записка. Последняя. И я уже знал — ты больше не вернешься. Не знаю, откуда во мне появилось это паническое осознание неизбежности после твоего молчаливого признания. Необъяснимое предчувствие, разбившее сознание и тело параличом. Я просто это чувствовал. Открыл глаза только после того, как хлопнула входная дверь. Ты ушел. В свою жизнь, которая больше тебя ко мне не отпустит. Слишком далеко зашли. Дальше уже нельзя.

Смотрю на пустой экран компьютера и не знаю, чего жду. Тебя не было в сети уже около двух месяцев. Ни строчки. Ни слова. По-привычке каждый вечер включаю ноутбук. Все еще жду? На что-то еще надеюсь? Когда стрелки часов, будто они сделаны из свинца, медленно доползают до трех ночи, выхожу из сети и ложусь спать. Каждый день. Один. Отвыкаю. Медленно и мучительно. Я не пишу тебе. В этом нет смысла. Единственное мое сообщение так и останется неотправленным. Оставляю его на том же блокнотном листке, где ты в последний раз пожелал мне доброго утра, с обещанием вернуться между строк. Когда-нибудь.