Современная американская новелла (сборник), стр. 76
Бобби Энн Мейсон
Истории про Большую Берту
Дональд опять дома, смеется, напевает. Он возвращается из Сентрал-Сити, что неподалеку от карьеров в штате Кентукки, когда заблагорассудится. Вроде хозяина, наезжающего обозреть владения. Поначалу он всегда в таком хорошем настроении, что Дженет его прощает. Она готовит еду: безвкусную полусинтетическую дрянь, полученную на талоны по безработице. Иногда он сам привозит бифштексы и мороженое, изредка деньги. Их сынишка сразу прячется в шкаф, и Дональд ходит по комнатам, громко спрашивая, куда подевался мальчик по имени Родни, который раньше здесь жил, — может, провалился в унитаз или его утащили цыгане? А то еще что-нибудь придумает. Обычно Родни сидит в шкафу, пока ему не приспичит на горшок, а потом выскакивает и утыкается носом в отцовские брюки, прощая его, как и Дженет. В ту минуту, когда Дональд лениво переступает порог, широко улыбаясь и поигрывая упаковкой с пивом, у нее аж дыхание перехватывает. Он прислоняется к косяку — в бейсбольной шапочке, темных очках, рыжая борода взлохмачена — мужик, что надо. Дженет так и тянет к нему. Очки он носит, чтобы походить на героев фильма «Братья Блюз», хотя все равно ни на одного из них не похож. «Что-то со мной творится, — думает Дженет, — надо сходить к психиатру».
В последний его приезд они отправились в торговый центр купить для сына разрекламированные ботинки и болтались там чуть не до вечера. Дональд с Родни увлеклись видеоиграми, и Дженет казалось, что у нее нормальная семья. На автостоянке они решили посмотреть на змей — их показывал человек на помосте. Детишки гладили питона футов в двенадцать, обвившегося вокруг плеч хозяина. Дженет почувствовала дурноту.
— Змеи не нападают, пока их не обидишь, — сказал Дональд Родни, гладившему питона.
— Потрогай, на шоколадку похож, — отозвался мальчик.
Дрессировщик достал из пластмассовой коробочки тарантула и любовно посадил на ладонь.
— Если его уронить, расколется, как елочная игрушка, — сказал он.
— Отвратительно, — сказала Дженет.
— Пошли отсюда, — решил Дональд и потащил их прочь от торгового центра. Дженет почувствовала, как семья разлетается вдребезги, словно упавший паук. Родни заорал, но отец волок его, не обращая внимания. Ей хотелось остановиться, заказать мороженого и всем вместе спокойно посидеть за столиком, но Дональд запихнул их в машину и всю дорогу домой молчал. Только лицо его становилось все жестче.
— Тебе змеи не снились? — спросила Дженет сына за завтраком.
Они ели оладьи, приготовленные из специальной блинной смеси. Родни пошлепал вилкой по сиропу на оладьях и рассудительно напомнил услышанный вчера факт:
— Черный полоз — друг фермера.
— Большая Берта держала черных полозов, — сказал Дональд, — она их научила ползать наперегонки пятисот-метровку.
Дональд не рассказывает Родни нормальные детские сказки, а вместо них сочиняет байки про Большую Берту — так он окрестил огромный экскаватор на разработках в округе Мюленберг, который выдает сыну за великаншу вроде Поля Беньяна.
— Змеи не ползают на пятьсот метров, — сказал Родни.
— Я же не про индские или дейтонские соревнования говорю, они-то всем известны, а имею в виду забег «Опоссум-500». Его Берта специально для змей устроила, еще давно. В основном для полозов: черных и голубых, хотя красно-белые в полоску тоже участвовали, но такие редко попадаются.
— А мы, бывало, как увидим черного полоза — бежим за тяпкой, — вспомнила деревенское детство Дженет.
Как ни крути, а отъезды Дональда — выход. Видно, он щадит семью, поэтому, как только накатят мрачные воспоминания о войне, — бежит. В последние два года Вьетнам сделался у него прямо-таки навязчивой идеей, и, не в силах совладать с депрессией, хандрой, он начал уезжать в Сентрал-Сити. Дженет пугается, хочет его отвлечь, но всегда говорит что-нибудь не то. Если в отделе соцобеспечения узнают, что по выходным он иногда бывает дома, а то и деньги привозит, перестанут помогать. За пособием она вынуждена была обратиться — нельзя же рассчитывать на случайные заработки, и, понятное дело, он обижен — мол, потеряла в него веру. На карьерах постоянной работы нет, и Дональд в основном просто околачивается там, наблюдая, как раздирают грунт, как валятся деревья, разлетается в стороны кустарник. Если удается сесть на экскаватор, он приезжает перепачканный глиной, которая въедается в одежду, присыхает к обуви. Цветом глина похожа на ириску.
Поначалу он старался объяснить:
— Будь у нас танки величиной с Берту, мы не проиграли бы войну. Разработка карьеров похожа на то, чем мы занимались во Вьетнаме: сдирали верхний слой. Плодородный слой — это как культура и люди: лучшая часть земли, страны. Америка сдирала верх, лучшее. Мы разрушали. Здесь угольные компании обязаны по крайней мере сажать разные деревья, кусты. Если бы мы и во Вьетнаме то же делали, может, не так изуродовали бы эту страну.
— Да ведь когда это было, — говорила Дженет.
Она не желала слушать про Вьетнам. Чего на нем зацикливаться, до добра не доведет. Надо жить сегодняшним днем, и мать вон боится, как бы Дональд чего не вытворил: прочитала в газете, что ветеран из Луисвилла держал собственную дочку заложницей, пока не началась пальба и его не застрелили полицейские. Но Дженет и представить не может, что Дональд ударится в такие крайности. Познакомились они несколько лет назад — Дженет тогда работала в закусочной, которую держат родители. У Дональда была хорошая работа на лесоскладе, и одевался он прилично. Он повез ее ужинать в шикарный ресторан, они выпили и заночевали в мотеле на проспекте Элвиса Пресли в Тупело, штат Миссисипи. Потом он с тоской вспоминал Вьетнам, где пробыл год, говорил, что там было здорово и люди были совсем другие. Правда, никак не мог объяснить, что имеет в виду. Сказал только: «Совершенно другие люди».
Они разъезжали в «чеви» с откидным верхом образца 1957 года. Теперь Дональд гоняет машины, а ту — берег. Классная была модель. Года три назад он ее продал и отхватил кругленькую сумму. Примерно тогда же Дональд захандрил, обычная безмятежность стала ему изменять, все равно что машина с накатанной автострады свернула в колдобины. Появились головные боли, кошмары по ночам. Но в общем-то не особенно страшные: то он вел поезд через Скалистые горы, то захватывал самолет рейсом на Кубу или натягивал вокруг дома колючую проволоку. А однажды потерял куклу. Раз Дональд перепил и на машине, сменившей «чеви», врезался перед зданием суда в монумент героям Гражданской войны. Когда он терзался бессмысленностью своей работы, Дженет боялась потратить деньги на какую-нибудь вещицу для дома — чувствовала себя виноватой и старалась убедить мужа, что в его работе смысл есть: и о ребенке ведь следует подумать.
— Мне его имя не нравится, — однажды сказал Дональд. — И никогда не нравилось. Что за дурацкое имя — Родни.
Мальчику снится Большая Берта, словно это отголоски отцовских кошмаров, что-то вроде серии телероликов, снятых по воспоминаниям Дональда о войне. Родни обожает его истории, несмотря на их нелепость и незаконченность. На прошлой неделе рассказ назывался «Про Большую Берту и ракеты МХ». А теперь — «Про Берту и нейтронную бомбу». Вместе с Большим Мо — приятелем, который ей под стать, — она отправилась в Калифорнию заниматься серфингом. На пляже бесплатно раздают сосиски и мороженое, а доски для серфинга превращаются в дельфинов. Все веселятся, пока не появляется нейтронная бомба. Родни очень любит сцену, где все падают замертво. Дональд, разыгрывая ее, валится на половик. Убиты и дельфины, и серфингисты, только Берте бомба нипочем, такая она огромная.
— Выдумки это, — говорит Дженет сыну.
Родни шатается и, раскинув руки-ноги, падает на коврик. Он начинает хихикать и не может остановиться. Когда приступ наконец утихает, он говорит:
— Я рассказал про Большую Берту Скотти Бидуэллу, а он мне не верит.