Планета Вода (сборник), стр. 3

Гений у него был своеобразный. Этот человек не мог родить ни одной собственной идеи, но блестяще реализовывал чужие. Поставят задачу – выполнит. Не поставят – не будет знать, чем себя занять. Такие субъекты – талантливые исполнители – всегда в огромном дефиците. На свете полно людей, которые придумывают новое (чаще всего никому не нужную ерунду или что-то совершенно неосуществимое), но вечно не хватает мастеров, способных превратить теорию в нечто пригодное к употреблению. Фандорин давно мечтал о таком сотруднике – и вот год назад наконец обрел его.

Задачу всегда ставил Эраст Петрович – обыкновенно в самом общем виде. Скажем, однажды пожаловался, что в тяжелых скафандрах работать очень неудобно. Нельзя ли придумать менее громоздкий и удобный способ существования под водой? Какой-нибудь мешок с кислородом, что ли.

Через несколько дней Пит Булль показал свой пневмофор – аппарат для дыхания в водной среде. Сама концепция не была оригинальной. Инженер взял прибор Рукейроля-Денеруза, представлявший собою наспинный резервуар со сжатым воздухом и дыхательную маску на резиновой трубке, но придумал множество мелких усовершенствований. Заменил неудобный, сковывающий движения баллон металлическим поясом и приспособил конструкцию к индивидуальным особенностям ныряльщиков. И Фандорин, и его японец владели навыками медленного дыхания, когда человек может обходиться всего одним вдохом в минуту. Это позволило сделать пневмофор компактным, с запасом на сорок вдохов. Обычному человеку хватило бы только на очень короткое погружение. Японец же легко держался целых полчаса, а Эрасту Петровичу хватало воздуха минут на сорок или даже пятьдесят.

Или, допустим, проблема с духотой. При погружении вода вытесняла воздух из балластных цистерн внутрь субмарины, отчего повышалось давление. Внутри становилось очень жарко и душно. Фандорин спросил, нельзя ли сделать так, чтобы в субмарине сохранялась нормальная атмосфера. Извольте: Булль придумал выводить лишний воздух шлангами за борт. Теперь члены экипажа не обливались пoтом.

А совсем недавнее новшество? При опускании на дно лодка пренеприятно ударялась брюхом, и это бы еще полбеды. Но в большинстве случаев она так плотно ложилась на грунт, что становилось невозможно выбраться наружу, поскольку люк водолазного отсека располагался снизу. «Неужели придется заказывать новый корпус, с выходом сбоку? – посетовал Эраст Петрович. – Или будем мучиться, болтаясь на якоре?»

Мистер Булль решил затруднение просто и гениально: приделал к днищу «Лимона-2» три каучуковых колеса, как на детском велосипеде. Во-первых, они смягчали удар; во-вторых, оставляли достаточный зазор для выхода и возвращения водолаза; в-третьих, на них вполне можно было катиться, если дно более или менее ровное.

Вот каким великолепным техническим помощником наградила карма Фандорина. Разве можно пенять прекрасной розе за то, что у нее колючие шипы?

Подводная лодка «Лимон-2» была на девяносто процентов творением Пита Булля и только на десять процентов – самого Фандорина. Вклад Масы ограничился тем, что он придумал герб, нарисовал его водонепроницаемой краской на стальном щитке и прицепил флагшток со своим творением к хвосту лодки. Герб был исполнен глубокого символизма: острая стрела (господин, устремленный к нужной ему Цели) и натянутый лук (верный вассал, помогающий господину на его Пути); лук был такой же пузатый и короткий, как Маса. Второй смысл герба заключался в том, что места для Пита Булля эта геральдика не предусматривала.

Свое цитрусовое название субмарина получила за то, что силуэтом очень напоминала продолговатый лимон (правда, с цилиндрическим наростом-рубкой на верхней части), а номер обозначал вторую модификацию, которая, благодаря вкладу мистера Булля оказалась много удачней первой. Теперь корабль обзавелся двойным корпусом из особенного сверхпрочного, но все равно легкого алюминия, так что водоизмещение не превышало 5 тонн. Скорость подводного хода получилась беспрецедентно высокой – до 8 узлов, максимальная глубина погружения – до 60 метров. Вместо одного двигателя два: дизельный и электрический. Вне всякого сомнения, «Лимон-2» был лучшей субмариной на свете.

Теперь дело, к которому Фандорин относился, руководствуясь древним японским принципом, что движение к цели важнее ее достижения, стало казаться осуществимым.

Полтора года назад, будучи в Мехико и роясь в архивах бывшего новоиспанского вице-королевства с надеждой отыскать какие-нибудь сведения о гипнотическом искусстве ацтекских жрецов, Эраст Петрович наткнулся на отчет губернатора Эспаньолы, где сообщалось о гибели галеона «Сан-Фелипе», унесенного бурей во враждебные голландские воды.

В феврале 1708 года корабль, нагруженный двадцатью тоннами золотых слитков, затонул в нескольких милях к зюйд-зюйд-весту от острова Аруба, на сравнительно небольшой глубине. Капитан разведывательной шхуны нашел место крушения и даже разглядел под водой верхушку уцелевшей грот-мачты. Значит, галеон лег на дно всего в тридцати пяти или сорока метрах от поверхности. Но водолазам восемнадцатого столетия этот близкий локоть было не укусить. Точность, с которой в донесении были указаны координаты утонувшего судна, побудила Эраста Петровича произвести некоторые подсчеты. Получалось, что искать галеон следовало в секторе площадью всего в две квадратные мили.

Так у Фандорина, ведшего довольно рассеянный образ жизни, при котором короткие всплески активности сменялись длинными периодами бездействия, появилась превосходная мечта.

Свободного человека, не имеющего ни обязательств, ни семьи, ни постоянного дела, ни отечества, привлекла не столько мысль о богатстве (хотя и она тоже, поскольку богатство, если к нему правильно относиться, дает больше свободы), сколько сама идея неспешного, долгого-предолгого поиска. Появится какая-нибудь интересная детективная работа – можно будет прерваться. Галеон пролежал на дне двести лет, подождет еще.

А кроме того, Фандорина очень давно, еще с гимназических лет, когда он прочитал только что вышедшие романы Жюля Верна о капитане Немо, интриговали тайны подводного мира. Благодаря знаниям, полученным на инженерно-механическом факультете Массачусетского технологического института, и врожденной самоуверенности, Фандорин не сомневался, что сумеет построить если не «Наутилус», то аппарат, который позволит вести изыскания на глубине в несколько десятков метров.

Первый «Лимон» был неуклюж, вертляв и опасен для жизни маленького экипажа, первоначально состоявшего из двух человек – самого Эраста Петровича и его друга Масы, которому, впрочем, больше нравилось называть себя «вассалом». Настоящая работа началась лишь с постройкой «Лимона-2».

Зона поиска была поделена на пятьсот квадратов по полгектара каждый. Больше за один день осмотреть не получалось. За два века корабль, конечно, покрылся слоем ила и водорослей, а то и оброс рифами. Водолазам приходилось тщательно осматривать и даже ощупывать чуть не каждый метр. При этом погружались далеко не каждый день. То прозрачность воды была недостаточной, то мешали погодные условия, то приходилось чинить оборудование, или же Пит Булль требовал сделать перерыв, чтобы усовершенствовать какой-нибудь элемент конструкции. За без малого год удалось осмотреть всего пятьдесят семь квадратов.

А Фандорин никуда и не торопился. Его такая жизнь идеально устраивала. Поставленная цель должна сиять, как двадцать тонн испанского золота, но при этом быть очень далекой и не даваться в руки. Разве мерцание океана менее прекрасно, чем блеск слитков? Разве каждый день не наполнен содержательным трудом, преодолением трудностей и надеждой? Так и жить бы на этом странном острове год за годом. По вечерам пить ром с ананасовым соком, курить чудесные гаванские сигары, размышлять об интересном, спорить с Масой о тонкостях поведения благородного мужа и прочей чепухе.

Эраст Петрович опасался только одного: что со своей утомительной везучестью найдет галеон много раньше, чем хотелось бы. Но что делать? С кармой не поспоришь.