Планета Вода (сборник), стр. 21

Потом Кобра стала вызывать по одной, каждую собственноручно надраивала полотенцем – так полагалось. Девчонки охали и визжали. Беллинда не смотрела на их бледные и тощие тела, ярко высвеченные электрическими лучами. Фу, на грибы-поганки похожи. И она такая же.

Дошла очередь и до нее. Стиснув зубы, вытерпела довольно-таки болезненную процедуру. Ну и ручищи у немки! Как у землекопа.

А потом появилась возможность побыть в одиночестве – пока купаются следующие.

Скверик был чахловатый, три с половиной кустика да жалкие пальмы в кадках, но зато целых четыре ажурных беседки, красивые скамейки, фонтан. Вечером сюда приходили погулять, поиграть в домино, шашки и другие глупые игры, но сейчас народу было мало. Беллинда заняла самую лучшую скамейку у балюстрады, с классным видом на океан. Развернула бутерброд, но не притронулась к нему, хотя обычно на аппетит не жаловалась.

Попробовала представить: как это – жить на свете не одной, а с кем-нибудь вдвоем. Допустим с Питером Буллем. В смысле, не в одной комнате или даже в одной кровати, как все, а по-настоящему вдвоем. Говорить всё, что думаешь. Заниматься и интересоваться одним и тем же. Из-за одного и того же огорчаться и веселиться.

Представлялось очень даже неплохо, хоть и чуднo.

Жаль только через некоторое время подсел какой-то старичок. Беллинда никогда раньше его не видела, а то бы запомнила – на острове стариков было мало.

– Прекрасная юная леди, вы не возражаете…?

Она дернула плечом. И даже слегка отвернулась, чтобы не мешал мечтать.

Но сосед, немного помолчав, снова заговорил:

– Прекрасная юная леди, хотите, я угадаю, о чем или вернее о ком вы думаете с такой нежной улыбкой?

Тут уж игнорировать надоеду стало невозможно. Беллинда относилась к старости с почтением, однако не сдержалась:

– Я не леди и не прекрасная, – огрызнулась она. – И, как вы справедливо заметили, думаю. А вы мне мешаете.

Но седенький, сухонький, очень опрятно одетый дедушка улыбался так беззащитно и ласково, что Беллинда прибавила уже мягче:

– И вы понятия не имеете, о чем я думаю. Вам просто скучно и хочется поговорить.

Смех у старичка (а он засмеялся) был удивительно приятный, мелодичный, а взгляд залучился сиянием, по которому сразу стало ясно, что человек он очень хороший, мухи не обидит.

– Всякая женщина, девушка или девочка, с которой обращаются как с леди, является леди. Это аксиома. Вы знаете, что такое «аксиома»?

– Знаю. Аксиома Евклида. Мы проходили.

Незнакомец снял канотье, вытер чистый, удивительно молодой лоб немужским кружевным платочком. Мягкие белые волосы встали пуховым облаком.

– И вы невыразимо прекрасны, уж можете мне поверить. – Он говорил с иностранным акцентом, не поймешь с каким именно («как Пит», подумала Беллинда) – ласково так, с легким присюсюкиванием. А может, у дедушки не хватало зубов. – Самое прекрасное в вас то, что вы даже не подозреваете, до чего вы хороши.

От таких слов всякий подобреет. Подобрела и Беллинда.

– Ну ладно, о чем я, по-вашему, думаю? – снисходительно спросила она.

– О прекрасном принце, разумеется. Он брюнет, намного старше вас, и вы ему совершенно не нужны.

У Беллинды, должно быть, сделался очень глупый вид, потому что старичок весело захихикал.

– Но… Но как… Откуда…? – залепетала она и сказала совсем уж детскую глупость: – Вы волшебник?

Только волшебник мог так точно всё угадать!

– Да, я волшебник, – не стал запираться старик. – Но в данном случае колдовство мне не понадобилось. Юные леди вашего возраста думают с таким видом только о прекрасном принце. Поскольку вы блондинка, принц скорее всего черноволос. Мальчиков своего возраста вы, конечно, на дух не выносите, так что принц обязательно должен быть намного старше вас. А не нужны вы ему потому, что принцев не интересуют двенадцатилетние девочки.

Действительно, никакого колдовства. Единственное – он точно угадал ее возраст. Обычно Беллинде давали меньше, потому что она медленно росла из-за болезни.

– Девочки, девочки, идите ко мне!

Это звала Кобра. Значит, все уже отплескались.

– Мне нужно идти. Приятно было познакомиться, сэр, – сказала Беллинда, встала и сделала книксен. Если уж она леди, то надо держаться соответствующим образом.

– А уж мне как приятно! – Дедушка слегка поклонился. – Остров маленький. Может быть, мы еще увидимся.

– Вряд ли, – вздохнула Беллинда. – Нас редко выпускают. Жалко.

– Вы в самом деле желали бы встретиться вновь?

Бедный дедушка так обрадовался, даже жалко его стало. Наверное, совсем одинокий, поговорить не с кем.

– Я бы с удовольствием, но у нас строго.

– Ничего, я ведь волшебник. – И лукаво подмигнул. – Я поколдую-поколдую, глядишь, всё и устроится.

Благородный муж и трагедия

24 октября 1903 года. Остров Сен-Константен

После двух часов сна (если спать правильно, для полного восстановления этого совершенно достаточно), Эраст Петрович пробудился в прекрасном расположении духа. Его переполняла энергия, предвкушения были самые радужные.

С неопределенностью покончено. Шарада разгадана. Теперь, после успешной сухопутной разведки, остается провести подводную, и можно переходить к действиям. Ох, зря покойный майор Шёнберг пролил кровь фандоринского «вассала». Сколько труда, изобретательности, денег потратили немцы на устройство чудесной секретной базы, и всё пойдет прахом. Эраст Петрович еще не знал, что именно сделает с этой жемчужиной конспирации, но в любом случае его величеству кайзеру придется с нею распрощаться. Путь катакиути прям и остр, как клинок меча.

Сигнальная колючка была прицеплена к спасательному кругу, челночный катер увез весточку на Тенерифе, где истомился от ожидания Маса. Нынче ночью предстояла увлекательная работа.

День впереди, однако, был еще длинный, и его следовало чем-то занять.

Фандорин отправился на службу. Изображать работу над водолазным аппаратом он сегодня не собирался, но было одно важное дело: выбрать транспортное средство для ночной экспедиции. У научного центра имелась собственная небольшая гавань, где были пришвартованы катера, лодки, яхты и катамараны, на которых биологи и инженеры могли выходить в море, если возникала такая необходимость.

Эрасту Петровичу повезло. Оказалось, что сегодня никто не работает – такой уж выдался день. Молодые ученые затеяли футбольный матч. Две команды, химико-биологического отдела и инженерно-конструкторского, гоняли мяч на спортивной площадке. Зрители подбадривали игроков воплями. Уже привыкнув к здешним нравам, Фандорин не слишком удивился, но не преминул воспользоваться ситуацией. Спокойно, без спешки выбрал отличную лодку – легкую, нескрипучую, с тихим мотором; заменил на ней весла, подлил бензина и масла.

Сделав дело, пошел посмотреть на крикунов.

Футбол, эту суетливую игру, всё больше входящую в моду, он не любил. Все бегают, потеют, толкаются, а простую задачу – вколотить кожаный мяч в огромные «ворота» – осуществить не могут. Счет был ноль-ноль.

Вдруг появился Нэп. Эраст Петрович думал, что он всех отправит по рабочим местам, но не тут-то было. Вместо этого диспетчер присоединился к болельщикам и стал поддерживать сразу обе команды: какая бы ни атаковала, вопил «Цель! Цель!». «Целью» (goal) в идиотской игре именовалось заталкивание мяча в «ворота». Когда же самому активному из химико-биологов зашибли щиколотку, так что он был вынужден уйти с площадки, Нэп занял его место. Скинул куртку и рубаху, засучил штанины. Ловкий, пегий от загара (руки и шея темные, мускулистый торс белый), он быстро изменил ход матча: в течение всего нескольких минут достиг «цели» трижды.

Фандорин наблюдал не за ходом состязания, а за диспетчером. Этот человек, видимо, единственный из присутствующих был осведомлен о подлинной жизни острова Сен-Константен, но при этом казался таким простосердечным, таким очевидным. Он – переодетый германский офицер? Не может быть. Исключено. Тогда кто же?