Ребекка (другой перевод), стр. 31

Максим вышел вслед за Френком, чтобы помочь разъезду.

Ко мне подошла Беатриса, стаскивая на ходу свои браслеты:

— Я больше ни одной минуты не могу носить эти побрякушки. И вообще, я смертельно устала. Кажется, не пропустила ни одного танца. Но все сошло просто великолепно.

— Вы думаете? — спросила я.

— Конечно, но вам следует сейчас же пойти и лечь в постель. Вы ведь простояли на ногах весь вечер, не так ли? Хочу выпить чашку кофе и что-нибудь перекусить, — сказала Беатриса, — а вы как?

— Нет, Беатриса, я ничего не хочу.

— Вы выглядели прелестно в вашем голубом — это общее мнение. Так что вам вовсе незачем вспоминать о неудаче с белым платьем. Завтра вам следует полежать в постели подольше и не вставать к завтраку. Я скажу Максиму, что вы ушли к себе, хорошо?

— Да, пожалуйста.

— Ну, моя дорогая, желаю вам хорошо выспаться, — и она поцеловала меня на прощанье.

Оркестранты ушли с галереи и, вероятно, тоже приступили к ужину. На полу кое-где лежали ноты, один стул был перевернут. В пепельницах было полно пепла и окурков.

Я медленно поднялась наверх и разделась не зажигая света, так как было уже светло.

Затянула занавеси, чтобы стало темнее и с удовольствием вытянулась в своей удобной прохладной постели.

Но почему Максим не идет так долго? Птицы уже запели свои ранние песни, начали пробиваться первые лучи солнца, но Максим так и не пришел.

Заснула я лишь в восьмом часу, когда день был в разгаре. Я слышала, что рабочие внизу уже убирали сад и приводили в порядок розарий.

Проснулась в двенадцатом часу и, судя по тому, что у меня на столике стояла чашка совершенно холодного чая, я не слышала, как входила Кларисса. Моя одежда уже была убрана на место, и все приведено в порядок.

Меня мучила мысль: заметила ли Кларисса пустую кровать Максима и рассказала ли об этом другим слугам? Сплетни меня страшили. Именно из-за этого я спустилась вчера в холл и принимала гостей. Не ради Максима, не ради Беатрисы или их обожаемого Мандерли, а из-за боязни, что люди станут говорить о нашей ссоре с Максимом: «Я слышала, что они плохо ладят между собой, и он чувствует себя несчастным».

Я почувствовала, что согласилась бы жить здесь, в Мандерли, совсем изолированно, не видеть его и не говорить с ним — лишь бы посторонние люди ничего не знали об этом. Мне нужно было, чтобы мы разыгрывали роли благополучных супругов перед Беатрисой и нашим домашним штатом. На этих условиях я согласилась бы жить совсем отдельно от него. Мне казалось, что на свете нет ничего более позорного и унизительного, чем неудачный брак, распавшийся через три месяца после свадьбы. А наш брак действительно оказался неудачным.

Я была для него неподходящей женой. Слишком молодая, неопытная и принадлежала к другому слою общества.

А то, что я безумно, отчаянно любила его, как ребенок или собака, это не имело значения. Ему нужна была совсем другая любовь. А то, что ему было нужно, я ему дать не могла. Бросившись очертя голову в это замужество, я надеялась, что он будет счастлив со мной. А он, оказывается, был счастлив раньше со своей первой женой, а вовсе не со мной. Пошлая и вульгарная миссис ван Хоппер понимала, что я делаю ошибку и предупреждала меня: «Вы еще пожалеете об этом». Я приписала это ее грубости и жестокости. Но ее слова я помнила очень точно: «Надеюсь, вы не льстите себя мыслью, что он влюблен в вас. Ему просто опротивело жить одному в огромном и пустом доме и быть одиноким». Максим не был влюблен: в сущности, он никогда не любил меня. Наш медовый месяц в Италии для него ровно ничего не значил. Он был еще молодым мужчиной, который охотно проводил время с молодой и привлекательной женщиной. Он никогда не принадлежал мне, он принадлежал только Ребекке. И он не любил меня именно из-за нее. Она до сих пор заполняла собою весь дом, сад и леса вокруг.

В ее спальне была постелена ее постель, на туалете были приготовлены ее щетки, на стуле висел халат, а на полу стаяли ее туфли.

Ребекка была до сих пор хозяйкой Мандерли, а я, дурочка, пыталась сесть на уже занятое место.

Бедная слепая старая бабушка Максима кричала: «Где Ребекка? Я хочу видеть Ребекку, куда вы ее дели?» Она не хотела видеть меня. Да и чего ради? «Вы так сильно отличаетесь от Ребекки», — сказала Беатриса при первом знакомстве. А Френк, которого я забросала вопросами, на которые он вовсе не хотел отвечать, в конце концов, правдиво ответил мне: «Да, она была самой красивой женщиной, которую я видела когда-либо».

Я представляла ее достаточно четко: высокая, стройная, с длинными ногами и маленькими, узкими ступнями. Довольно широкие (по сравнению с моими) плечи и красивые ловкие руки, которые умели управлять парусами, править лошадьми и составлять прекрасные букеты из срезанных цветов.

Быть может, я так же мешала ей, как она мешала мне. Быть может, она видела меня сидящей в ее будуаре, за ее письменным столом. Может быть, она хотела бы, чтобы Максим оставался одиноким и жил один в этом громадном доме.

Я не могла бороться с мертвой Ребеккой. Она была сильнее меня. Если бы Максим любил какую-нибудь живую женщину, ездил бы к ней в гости или обедать, иногда оставался бы у нее ночевать, я могла бы бороться. Эта женщина могла состариться, надоесть ему, стать безразличной, и тогда моя победа была бы полной. Но с мертвой Ребеккой я бороться не могла. Она продолжала оставаться молодой, прекрасной и обаятельной, и это было непоправимо.

Я встала с кровати и раздвинула занавеси. Солнце хлынуло в окно. Рабочие убирали следы вчерашнего бала в саду и на газонах, и мне казалось, что я слышу их беседу.

«Ну и как, удался бал-маскарад?» — «Как обычно. Был великолепный ужин и прекрасный фейерверк. Но хозяин выглядел больным». «— Да ведь он всегда такой». — «Ну, а молодая жена, как вы ее находите?» — «Выглядит глуповатой. Вряд ли этот брак удачен». — «Да, вряд ли».

Вдруг я заметила лежащую на полу возле двери записку. Я развернула ее и узнала почерк Беатрисы.

«Я стучала к вам, но никто не откликнулся, и я решила, что вы последовали моему совету как следует выспаться после вчерашней утомительной ночи. Мы торопились домой. Жилю звонили по телефону и просили его заменить какого-то выбывшего игрока в крикетной команде. Правда, я не представляю себе, как он попадает по мячу после всего того количества шампанского, которое он влил себе вчера вечером. Но все равно нужно ехать, так как матч состоится в два часа дня. Не думайте больше о вчерашней неудаче с платьем. (Эти слова были подчеркнуты жирной чертой). Фритс сказал нам, что Максим позавтракал очень рано и сейчас же ушел из дома. Прошу вас передать ему наш привет и благодарность за вчерашний бал, который доставил нам обоим большое удовольствие. Любящая вас Беатриса».

Сверху была надпись: «9 часов 30 минут утра». А сейчас было уже половина двенадцатого. Прошло более двух часов после их отъезда, и они, вероятно, уже дома.

…После ленча Беатриса наденет легкий костюм и широкополую шляпу и будем смотреть крикетное состязание. Потом они будут мирно пить чай — Жиль, очень разгоряченный и красный, а Беатриса, спокойно рассказывающая своим друзьям: «Да, вчерашнюю ночь мы провели в Мандерли на маскараде. Просто не понимаю, как Жиль мог сегодня бегать по полю.»

Они были женаты уже более двадцати лет, у них был взрослый сын, поступающий в Оксфорд. Они были счастливы в браке, который не распался после трех месяцев супружеской жизни, как мой.

Но нельзя бесконечно оставаться в спальне. Быть может, Кларисса не заметила отсутствие Максима? На всякий случай я измяла его постель, чтобы она выглядела так, будто он в ней спал.

Приняла ванну, оделась и спустилась вниз. Везде был уже восстановлен обычный порядок. Роберт убирал со стола и имел свой обычный, солидный и туповатый, вид, а не вид загнанного и замученного человека.

Как долго продолжалась подготовка к балу и как мало времени понадобилось, чтобы ликвидировать все его последствия!