Вверх по линии, стр. 26

Однако он осмелился это сделать. И всю ночь мы бродили по улицам Константинополя, став свидетелями того, как «синие» грабят, насильничают и убивают. Простого обывателя смерть ожидала за каждым углом, мы же были неприкосновенными, даже привилегированными наблюдателями террора и насилия. Метаксас, казалось, упивался своей главенствующей ролью в этом кошмарном разборе, будто оживший сатана с деревянной византийской иконы.

Он, как безумный, скакал среди своих друзей из партии «синих» и даже несколько раз подсказывал им, кто должен стать очередной их жертвой.

Утром все это показалось сном. Разгул насилия, как фантом, исчез вместе с ночной тьмой; хмурым зимним утром мы снова обозревали городские достопримечательности и слушали пояснения Метаксаса.

– Юстиниан, – рассказывал он, – был великим завоевателем, великим законодателем, великим дипломатом и великим строителем. Таков вердикт истории. Однако мы располагаем еще и «Тайной историей» Прокопия, в которой утверждается, что он был одновременно и мошенником, и болваном, а его жена Феодора – так та была просто демонической, до крайности распутной злодейкой. Я знаком с этим Прокопием: порядочнейший человек, прекрасный писатель, разве что несколько пуританского нрава и слишком уж доверчивый ко всяким сплетням. Юстиниан был великим человеком, когда творил великие дела и наводящим ужас чудовищем в повседневной жизни.

А Феодора, – тут он сплюнул, – блудница из блудниц, трудно даже себе представить более развратную женщину. Она танцует голая на официальных государственных обедах, выставляет напоказ свое обнаженное тело в общественных местах, спит со своими же слугами. Я прослышал о том, что она отдается даже псам и ослам. Ее распущенность полностью соответствует тому, что об этом пишет Прокопий.

На мгновенье в глазах Метаксаса вспыхнули озорные огоньки. Я без слов понял, что он наверняка разделял ложе с Феодорой.

Позже в этот же день он шепнул мне на ухо:

– Я могу устроить это и для вас. Риска почти никакого. Разве кому-нибудь может даже присниться, что ему удастся переспать с императрицей Византии?

– Риск…

– Какой там риск? У вас при себе ваш таймер! Всегда можно улизнуть в последний момент. Послушай меня, мой мальчик, ты даже себе не представляешь, какие акробатические трюки она в состоянии выделывать. Она может обнять своими пятками твои уши. Она просто пожирает тебя без остатка! Я могу это для тебя устроить. Саму императрицу Византии! Жену Юстиниана!

– Не в этот раз, – выпалил я. – В какой-нибудь другой. Я еще совсем новичок в подобных делах.

– Ты ее боишься.

– Я еще не готов к обладанию императрицей, – застенчиво признался я.

– Все остальные не отказывали себе в подобном удовольствии.

– Курьеры?

– Да, подавляющее большинство.

– Во время следующей вылазки, – пообещал я. Сама мысль об этом страшила меня. Ее нужно было каким угодно способом выбросить из головы.

Метаксас неправильно меня понял; я был парнем не робкого десятка и не боялся, что меня застукает Юстиниан или чего-нибудь другого в таком же духе, но я просто не мог еще осмелиться вот таким именно образом пересекаться с ходом истории. Для меня фантастикой была пока сама возможность путешествовать вверх по линии. Обладать же таким прославленным в веках чудовищем, каким была Феодора, для меня означало низвести очарование фантастичности происходящего до уровня обыденности. Метаксас откровенно смеялся надо мною, и какое-то время мне даже казалось, что он презирает меня. Но чуть позже он сказал:

– Все верно. Не позволяй мне торопить тебя в подобных вещах. Однако, когда станешь готов к обладанию ею, не упусти своего шанса. Я лично очень ее рекомендую.

26

Мы остались там еще на пару дней, чтобы увидеть самое начало восстания. Вот-вот должны были начаться новогодние состязания, и с каждым днем все более усиливалось противоборство «синих» и «зеленых». Стычки между ними перерастали в полнейшую анархию, никто не мог себя чувствовать в безопасности с наступлением темноты. Обеспокоенный таким положением дел, Юстиниан отдал распоряжение обеим партиям прекратить хищные грабежи и насилия, и арестовать ряд зачинщиков. Семерых из них приговорили к смертной казни: четверых – к обезглавливанию за то, что при них было найдено оружие, троих – к повешению за участие в тайных заговорах.

Метаксас повел нас к месту казни. Одному из «синих» удалось на некоторое время отсрочить исполнение приговора, так как веревка не выдержала тяжести его тела. Стражники императора снова его вздернули, но и на этот раз он не расстался с жизнью на виселице, хотя на его горле и остались ярко багровые следы от веревки. Поэтому на какое-то время его отвели в сторону и начали вешать «зеленого», однако и здесь дважды «напортачили». Они уже вознамерились в третий раз попытаться казнить каждую из своих жертв, когда на них набросилось целое полчище разъяренных монахов. Воспользовавшись суматохой монахи схватили приговоренных и, посадив их в гребную лодку, переправили на другую сторону залива Золотой Рог, чтобы спрятать там в одной из церквей. Метаксас, который уже видел все это прежде, дико хохотал, смакуя всю прелесть происходившего. Мне показалось, что его ухмылявшееся лицо смотрело на меня из тысячи различных мест в толпе, которая собралась, чтобы поглазеть на казнь.

А затем открылся сезон соревнований на ипподроме, и нас туда пропустили как гостей дружественно настроенной по отношению к Метаксасу одной из банд «синих». Компания нам подобралась более чем многочисленная трибуны вмещали около ста тысяч византийцев. Все ряды мраморных сидений были переполнены до отказа, однако для нас место все же нашлось.

Я пробежал взглядом по соседним трибунам, поскольку знал, что был уже здесь вместе с Капистрано во время предыдущей экскурсии в Византию. Но давка была такая, что мне не удалось себя разглядеть среди зрителей. А вот Метаксасы то и дело попадались мне на глаза.

Блондинка из Принстона разинула от удивления рот, когда мы наконец заняли отведенные нам места.

– Смотрите все туда! – воскликнула она. – Ведь это все из Стамбула!

Внизу, в центральной части арены, стоял целый ряд знакомых нам монументов, обозначая границу между наружной и внутренней дорожками скакового круга. Там была и колонна со змеями, привезенная сюда из Дельф императором Константином, и огромный обелиск Тутмоса Третьего, выкраденный из Египта первым из Феодосиев. Блондинка запомнила их в Стамбуле внизу по линии, где они все еще продолжали стоять, хотя сам ипподром давно уже исчез.

– А где же третий обелиск? – спросила она.

– А третий, – спокойно объяснил ей Метаксас, – еще не возведен. Лучше об этом помалкивать.

Был третий день состязаний – день, ставший роковым. Мрачное настроение охватило арену, на которой возводили на трон императоров и свергали их с трона. Вчера и позавчера, я это слышал собственными ушами, раздавались злобные, непристойные выкрики, стоило только Юстиниану появиться в своей императорской ложе. Толпа вопила о том, чтобы он освободил заключенных в темницы вожаков партий, но он не обратил внимания на эти крики и дал знак продолжать состязания. Сегодня, 13 января, весь Константинополь превратился в огнедышащее жерло вулкана. Времятуристы обожают катастрофы, эта была одной из самых грандиозных. Я знал это. Я уже был ее очевидцем.

Внизу судьи и священники завершали предварительный ритуал. Мимо трибун прошла торжественная процессия императорской стражи с развевающимися знаменами. Те из вожаков «синих» и «зеленых», которые не были арестованы, обменялись формальными холодными приветствиями. Но вот толпа вся пришла в движение – это в императорскую ложу прошел сам Юстиниан, мужчина среднего роста, несколько полноватый, с круглым, багровым лицом. За ним проследовала в ложу императрица Феодора, укутанная в тесно прилегающие к телу, насквозь просвечивающиеся шелка, через которые были видны напомаженные соски грудей. Они светились через ткань, как сигнальные огни.