Разум и чувство (другой перевод), стр. 73

– А откуда вы взяли, что она вышла замуж?

– Она сама сказала. Улыбнулась и говорит, что с тех пор, как была в здешних местах в прошлый раз, успела сменить фамилию. Хорошая такая барышня, негордая и всегда не прочь поболтать. Вот я и взял на себя смелость и пожелал ей счастья.

– Мистер Феррарс был с ней?

– Да, мадам. Только он на меня и не взглянул. И ни словечка не промолвил. Впрочем, он всегда был джентльмен неразговорчивый.

Элинор не пришлось долго гадать, чтобы объяснить причину нежелания Эдварда беседовать со слугой. Миссис Дэшвуд, очевидно, пришла к тому же выводу.

– С ними был кто-нибудь еще?

– Нет, мадам. Они ехали вдвоем.

– Вы знаете откуда?

– Мисс Люси… то есть миссис Феррарс так мне и не сказала.

– Они направлялись на запад?

– Да, мадам. Но они не собирались надолго задерживаться, а на обратном пути обещали заехать к вам.

Миссис Дэшвуд нерешительно взглянула на дочь. Элинор ни минуты не сомневалась, что эту пару в гости можно не ждать. Что бы ни делала Люси, Эдвард никогда к ним не поедет. Она тихо заметила матери, что, очевидно, они направлялись в окрестности Плимута к мистеру Прэтту.

Судя по всему, Томас выложил все, что знал. Но Элинор страстно хотелось услышать что-нибудь еще.

– Вы видели, как они уехали?

– Нет, мадам. Там как раз привели запрягать лошадей, так что я ждать не стал, боялся, что опоздаю.

– Миссис Феррарс выглядела хорошо?

– Да, мадам. Мне показалась, что она чувствует себя совершенно счастливой. Она и всегда была красивой барышней, а тут от счастья просто расцвела.

Миссис Дэшвуд не сумела придумать больше ни одного подходящего вопроса, и вскоре Томаса отправили на кухню, поручив его заботам скатерть. Марианна все равно вряд ли смогла бы проглотить хотя бы кусочек, да и у миссис Дэшвуд с Элинор пропал аппетит. Маргарет вполне могла считать, что ей крупно повезло. Вопреки всем тревогам и неприятностям, выпавшим на долю сестер и часто лишавшим их аппетита, она лишь впервые осталась без обеда.

Миссис Дэшвуд и Элинор долго сидели за столом молча. Вскоре подали десерт и вино. Миссис Дэшвуд не знала, как утешить дочь, и потому не решалась начать разговор. Только теперь она поняла, как глубоко заблуждалась, поверив спокойствию Элинор, что та намеренно писала веселые и беззаботные письма, чтобы избавить мать от лишних мучений, когда она так тревожилась за Марианну. Она наконец осознала, что старшая дочь намеренно внушила ей, что ее привязанность к Эдварду была вовсе не такой сильной, как ей представлялось. Миссис Дэшвуд мучило сомнение, не была ли она несправедливой, невнимательной, быть может, даже недоброй к Элинор. Она справедливо опасалась, что горе Марианны, лишь потому, что было явным и легко бросалось в глаза, заставило ее позабыть, что старшая дочь тоже страдает, хотя и переносит свое несчастье стойко, не разделяя его с близкими.

Глава 48

Элинор отчетливо поняла, как велика разница между ожиданием тягостного события, каким бы неизбежным оно ни считалось, и его свершением. Теперь она в полной мере поняла, что вопреки доводам рассудка подсознательно надеялась на какую-нибудь непредвиденную случайность, которая воспрепятствовала бы союзу Эдварда и Люси. Это могла быть его решимость, вмешательство друзей, более выгодная партия для его невесты – что угодно, лишь бы это послужило общему благу. Но теперь он был женат, и она втайне корила себя за тайные надежды, усугубившие боль, когда роковое событие все-таки произошло.

Ее лишь немного удивила поспешность, с какой он женился. По ее разумению, он еще даже не успел принять сан, а значит, и получить приход. Но вскоре она поняла, что все совершенно естественно. Люси, неустанно заботившаяся о своем благополучии, поспешила связать его с собой неразрывными узами, не считаясь ни с чем, кроме страха перед отсрочкой. Поэтому они так быстро поженились в Лондоне и теперь торопились к ее дяде. Элинор даже не хотелось думать, что почувствовал Эдвард, находясь в нескольких милях от Бартона и услышав, какой привет посылает им Люси.

Скоро они обоснуются в Делафорде. Делафорд… это место приковывало ее интерес. Оно манило, притягивало ее к себе, и в то же время она страстно желала не видеть его никогда в жизни. Закрыв глаза, она представила молодую пару в подготовленном для них доме при церкви. Мысленным взором она видела, как Люси хозяйничает деятельно и ловко, стремясь выглядеть не хуже других и в то же время нещадно экономя на всем. Она даже почувствовала, как стыдится Люси своей бедности и делает все, чтобы никто не проведал, что они во всем себя ограничивают. Корыстная девица, несомненно, постарается втереться в доверие к полковнику Брэндону, миссис Дженнингс… словом, ко всем состоятельным знакомым Эдварда. Эдвард… Она представляла его то счастливым, то несчастным, не могла понять, каково ему на самом деле, от этого страдала, мучилась и только отгоняла от себя навязчивые видения.

Элинор надеялась, что им напишет кто-нибудь из знакомых в Лондоне и сообщит подробности, но время шло, а ни писем, ни других новостей не было. Она злилась на всех отсутствующих друзей, которые, как она считала, исключительно по лености и эгоизму не желали утруждать себя.

Горя нетерпением узнать хотя бы что-нибудь, она обратилась к матери:

– Мама, когда вы напишете полковнику Брэндону?

– Я написала ему, девочка моя, еще на прошлой неделе и теперь жду не столько ответа, сколько его самого. Я проявила удивительную настойчивость, приглашая его погостить у нас, и нисколько не удивлюсь, если он на днях появится.

Теперь Элинор вся обратилась в ожидание. Полковник Брэндон, несомненно, был самым осведомленным человеком. И едва она успела об этом подумать, как заметила за окном приближающегося к дому всадника. И вот он остановился у их калитки. Конечно же это полковник! И сейчас она узнает новости. При этой мысли ее охватила нервная дрожь. Но что это? Кажется, это вовсе не полковник! Осанка не его, да и рост другой… Будь это возможно, она бы решила, что приехал Эдвард. Она вгляделась пристальнее в спешившегося всадника. Нет, ошибка невозможна! Это действительно Эдвард! Элинор отошла от окна и села. «Он приехал от мистера Прэтта, чтобы повидаться с нами. Я буду спокойна… Я сумею справиться с собой…»

Вскоре и остальные члены семьи заметили гостя. Миссис Дэшвуд и Марианна испуганно переглянулись и что-то возбужденно зашептали друг другу. В тот миг Элинор отдала бы все на свете в обмен на силы произнести хотя бы одно слово. Ей было совершенно необходимо объяснить им, что ее самое большое желание – чтобы они были с ним приветливы и обходительны, как всегда, чтобы, не дай бог, ничем не выдали холодности или осуждения. Однако говорить она не могла, и ей оставалось только понадеяться на чуткость своих близких.

Гостя ожидали в полном молчании. Но вот под его ногами зашуршал песок на дорожке, через секунду его шаги послышались на крыльце, а еще через несколько мгновений Эдвард Феррарс предстал перед хозяевами дома.

Он не выглядел особенно счастливым. Его лицо побледнело от волнения: по всей вероятности, он опасался неласкового приема, хотя и сознавал, что заслужил его. Однако миссис Дэшвуд, искренне надеясь, что угадала желания дочери, которым в ту минуту очень хотела следовать, приветливо поздоровалась с вошедшим, протянула ему руку и пожелала счастья.

Эдвард густо покраснел и пробормотал в ответ нечто невразумительное. Элинор пожалела, что вслед за матерью не пожала ему руку, но момент был упущен. Она постаралась придать лицу совершенно невозмутимое выражение, села и заговорила о погоде.

Марианна выбрала стул в самом углу, подальше от гостя, очевидно не надеясь на свою выдержку. Маргарет не слишком поняла, что происходит, но на всякий случай сочла необходимым принять вид гордого достоинства. Она села чуть в стороне от Эдварда и хранила молчание.

Элинор довольно долго радовалась тому, что весна выдалась удивительно солнечной, но в конце концов ее восторг иссяк, и наступила мучительная пауза. Ее нарушила миссис Дэшвуд, выразив надежду, что миссис Феррарс в добром здравии. Сей факт был поспешно подтвержден Эдвардом.