Разум и чувство (другой перевод), стр. 36

Ее собственное положение представлялось ей несомненно более выигрышным. Пока она сохраняет уважение к Эдварду, у нее всегда есть опора, даже если в будущем они будут разлучены.

Ей казалось, что весь мир обратился против Марианны, стараясь сделать еще более тяжелым и так невыносимый удар – неизбежный и скорый разрыв с Уиллоби.

Глава 29

На следующее утро не успела горничная еще затопить камин в комнате, а солнце – набраться сил в холодное, хмурое январское утро, как Марианна, наполовину одетая, стояла на коленях на диване у окна, где было светлее. Она писала настолько быстро, насколько позволяли непрерывно льющиеся слезы. Элинор, разбуженная ее вздохами и всхлипами, некоторое время с тревогой наблюдала за ней, а затем сказала как можно нежнее:

– Марианна, могу я спросить…

– Нет, – ответила ее сестра, – не спрашивай ничего. Скоро ты все узнаешь.

Спокойствие, с которым это было произнесено, закончилось, едва она замолчала. Тут же к ней вернулось прежнее бурное горе. Прошло несколько минут, прежде чем она смогла вернуться к письму. Частые рыдания, заставлявшие ее постоянно откладывать перо, подтвердили подозрения Элинор, что ее сестра в последний раз пишет Уиллоби.

Элинор оказывала сестре все знаки внимания, которые только были в ее силах. Она могла бы отвлечь ее и утешить, если бы сама Марианна в раздражении не умоляла бы ее молчать. В таких обстоятельствах для обеих было лучше не оставаться дольше в обществе друг друга. Мучительные сомнения заставили Марианну не только покинуть комнату, едва одевшись, но и просто бродить по дому, старательно избегая всех, в поисках одиночества и перемены мест.

За завтраком она ничего не ела и даже не пыталась есть. Однако Элинор не уговаривала ее, не выражала ни малейшего сочувствия и не смотрела на нее. Ее внимание было направлено на то, чтобы занять миссис Дженнингс и сосредоточить ее внимание на себе.

Завтрак был любимой трапезой миссис Дженнингс, поэтому он всегда был довольно продолжительным. Они только собирались сесть за общий рабочий столик, когда Марианне подали письмо. Смертельно побледнев, она взяла его у слуги и выбежала из комнаты. Даже не видя адреса, Элинор сразу поняла, что оно от Уиллоби. Ее сердце сжалось от боли. Она с трудом заставила себя усидеть на месте, не в силах сдержать дрожь, которую, как она опасалась, миссис Дженнингс должна была обязательно заметить. Однако добрая леди увидела только, что Марианна получила письмо от Уиллоби. Она сочла это довольно забавным и пожелала ей счастья. Трепета Элинор она не заметила, потому что была сосредоточена на измерении длины шерсти для своего коврика и по сторонам не смотрела. И едва за Марианной закрылась дверь, она продолжила:

– Право слово, ни разу в жизни не видела столь влюбленной девушки! Куда моим дочерям до нее, хотя и они в свое время без глупостей не обошлись. Но мисс Марианну словно подменили! Искренне надеюсь, что он не заставит ее долго ждать. У меня просто сердце надрывается, когда я вижу ее – такую бледную и несчастную. Когда же они собираются пожениться?

Элинор в эту минуту не была расположена разговаривать. Но она вынуждена была ответить на подобный выпад. С вымученной улыбкой она сказала:

– Неужели, мадам, вы все-таки убедили себя, что моя сестра на самом деле помолвлена с мистером Уиллоби? Я всегда считала это простой шуткой, но вопрос слишком серьезен для этого, поэтому прошу вас больше себя не обманывать. Уверяю вас, я была бы чрезвычайно изумлена, услышав, что они собираются пожениться.

– Постыдитесь, мисс Дэшвуд! Как вы можете так говорить? Разве мы все не видели, что они влюблены друг в друга? Причем это была любовь с первого взгляда. Разве я не видела их в Девоншире каждый день вместе? Они же с утра до ночи не отходили друг от друга. И разве я не знала, что ваша сестра приехала со мной в Лондон с единственной целью – купить подвенечное платье. Так что вам не удастся меня провести. Видимо, оттого, что вы сами привыкли скрывать свои чувства, вам и кажется, что все вокруг ничего не видят и не знают. Ну уж нет! Уверяю вас, об этом уже знает весь город. Я сама всем рассказываю об этом, да и Шарлотта тоже.

– Уверяю вас, сударыня, – очень серьезно проговорила Элинор, – вы ошибаетесь. Более того, вы поступаете очень нехорошо, распространяя такие слухи. Вскоре вы сами сможете в этом убедиться, хотя сейчас мне и не верите.

Миссис Дженнингс снова рассмеялась, но у Элинор не было больше сил продолжать разговор. К тому же ей очень хотелось как можно скорее узнать, что же написал Уиллоби, и она поспешила в их комнату. Распахнув дверь, она увидела, что Марианна лежит на кровати, задыхаясь от рыданий. В руке она сжимала письмо, а рядом лежали еще два или три. Элинор молча приблизилась, присела на край кровати, взяла руку сестры и несколько раз нежно ее поцеловала. Вслед за этим она разразилась слезами, вначале почти столь же горькими, как слезы Марианны. Та, хотя пока не могла произнести ни слова, видимо, была искренне благодарна за сочувствие. Несколько минут они горько плакали вместе, затем Марианна вложила в ладонь Элинор все письма, а сама закрыла лицо платком и зарыдала в голос. Элинор понимала, что сестре надо дать время успокоиться. И хотя ей было очень тягостно наблюдать за ее страданиями, она не сводила глаз с сестры, пока та немного не успокоилась. Затем она торопливо развернула письмо Уиллоби и прочла следующее.

«Бонд-стрит, январь.

Мадам, я только что имел честь получить ваше письмо, за которое приношу вам мою искреннюю благодарность. Я весьма огорчен, узнав, что мое поведение вчера вечером вызвало ваше неодобрение. Хотя я нахожусь в некоторой растерянности и не понимаю, чем именно я имел несчастье не угодить вам. Тем не менее умоляю вас простить мне то, что, заверяю вас, не было с моей стороны преднамеренным. Я всегда буду вспоминать мое знакомство с вашим семейством в Девоншире с величайшим удовольствием и льщу себя надеждой, что оно не будет омрачено ошибкой или неверным толкованием моих поступков. Почтение, которое я испытываю к вашему семейству, является глубоким и искренним. Но если я имел несчастье дать повод поверить в большее, чем я чувствовал или хотел выразить, то могу лишь горько упрекнуть себя за несдержанность в изъявлении этого почтения. Я никак не мог подразумевать большего, и вы не сможете с этим не согласиться, поскольку мое сердце было уже давно отдано другой даме. И в недалеком будущем, вероятно, мои самые сокровенные мечты станут реальностью. Я с большим сожалением подчиняюсь вашему требованию и возвращаю письма, которые имел честь получить от вас, а также локон, которым вы столь благосклонно меня удостоили.

Ваш покорнейший слуга Джон Уиллоби».

Легко себе представить, с каким негодованием прочла мисс Дэшвуд это письмо. Еще не взяв послание в руки, она ожидала, что найдет в нем признание в непостоянстве и подтверждение того, что они расстались навсегда. Но ей и в голову не приходило, что все это может быть изложено подобным языком. Она не могла и вообразить, что Уиллоби настолько лишен деликатности, благородства и даже обычной порядочности джентльмена, чтобы послать настолько бесстыдно жестокое письмо. Желание получить свободу в этом послании даже не сопровождалось приличествующими случаю сожалениями. Более того, в нем отрицалось нарушение данного обещания, да и вообще какое бы то ни было чувство.

В нем каждая строчка была оскорблением и доказывала, что его автор закоренелый негодяй. Несколько минут Элинор пыталась прийти в себя от потрясения, затем она несколько раз перечитала письмо, но ее брезгливое отношение к этому человеку только возросло. Она так разозлилась, что даже не решалась заговорить, опасаясь ранить Марианну еще больнее. Ведь Элинор видела в этом разрыве вовсе не потерю для сестры, а, напротив, избавление от худшего из зол – от уз брака, которые навеки скрепили бы ее с безнравственным человеком. По ее мнению, Провидение проявило милость и спасло Марианну от горькой участи.