Бродяги Севера (сборник), стр. 169

Он старался найти ответ на весь этот хаос вопросов. Он не мог оторвать своих глаз от обуви. И вдруг его осенила мысль.

Он, как мальчик, опустился на колени перед этим строем башмаков и туфель и со все возраставшим любопытством стал их изучать. Он хотел добиться своего. И он пришел к заключению, что большая часть обуви была уже поношена, а некоторые ботинки и туфли только слегка, так что очертания формы ноги едва были заметны.

Он поднялся на ноги и продолжал свои размышления. Конечно, она могла ожидать, что он все это увидит. Чтобы не видеть, нужно было быть слепым. Сама Маретта приказала ему скрыться за занавесками, если это понадобится, и вполне понятно, что он мог заглянуть туда и сейчас, хотя бы для того, чтобы ознакомиться с местом засады. Он вернулся к двери и прислушался. Все еще не было слышно ни звука. Тогда он раздвинул занавески, как раздвигала их сама Маретта, и заглянул за них.

Он увидел там массу волнистых мягких материй, и от них пахнуло на него тончайшим запахом духов. Испытывая внутреннюю радость и непередаваемое наслаждение, он глубоко вдохнул его в себя и задернул занавески.

Вдруг он услышал звук, который показался ему выстрелом из ружья под его ногами. Кто-то отворил и затворил за собой входную дверь. Очевидно, Кедсти возвратился не в духе. Кент затушил лампу, и вся комната погрузилась в темноту. Потом он подошел к двери. До него донеслись быстрые, тяжелые шаги Кедсти. Затем Кедсти хлопнул второй дверью, и уже далее послышался гул его голоса. Кент испытал разочарование.

Инспектор и Маретта находились от него слишком далеко, так что нельзя было разобрать, о чем они говорят. Но он ясно понял, что Кедсти уже побывал в казарме и осведомлен о том, что там произошло. Через некоторое время его голос стал звучать еще громче и даже перешел на визгливый тон. Кент слышал, как он отшвырнул от себя кресло. Затем голос смолк, и только слышно было, как Кедсти тяжело заходил взад-вперед. До Кента ни разу не донесся голос Маретты, хотя он был уверен, что в промежутках, когда наступала тишина, говорила именно она. А затем Кедсти вдруг заревел от ярости, как зверь, и Кент вцепился пальцами в косяк двери. С каждой секундой в нем все более и более складывалось убеждение, что Маретта находилась в опасности. Не физического насилия он боялся со стороны инспектора. Он не допускал, чтобы Кедсти был способен действием обидеть женщину. Кент боялся, как бы Кедсти не засадил ее в тюрьму. Правда, Маретта уже предупредила его, Кента, о том, что для Кедсти имеются основательные поводы бояться ее, но это не успокаивало его.

И Кент приготовился. При малейшем ее крике, при первой же попытке Кедсти схватить ее и повести в тюрьму, он вступит с ним в борьбу, несмотря на данное Маретте обещание.

И он почти был уверен, что так и произойдет. У него в руках был револьвер, отнятый у Пелли. В какие-нибудь двадцать секунд он мог бы заставить Кедсти посмотреть в его дуло. Ночь была идеальна для побега. Не прошло бы и получаса, как они были бы уже на реке. Даже провизию они могли бы захватить с собой в дорогу именно из запасов самого Кедсти. Он приотворил дверь еще немного, едва сдерживая себя, чтобы не побежать вниз. Маретта должна была находиться в опасности, иначе она не призналась бы ему, что живет в доме человека, который был бы рад ее смерти. Что она теперь делала там, его больше уже не интересовало. Наступал момент, когда приходилось действовать и ему.

Дверь внизу хлопнула опять, и сердце Кента вдруг похолодело. Он услышал, как, точно взбесившийся бык, Кедсти пробежал через нижнюю переднюю. Внешняя дверь отворилась, он опять с силой хлопнул ею и вышел из дома.

Кент отпрянул назад в темноту. Снизу послышались шаги Маретты, поднимавшейся по лестнице. Казалось, будто она ощупью нашаривала дорогу, хотя лестница и была слабо освещена снизу. Затем она вошла к себе в комнату.

– Джимс, – прошептала она.

Он подошел к ней. Она нащупала его в темноте и опять положила руки ему на плечи.

– Вы не спускались отсюда вниз? – спросила она.

– Нет.

– Вы ничего не слыхали?

– Слов не слышал, но голос Кедсти до меня долетал.

Ее голос задрожал.

– Спасибо вам, – сказала она с облегчением. – Вы очень милы.

Кент не мог видеть ее в темноте. Но что-то проникало от нее в самую глубину его души и заставляло усиленно биться его сердце. Он наклонился, нашел в темноте своими губами ее уже протянутые для поцелуя губы, и это было ему наградой. И когда он ощутил их теплоту, он почувствовал также и то, что ее руки крепко пожимали его пальцы.

– Он ушел, – сказала она. – Теперь можно зажечь лампу опять.

Глава XIV

Кент не двигался, пока Маретта разыскивала в темноте спички и зажигала затем лампу. После поцелуя он не мог произнести ни слова. Ласковое пожатие ее рук помешало ему схватить ее в объятия. Но сам поцелуй зажег в нем кровь и отозвался в душе сладкой музыкой, на которую ответил каждый атом его жизненных сил. Если бы он потребовал от нее поцелуя как причитающуюся ему награду, то получил бы его от нее, быть может, в совсем безразличной или в лучшем случае нейтральной форме. Но она протянула в темноте к нему губы сама, и это был уже горячий, живой, одухотворенный поцелуй. Ее губы не сразу оторвались от него.

Затем, когда зажглась лампа, он посмотрел Маретте Радисон в лицо. Он знал, что его лицо пылало. Он даже не хотел этого скрывать и сгорал от нетерпения прочесть поскорее то, что могло быть написано у нее в глазах. И он был удивлен, почти поражен. Поцелуй нисколько не смутил Маретту. Точно его и не было вовсе.

Она нисколько не сконфузилась, и цвет ее лица ничуть не изменился. Его поразила только ее смертельная бледность, еще более увеличивавшаяся от черного цвета ее волос и странного выражения ее глаз. А это вовсе не имело никакого отношения к поцелую. Это было от страха, который тут же, на его глазах, стал сходить с ее лица, пока наконец не сошел совсем, и она виновато улыбнулась дрожавшими губами.

– Он был очень разозлен, – сказала она. – Как скоро, Джимс, некоторые мужчины теряют самообладание!..

Маленькое дрожание в ее голосе, ее напряженные усилия держать себя в руках и насмешливая улыбка, которой сопровождались эти слова, так и побуждали его сделать то, от чего несколько минут тому назад удержало его ее рукопожатие, а именно схватить в объятия. То, что она пыталась скрывать от него, для него было ясно как на ладони. Она находилась в опасности гораздо большей, чем тогда, когда она спокойно и безбоязненно действовала в казарме. И она все еще боялась какой-то угрозы. Она менее всего хотела, чтобы он догадывался об этом, и все-таки он догадался. И вдруг он ощутил в себе новую силу. Это была сила, которая исходит из сознания человеком своей власти над кем-нибудь, своего господства и физического превосходства. Он понял, что эта девушка уже принадлежит ему и что теперь обязанность защищать ее лежит на нем. И он решил ее защищать. Маретта увидела по его глазам происшедшую в нем перемену. Воцарилось молчание. А снаружи в это время неистовствовала непогода. Раскаты грома сотрясали кровлю. Окна дребезжали под напором ветра и дождя. Посмотрев на нее, Кент вдруг почувствовал в себе прилив сил и, нахмурив брови, кивнул в сторону окна, в которое Муи подал свой сигнал.

– Эта ночь специально для нас, – сказал он. – Бежим!

Она не ответила.

– Ведь в глазах закона я убийца, – продолжал он. – Вы спасли меня. В глазах закона вы тоже преступница. Глупо оставаться здесь. Это подобно самоубийству. Если Кедсти…

– Если Кедсти не сделает сегодня того, что я приказала ему, – ответила она наконец, – то я убью его!

Спокойствие, с которым она это сказала, упрямый огонек в ее глазах не дали ему говорить. И ему снова стало казаться, как это было в больнице у Кардигана, что перед ним стоит ребенок и по-детски смотрит на него. Если некоторое время тому назад она и проявляла страх, то теперь о нем не было и помину. Она даже не была нервно настроена. Выражение глаз было вполне спокойное, и они были прекрасны. Она и забавляла его и разочаровывала. Против такой детской самоуверенности он чувствовал себя бессильным. Ее могущество было гораздо сильнее, чем его сила и решительность. Она тотчас вырыла между ними пропасть, через которую можно было бы перекинуть мост только путем убедительных, горячих просьб и угроз, но не путем насилия.