Бродяги Севера (сборник), стр. 103

– Заражение крови… – прошептала она. – Это ты, ты, Бари, отравил ему кровь! У тебя было что-то на зубах! О, как бы я хотела, чтобы он умер! Потому что я боюсь его… боюсь!

И она задрожала.

Может быть, в этот самый момент природа заставила Бари понять, что отныне для него восход и заход солнца уже будет зависеть от этой девушки, рука которой покоилась на его голове. Он тихонько заскулил, постепенно стал придвигаться к ней и уже сам, добровольно, положил ей голову на колени.

Глава XV

Дочь бури

Долгое время Нипиза сидела, не двигаясь, в лесу, с полными руками цветов, и Бари чисто по-собачьи смотрел обожающими глазами ей прямо в лицо.

Только благодаря своей необыкновенной ласковости и кроткому обращению и, главное, безграничному доверию она сразу же приручила к себе Бари. Теперь он готов был исполнять малейшее ее желание.

Когда она подняла голову и посмотрела наверх, то тяжелые облака массами плыли над вершинами деревьев. Сразу потемнело. В шепоте ветра и в мертвой тишине сгустившегося мрака чувствовалось угрюмое приближение бури. Но теперь уже не будет ни солнечного заката, ни луны, ни звезд, так что идти будет темно; и если Пьеро и фактор из Лакбэна еще не отправились в дорогу, то, ввиду непроглядной темноты, которая не замедлит скоро окутать всю землю, они обязательно останутся дома.

Нипиза вздрогнула и вскочила на ноги. В первый раз вместе с нею вскочил и Бари и стал сбоку. Над ними, точно огненным ножом, молния из края в край разрезала небо, и вслед за нею раздался оглушительный удар грома. Бари попятился назад, точно его ударили по лбу. Он немедленно забился бы под ветви шалаша, но, взглянув на Нипизу, увидал в ней что-то такое, что внушило ему уверенность. Гром ударил снова. Но на этот раз Бари уже не попятился. Он устремил глаза на нее.

Она стояла выпрямившись, такая стройная в этом надвигавшемся мраке, рассекаемом молниями, и ее красивая голова, откинувшаяся назад, разжатые губы и сверкавшие глаза были точно у высеченной из мрамора богини, приветствовавшей разгулявшиеся стихии. Может быть, это происходило оттого, что она родилась именно в бурную ночь. Много раз Пьеро и ее покойная мать рассказывали ей о том, как в ночь ее появления на свет небо раскалывалось на части от ударов грома и от непрерывных вспышек молнии, весь мир был похож на ад, как все ручьи вышли из берегов и тысячи стволов деревьев валились от неистовства бури и как за шумом дождя, хлеставшего по крыше их избушки, не было даже слышно стонов роженицы и первых криков ее младенца. Вероятно, именно в ту самую ночь в нее и вселился дух молнии и грома. Она любила их и теперь встречала их с удовольствием. Буря помогала ей забывать обо всем, кроме величавой красоты природы; ее полудикая душа трепетала от раскатов грома и вспышек молний, и она то и дело поднимала к небу обнаженные руки и смеялась от радости, что дождь промачивал ее до костей. Вот и теперь она могла бы долго простоять на этой лужайке в ожидании ливня, если бы беспокойство Бари не обратило на него ее внимания. И как только кругом, точно свинцовые пули, забарабанили первые крупные капли дождя, она отправилась вместе с ним к себе в шалаш из можжевельника.

Бари уже испытал однажды бурную грозовую ночь; это было тогда, когда он сидел, спрятавшись под корень дерева, и вдруг увидел, как молния зажгла перед ним высокий пень. Но теперь он был уже не один, и теплое легкое давление на его спине и голове от ее руки сообщало ему какую-то страшную, неведомую уверенность. При каждом новом ударе грома он ворчал. Ему хотелось даже схватить зубами молнию, так он осмелел в ее присутствии. Под своей рукой Нипиза чувствовала, как напрягалось его тело, и в моменты наступавшей жуткой тишины она слышала, как звонко и беспокойно он пощелкивал зубами. Затем хлынул дождь как из ведра. Он совсем не был похож на те дожди, которые Бари уже не раз переживал. Это было целое наводнение, точно в черном небе прорвалась плотина или лопнул водопровод. В каких-нибудь пять минут шалаш превратился в холодный душ; не прошло и получаса, как от такого сплошного ливня Нипиза уже промокла до самых костей. На ней не было сухой нитки. Вода ручьями стекала у нее по груди и по спине и целыми потоками скатывалась с ее волос, капли висели у нее на ресницах, а одеяло было уже так мокро, что из него можно было выжимать воду, как из выстиранного белья. Бари чувствовал себя в мокроте так же скверно, как и тогда, когда он вместе с молодой совой попал вдруг в шумный поток, и потому он старался все теснее и теснее прижиматься к Нипизе. И до тех пор, пока гром не укатился наконец куда-то на восток и молния стала сверкать уже не так часто, да и то где-то далеко, время для него казалось бесконечным. Но и после этого ливень продолжался еще целый час. Затем он прекратился так же неожиданно, как и начался. Весело засмеявшись, Нипиза поднялась на ноги. Вода хлюпала у нее в мокасинах, когда она вышла на воздух. Бари последовал за ней, хотя она и не звала его. Теперь уже над вершинами сосен плыли одни только разорванные облака. Блеснула звездочка. Затем другая. Нипиза остановилась и стала их считать, пока их не высыпало столько, что она запуталась. Прояснилось совсем. После непроглядного мрака во время бури от звезд стало совсем светло.

Нипиза опустила глаза и вдруг увидела Бари. Он был уже не на привязи, ничто его больше не удерживало, и свобода открывалась перед ним со всех сторон. И все-таки он от нее не убежал. Мокрый как мышь, он смотрел на нее во все глаза и ожидал. Нипиза сделала движение к нему, и он не отступил.

– Нет, ты уже не оставишь меня, Бари, – сказала она. – Теперь ты все равно от меня уже не убежишь. Поэтому бегай на свободе! А теперь… теперь давай добывать огонь!

Огонь!.. Пьеро первым сказал бы, что она сошла с ума. Во всем лесу ни сука, ни веточки, которые бы оказались сухими! И Нипиза, и Бари не могли не слышать, как вокруг них повсюду бежала вода.

– Огонь, – повторила она. – Пойдем за берестой, Бари!

Мокрое платье прилипло к ее телу со всех сторон, и она, как привидение, пересекла полянку и скрылась в густой чаще деревьев. Бари следовал за ней. Она направилась прямо к березе, которую приметила еще днем, и стала сдирать с нее кору. Набрав ее полную охапку, она высыпала ее перед шалашом и стала наваливать на нее кучку сырых веток, пока не завалила ее совсем. Из находившейся в шалаше бутылки она высыпала несколько спичек, и при первом же прикосновении пламени одной из них к березовой коре эта последняя вспыхнула, как промасленная бумага. Не прошло и получаса, как костер Нипизы горел уже так ярко, что если бы не окружавшие его стены леса, то он был бы виден даже от хижины, за целую милю отсюда. Она перестала подкладывать в него хворост только тогда, когда пламя стало достигать в вышину более полутора саженей. Тогда она воткнула в землю две большие жерди, повесила на них одеяло и стала его сушить. После этого она стала раздеваться. Голая, она приблизилась к огню, и он окрасил ее тело в оранжевый цвет. Она была удивительно хорошо сложена и походила на прекрасную сильфиду, которая вышла из зеленых волн океана, чтобы подышать чистым воздухом. Она запрокинула назад голову и вытянула кверху руки, точно там, где-то среди звезд, находился тот дух, которого она приглашала молчаливо к себе. А затем Бари увидел, как под влиянием тепла от костра от ее одежды вдруг повалил пар и как она распустила свои влажные волосы. Благодаря дождю охладился воздух и, напоенный сладким ароматом от можжевеловых кустов и от сосен, заставлял быстрее обращаться в ее жилах кровь. Она забыла о всех неприятностях от ливня. Она уже ничего не помнила ни о факторе из Лакбэна, ни о том, что говорил ей Пьеро. Теперь она представляла собою лесную птицу, такую же дикую, как и те полевые цветы, на которых она стояла босыми ногами. Я в роскоши этих удивительных часов, которые последовали за бурей, она уже не могла ни думать, ни видеть перед собою ничего такого, что могло бы ее обеспокоить. Она прыгала вокруг Бари, и глаза ее были веселы и губы смеялись от безотчетного счастья, просто от счастья, состоявшего лишь в том, что она была жива, впитывала в себя ароматный лесной воздух и видела над собой эти удивительные звезды на роскошном, бархатном небе. И вдруг она остановилась перед Бари и, протянув к нему руки, весело расхохоталась.