Опасные пути, стр. 93

“Эта Монтеспан очень красива, — сказала она себе, — она достигнет многого, если не будет слишком честолюбива. Лувуа должен быть благодарен мне; еще день — и Лозен был бы начальником артиллерии. От каких случайностей зависят иногда судьбы мира! Все изменилось потому, что камеристка вовремя впустила меня в спальню!”

V

Отцеубийство

Жизнь в Офмоне несколько изменилась. Д‘Обрэ стал чаще прежнего приглашать соседей и начал писать письма родным, которых не удостаивал до тех пор ни строкой. Причиной этой перемены служило предстоявшее примирение маркизы с супругом. Старик Обрэ был очень доволен таким оборотом дела. Когда же пришло письмо от маркиза Бренвилье, полное раскаяния, он совсем восторжествовал и приписал это исключительно своим юридическим познаниям и умению вести дело, благодаря которому он поставил маркиза в безвыходное положение. В глубине души он мало верил в искренность подобного раскаяния и держался очень осторожно и сдержанно. Однако письма следовали одно за другим, и, наконец, был получен ящик, наполненный самыми изящными парижскими изделиями. Там были перчатки, веера, кружева, а также корзиночка с лучшими эссенциями знаменитого в то время Лавьенна.

— Вот тебе на! — воскликнул старый судья при виде посылки. — Наш необузданный маркиз, по-видимому, превратился в самого нежного супруга. Жених не может быть внимательнее. Он, кажется, только теперь оценил тебя, Мария!..

— Что же, разве я этого не заслуживаю? — кокетливо ответила Мария. — Мой легкомысленный супруг видел немало женщин; может быть, он потому и убедился, что и его жена не хуже других.

Она проговорила эти слова так просто и естественно, что д‘Обрэ пришел в восторг.

— Я всегда говорил твоим братьям, — воскликнул он, — что, несмотря на все недоразумения, ты и маркиз все же любите друг друга.

Взоры Марии со смертельной ненавистью скользнули по фигуре отца, но она тотчас же придала своему лицу выражение детской невинности. Она, как маленькая девочка, играла с присланными вещами.

— Если наши отношения теперь не наладятся, то виной в том буду не я, — сказала она. — Мне кажется, что я просыпаюсь от тяжелого сна!

— Господи, — воскликнул д‘Обрэ, — какие удивительные вещи прислал твой маркиз!.. К чему они тебе здесь? Спрячь их, пока ты вернешься в Париж. На что, например, тебе эти флаконы? — и с этими словами он поднял корзиночку. — Какие хорошенькие бутылочки!.. В особенности эти, с золотыми украшениями.

Маркиза почувствовала, что ею овладевает смертельный страх и по ее телу пробежала дрожь; она прекрасно знала, какой это флакон и кто послал его.

— Это, кажется, новые духи; надо будет попробовать их, — сказала она, взяв корзиночку из рук отца.

— Вы, балованный народ, может быть, и понимаете что-нибудь в этом, а, по-моему, это имеет вид самой обыкновенной воды.

Маркиза собрала подарки мужа в ящик и пошла наверх в свою комнату. Закрыв дверь она поставила корзиночку с флаконами на стол и стала внимательно рассматривать тот, который был украшен золотом.

— Это — тот самый, — глухо проговорила она, осторожно дотрагиваясь до пробки и пряча флакон в шкаф. — Через три дня все будет кончено…

Срок, назначенный Марией, быстро проходил. Два раза она уже хотела пустить яд в ход, но ее руки так дрожали, что она побоялась пролить жидкость.

Однажды вечером громкий собачий лай и звук охотничьего рога возвестили маркизе, что ее отец возвратился с охоты, которую он предпринял с несколькими приятелями. Она поспешила во двор, чтобы, согласно принятой на себя роли, приветливо встретить отца, но, подойдя к нему, увидела, что двое слуг снимают его с лошади. Старик был страшно бледен.

— Господи Боже, что с Вами? — воскликнула Мария.

— Мне немного нездоровится, больше ничего, — ответил д‘Обрэ, с трудом входя в сени, где тотчас же опустился на стул.

— Ваш папаша немного переутомился сегодня, — смеясь проговорил барон Лавардье, один из приятелей старика Обрэ. — Да, да, дорогой Обрэ, мы все еще думаем, что нам двадцать лет… Когда голова уже начинает серебриться, нельзя так увлекаться. Ваш папаша, маркиза, три часа подряд не сходил с лошади. Это слишком много в шестьдесят восемь лет.

— Я чувствую страшные боли в желудке, которые не дают мне даже дышать, — сказал Обрэ. — Но, может быть, Лавардье и прав. Я сейчас лягу в постель, выпью чего-нибудь холодного, и все пройдет.

Мария несколько раз менялась в лице, так как в ее голове созрел ужаснейший план. Между тем приятели никак не могли расстаться со стариком д‘Обрэ; каждый из них давал какой-нибудь совет и они проводили его до спальни, где слуги раздели старика и уложили в постель. Маркизе эти минуты казались часами. Наконец все ушли, пообещав прийти на другой же день утром узнать о здоровье больного. Мария осталась одна с отцом.

— Дитя мое, — сказал он, — прошу тебя, иди в свою комнату. Мое нездоровье не представляет ничего опасного. Позови мне Проспера, он побудет со мной.

— Отец мой, неужели Вы желаете удалить меня, Вашу дочь, которая так благодарна Вам? О, не лишайте меня радости побыть с Вами! — и с этими словами маркиза поцеловала руку своего отца.

— Как жарко!.. — сказал маркиз. — Открой немного окно!

Мария открыла одну половину окна. В это время вошли старый Проспер и ключница замка Луизон.

— Хорошо, что Вы пришли, Луизон, — сказала Мария, — надо поскорей приготовить холодное питье.

— Не лучше ли дать барину потогонное? — спросила Луизон.

— Нет, нет, я хочу чего-нибудь холодного, — воскликнул д‘Обрэ. — Я чувствую какое-то жжение в кишках.

Маркиза встрепенулась; злые силы покровительствовали ее ужасному намерению. Кто сможет раскрыть это преступление? Разве старик не жаловался при всех на боли в желудке? Кроме того яд Годэна действует мгновенно.

— Я пойду приготовить питье, — сказала Луизон.

— Когда питье будет готово, позвоните, — сказала Мария, поднимаясь и выходя из комнаты.

Она поспешила в свою комнату; ее шаги были нетверды, и ей несколько раз приходилось хвататься за перила лестницы, чтобы не упасть. Уже стемнело, когда она подошла к шкафу, где хранилась ужасная жидкость. Ее не пугало преступление, которое она готовилась совершить; ее волновала мысль, что впопыхах она не успела спросить Сэн-Круа, как обнаружится действие яда.

В эту минуту снизу послышался звонок. Маркиза вздрогнула.

“Питье готово. Нельзя упускать случай. Так должно быть!” — подумала она, а затем спрятала в карман склянку с ядом и твердым шагом стала спускаться с лестницы.

Внизу ее встретила Луизон с прохладительным питьем.

— Благодарю Вас, Луизон, — проговорила Мария нежным голосом. — Вы можете идти; я позову Вас, если что-нибудь понадобится.

Луизон вышла из комнаты.

Маркиза быстро поставила питье на столик, вынула из кармана флакон и стала открывать его; пробка не сразу поддалась ее усилиям. В соседней комнате послышался шум. Проспер был в спальне и мог войти каждую минуту; какой-нибудь пустяк мог бы выдать ее. Вследствие этого маркиза стала искать глазами ножницы, но напрасно. Ее нежные пальцы не могли справиться с крепкой кожей, которой была обтянута пробка; тогда она пренебрегла опасностью и решилась разорвать ее зубами. Затем она осторожно вынула пробку и наклонила склянку над стаканом; ее рука дрогнула при этом, но она сказала себе: “Это нужно!” — и капли с каким-то странным звуком упали в стакан. Несмотря на все самообладание маркизы, ее руки задрожали, и она почувствовала, что несколько капель смочили ей пальцы. Она со страхом обтерла их о платье и, спрятав флакон в карман, пошла к дверям спальни. Когда она собиралась открыть дверь, позади ее раздался какой-то шорох. Маркиза, вся дрожа, отскочила от двери, и стакан закачался на подносе, так как она подумала, что, быть может, кто-нибудь подсмотрел ее ужасное дело.

Она со страхом оглянулась: позади нее стояла большая лохматая собака старика д‘Обрэ и с глухим ворчанием скалила на нее зубы.