Опасные пути, стр. 74

Одновременно с этим Гроссье прыгнул на груду камней, у подножия которой замертво упал измученный итальянец.

Багровый свет факелов мешал сначала различать предметы.

— Что он, сквозь землю, что ли, провалился? — крикнул Бриссонэ, который запыхавшись подбегал к своим.

Над грудами обломков выросли головы подоспевших сыщиков, острия алебард; толпа народа стекалась сюда же.

— Куда он девался? — спрашивали все.

— Стой! — крикнул Гроссье, освещая землю фонарем. — Вот он лежит! Мы его поймали!

— Попался! Попался! — диким хором заревела толпа и этим воем заставила Экзили очнуться от его обморока.

Бриссонэ приблизился к нему с обнаженной шпагой в руке, тогда как доктор медленно приподнялся и сел.

— Ну, уж и помучили Вы нас! — сказал ефрейтор. — Вы арестованы по приказу короля.

— У меня, должно быть, лопнуло сухожилие, — слабым голосом промолвил Экзили, — иначе я не дался бы Вам в руки. Велите унести меня, потому что я не могу ступить.

По знаку Бриссонэ четверо полицейских стражников подняли итальянца на древках своих алебард и отнесли таким образом в карету, которая следовала с возможной скоростью за погоней и в тот момент, показавшись из улицы Вожирар, подъехала к месту, где был найден Экзили.

Его внесли в экипаж; Бриссонэ сел с ним рядом, а двое сыщиков поместились напротив. Четверо конных полицейских окружили карету. Итальянец слышал гул голосов; толпа народа, добившаяся удовлетворительной развязки драмы, бушевала, подобно морским волнам, разбивающимся о берег.

— В Бастилию! — раздалась команда Бриссонэ, и экипаж покатился.

Экзили стонал; боль и ярость исторгали у него эти стоны.

Четверть часа спустя, колеса застучали по настилке подъемного моста; потом карета остановилась у караульни.

Бриссонэ высунулся из каретного окна.

— Арестованный по приказу короля.

Засовы и цепи заскрипели; отворились ворота, приведшие экипаж на другой мост.

— Кто там? — раздался новый окрик.

— Арестованный по приказу короля, — вторично ответил ефрейтор. — Выходите к нам только с корзиной; мы должны его нести, потому что он получил повреждение.

Вскоре появились солдаты и тюремщик со свечами. Экзили был вынут из кареты, положен в корзину для перевозки и потом внесен через отворенные ворота во двор. Ворота захлопнулись, и римский доктор очутился в Бастилии.

III

В Бастилии

Возбуждавшее ужас здание, возвышавшееся в конце улицы Сэнт-Антуан, было произведением Карла V-го Французского. Гуго д‘Анрю выстроил Бастилию, которая первоначально должна была служить укреплением.

Вход в эту ужасную крепость был с улицы Сэнт-Антуан. В нескольких шагах от ворот помещалась караульня. Сейчас за нею находился подъемный мост; промежуточные ворота вели отсюда во двор тюремной администрации.

В то время губернатором Бастилии состоял де Безмо. Этот бывший королевский мушкетер, кругленький добродушный господин, с плутовским выражением лица, носит полуштатское, полувоенное платье, и в его обращении было более предупредительности, чем строгости. Все заключенные любили его и он пользовался большим благоволением Кольбера.

Безмо появился у корзины, в которой лежал итальянец. Он вежливо приподнял шляпу и сказал:

— Господин Бриссонэ, Ваш приказ?

Ефрейтор подал бумагу, собственноручно написанную королем.

— Хорошо, — заметил начальник. — Но — черт возьми! — в каком Вы странном виде, господа!

— Арестант помучил нас, господин губернатор.

— Прошу Вас вместе с ним ко мне в контору, чтобы я мог безотлагательно записать его, — сказал Безмо.

Бриссонэ отвел губернатора в сторону и шепнул ему:

— Главное условие! — глубочайшая тайна!

Безмо кивнул головой.

Доктора перенесли через двор в зал допроса или суда. Безмо появился там, спустя некоторое время с двумя большими книгами и приказал:

— Полицейские стражи и тюремщики, удалитесь! Только я и господин Бриссонэ останемся при арестанте.

Когда названные лица остались при Экзили, Безмо раскрыл одну из книг; то был реестр Бастилии. Он записал имя, место рождения, лета и звание итальянца, после чего дошел до рубрики, озаглавленной: “Причины ареста”. Это был самый таинственный отдел книги; между этими строками таилась бездна произвола, несправедливости и клеветы.

— Какие причины привели доктора Маттео Экзили в Бастилию? — спросил губернатор.

Экзили пытался приподняться и заглянуть в лицо ефрейтора.

— Напишите, господин губернатор, — спокойно ответил Бриссонэ: — “Подозревается в изготовлении ядов с преступной целью”.

Безмо содрогнулся. Его добродушное лицо приняло выражение подозрительности; он положил перо и уставился взором на арестованного, причем с расстановкой промолвил:

— Изготовитель ядов?

— Ничего, пишите, господин губернатор, — сказал Экзили. — Ведь меня будут допрашивать; тогда все объяснится.

Его глаза метали зеленоватые молнии на Безмо и ефрейтора.

Губернатор захлопнул книгу и дернул звонок.

Вошли тюремщики.

— Карамб, — распорядился Безмо, — арестованный получает вторую Либертэ.

Комнаты в башнях получили имена по их названиям; поэтому комната номер второй в башне Либертэ называлась “Вторая Либертэ”.

Затем было приступлено к обыску арестанта. Все деньги, украшения и прочие мелкие вещи у него отобрали; об этом составили протокол и отобранные предметы унесли в кладовую за решеткой.

— Нет ли у Вас какого-либо желания? — спросил Безмо доктора.

— Я попросил бы Вас доставить мне сюда ящик с книгами от моего приятеля Глазера, живущего в улице Бернардинов, — ответил Экзили.

— Мы сначала просмотрим эти книги и доставим их Вам лишь в том случае, если они не содержат в себе ничего опасного для государства, — с важностью заметил Безмо.

Экзили усмехнулся и произнес:

— Это — медицинские сочинения. Я ученый и прошу у Вас как милости разрешения развлечься чем-нибудь. Кроме того я ходатайствую о каком-нибудь успокоительном лекарстве для моей поврежденной ноги. Она ужасно болит и распухла.

— Вас будет навещать хирург, когда Вас поместят в Либертэ.

— А разве нельзя мне прописать самому себе лекарство? Ваши чиновники могут исследовать его. Они убедятся, что оно не содержит в себе ничего вредного, хотя его и составлял отравитель.

— Пишите рецепт!

Прописав лекарство для своей пострадавшей ноги, Экзили набросал на бумагу несколько строк, адресованных Глазеру.

— Готово, — скомандовал Безмо.

Тюремщики подняли доктора.

— Доброй ночи! — сказал губернатор, и мрачное шествие покинуло зал.

Снова прошли через двор к башне Либертэ. Носильщики со своей ношей поднялись по чудовищным лестницам, скудно освещенным тусклыми лампами, и наконец остановились перед огромной дверью, над которой виднелась римская цифра II. Дверь отворили и внесли арестанта в восьмиугольную комнату.

Меблировка этого мрачного жилища состояла из кровати под зеленым балдахином, убогого стола, четырех старых стульев, подобия умывальника с оловянным прибором и двух железных подсвечников.

Итальянца уложили в постель. Он заметил, что против этого ложа оставалось свободное место у стены, где, в случае надобности, можно было поставить вторую кровать.

— Может быть, у Вас скоро появится приятная компания, — ухмыльнулся тюремщик.

— Я вовсе не желаю этого, — угрюмо ответил доктор.

— Сегодня Вам уже нельзя больше зажигать огонь, — сообщил тюремный страж, — но Ваше лекарство Вы все-таки получите.

Все вышли из комнаты, и заключенный остался один. Он приподнялся, насколько позволяло ему полученное повреждение, снял с себя башмаки и стал шарить в одном из них, пока не нашел между каблуком и подошвой маленького тайничка, в котором хранился зажигательный прибор, причем произнес:

— Я уже боялся, что потерял его. Сначала завесим окно! Пока мой сторож отворяет двери, я успею загасить огонь.

Преодолевая жестокую боль, после нескольких напрасных усилий, он ухитрился занавесить своим сюртуком окно, наклонно вдававшееся в его камеру.