Опасные пути, стр. 160

— Спасите! Спасите! — раздался из бездны новый вопль.

Дегрэ снова наклонился над пропастью с факелом в руке.

— Это невозможно! — крикнул он глухим голосом, — у нас нет веревок. Отправляйтесь на тот свет, доктор, и, если можете, сделайте это с усердной молитвой…

Он увидел, как черная фигура в глубине поднялась над тинистой водой и судорожно подпрыгнула кверху, но тотчас же бессильно упала; раздался вопль, в котором уже не было ничего человеческого, послышался легкий всплеск и затем настала тишина.

— Он отправился к дьяволу, — спокойно сказал Дегрэ.

Полицейские двинулись дальше, направляясь к улице Пуайе.

— Сержант, — прошептал бродяга, руководивший сыщиками, — велите-ка людям идти вперед: я тут кое-что заметил.

Дегрэ остановился и сказал полицейским:

— Идите дальше, только осторожнее!

Как раз за его спиной возвышалась каменная глыба.

— Поверните назад! Скорее! — шепнул ему бродяга, направляя свет факела в сторону глыбы.

В ту же минуту из-за камня выскочил человек, но сержант поймал его в свои мощные объятия.

— Эй, свету сюда! Люди! — закричал Дегрэ. — Эге-ге! Да это, кажется, господин Морель?

Морель до крови закусил губы и бросил яростный взгляд на предавшего его бродягу.

— Тем, что Вам удалось поймать меня, Вы обязаны не своему искусству, а этому предателю, Красному Шарлю, — сказал он, — он уже отправил на виселицу семь или восемь бравых молодцов.

— Ты будешь девятым, сыночек, — пошутил Дегрэ, — скрутите его!

Морель без всякого сопротивления дал связать себя.

— Это ты спровадил на тот свет итальянца? — спросил сержант.

— Да, я.

— Ты оказался немилосерднее любого палача.

— Он заслужил это, — ответил Морель, не двигаясь с места. — Господин Дегрэ, велите Вашим людям отойти: мне надо сказать Вам пару очень важных слов.

Дегрэ, с пистолетом в руке, приблизился к Морелю.

— Послушайте, — прошептал разбойник, — прежде чем Вы спрячете меня в Консьержери, доставьте мне случай видеться с маркизой Монтеспан; это будет Вам выгодно.

Дегрэ остолбенел.

— Что это значит?!

— Вы уж только сделайте это, — с невозмутимым спокойствием продолжал Морель, — говорю Вам, что это будет для Вас очень выгодно. Я убил итальянца, и это должно быть для маркизы очень приятно. Я могу дать сведения относительно смерти герцогини Орлеанской, а это приведет в некоторое сомнение тех господ, которые мучат добрых жителей Парижа. Наконец — подойдите-ка поближе, мосье Дегрэ! — наконец я могу рассказать маркизе историю одной проклятой книги… Скажите ей это; ведь я был сотоварищем Сэн-Круа и маркизы Бренвилье. Сверх всего этого сообщите маркизе, что я прятался под мостом в парке Сэн-Клу, когда она беседовала с Экзили, которого я столкнул в колодец, за что заслуживаю благодарности маркизы. И еще передайте ей, что я буду говорить на суде очень громко и откровенно, но, что если вздумают замуровать меня куда-нибудь подальше, то это ни к чему не приведет, так как я принял меры чтобы известные вещи все-таки дошли до сведения людей.

Дегрэ молча выслушал его. Он гневно топнул ногой, когда понял, что добыча, достойная рук палача, по-видимому, избегнет их. Сержант видел, что мошенник не лжет, и, крепко сжимая его руку, сказал:

— Молчи!

Полицейские теснее сомкнулись вокруг Мореля и молча оставили каменоломни.

XX

Сам король допрашивает преступника

Из задних ворот Консьержери выехал закрытый экипаж и направился к Орлеанскому дворцу. Когда он подъехал, из него вышли мужчина и дама. Отворив калитку в стене, дама простилась со своим спутником.

— Благодарю Вас, Дегрэ, — сказала она, — я никогда не забываю своих друзей, как и своих врагов. Как только допрос кончится, Вы немедленно дадите мне знать.

— Не беспокойтесь ни о чем, многоуважаемая маркиза!.. Я — свидетель, а я действую в Ваших видах.

Маркиза Монтеспан проскользнула в сад, а сержант вернулся к ожидавшей его наемной карете. Над стенами парка завывал холодный осенний ветер; часы пробили одиннадцать часов ночи.

— Черт возьми! Уже пора! — пробормотал сержант. — Скорее назад, в Консьержери! — крикнул он кучеру.

В эту ночь окна рабочего кабинета Людовика XIV были освещены. Стража, стоявшая на террасе Лувра, видела огонь.

— Сегодня король поздно работает, — сказал один из часовых.

— Скоро объявят войну, — ответил другой, — значит, много дела.

В это время раздался стук колес и подъехал экипаж, сопровождаемый двумя конными стрелками.

Часовые гвардейцы наклонились над парапетом террасы, свесившись, как могли дальше, и увидели, что стрелки спешились, привязали своих лошадей позади экипажа и обнажили палаши. Из кареты вышло двое мужчин, один из которых был по-видимому связан и вошли в ворота со стороны улицы Орти. Их встретил д’Артаньян.

Они прошли через несколько дворов и слабо освещенных коридоров, поднялись и спустились по нескольким лестницам и, наконец, достигли приемной короля. Здесь к ним присоединились еще два мушкетера, после чего все они вошли в ярко освещенную комнату, роскошно убранную книжными шкафами, картинами и бюстами. У окна стоял огромный письменный стол, заваленный бумагами. На мраморных столиках горели лампы.

Два мушкетера поместились с обеих сторон двери, ведшей в спальню Людовика; стрелки с палашами наголо поместились сзади связанного человека, рядом с которым стоял Дегрэ; с другой его стороны, в нескольких шагах расстояния, остановился д’Артаньян, с обнаженной шпагой в руке.

Все молчали. Наконец в спальне послышались голоса, портьера быстро распахнулась, и на пороге показался Людовик в сопровождении двух кавалеров: герцога де Лонгевиль и кавалера де Тильядэ.

Дегрэ слегка толкнул Мореля, так что пленник выступил вперед. Его лицо приняло выражение непобедимого упорства; но, когда король устремил на него свои сверкающие взоры, преступник боязливо потупился.

В продолжение нескольких секунд король молча рассматривал его, как будто хотел привыкнуть к его виду, а потом сказал повелительным голосом:

— Посмотри на меня!

Морель испуганно поднял голову.

— Можешь надеяться, что я подарю тебе твою жалкую жизнь, если ты будешь вполне искренним.

Морель вздохнул свободнее, и по его отвратительному лицу скользнула улыбка торжества.

— Государь, — ответил он, — я буду говорить сущую правду.

— Помни свое обещание! Твое преступление доказано. От тебя зависит выйти из этого замка живым или мертвым.

Вся наглость Мореля вернулась к нему.

— После слова, данного мне Вами, Ваше величество, я был бы круглым дураком, если бы вздумал лгать, — сказал он.

— Хорошо, отвечай же! Герцогиня умерла от отравы?

Наступила мертвая тишина; все затаили дыхание.

— Да, государь, — твердым голосом ответил Морель.

— Кто отравил ее?

— Маркиз д’Эффиа и я.

Король не мог удержаться от дрожи ужаса.

— Кто дал тебе это страшное поручение и откуда ты добыл яд?

— Главное лицо во всем этом деле — шевалье де Лоррэн; это он подкупил меня. Яд я составил сам: я был сотоварищем Сэн-Круа, Экзили и маркизы Бренвилье, учителей черной науки. Рецепты ядов я получил от Экзили, который узнал их из одной книги, неизвестно, каким путем попавшей в его руки.

— Знаю, — сказал король.

— Приготовленный мной яд я подмешал в то лекарство, которое употребляла герцогиня Орлеанская.

Лицо Дегрэ выразило известное удовлетворение. До сих пор он все время держал наготове кортик, и, если бы Морель вздумал проболтаться, он всадил бы ему нож в спину. Король молчал, как будто собираясь с силами для нового вопроса, и его голос дрожал, когда он спросил:

— Мой брат… знал ли мой брат об этом заговоре?

— Нет, государь.

— Можешь ли ты поклясться в этом на Святых Дарах?

— Хоть моя клятва и немногого стоит, но клянусь Всемогущим Богом, которого мы прогневили, что его высочество герцог Филипп Орлеанский не знает этой тайны. Он выдал бы нас и всех истребил бы.