Опасные пути, стр. 131
Филипп Орлеанский бросил на свою прелестную жену язвительный взгляд и со злобной насмешкой сказал:
— Та-та-та! Вот как мы заговорили! А я помню время, когда Вы очень охотно болтали с маркизой Бренвилье, когда эта опасная женщина была идолом всех гостиных, благодаря своим светским талантам, а также своему благочестию, когда д‘ Альбрэ, д‘Уданкуры и все, как их там звали, разрывались для нее, когда Вы даже в приемной королевы-матери целовали ее. Откуда же теперь такой страх? Подождите же, пока ее вина будет доказана. Видите, я снисходительнее к Вашим друзьям, нежели Вы были всегда к моим.
Герцогиня вспыхнула, как зарево.
Между тем король в это время шептал на ухо Атенаисе:
— Что случилось?
— Государь, мы говорили о маркизе Бренвилье.
— Не упоминайте ее имени! Оно наводит на меня ужас! — воскликнул Людовик.
— А на меня нисколько! — с несколько принужденным смехом сказала герцогиня Орлеанская. — О, у меня сильная душа, я нисколько не боюсь ядов!
— Смотрите, не вызовите злых духов, Генриетта, — поспешно прервал Людовик, — у нас и так довольно всяких ужасов!
— Обратите внимание: большая часть преступлений отравителей имела основанием или любовь, или месть, — прибавил герцог Орлеанский.
Король и его свита оставили галерею, и Атенаиса опять осталась наедине с отцом. Вдруг она слегка ударила себя веером по лбу.
— У меня явилась одна мысль! Скорее, отец! — воскликнула она, а затем поспешно спустилась во двор и подозвала пажа. — Попросите ко мне господина Пикара, вон он садится в свою карету.
Комиссар тотчас явился.
— Как Вы думаете, — сказала ему шепотом Атенаиса, — значу я что-нибудь при дворе?
— О, Вы, маркиза, — божество, перед которым преклоняется весь двор! — с низким поклоном ответил Пикар.
— Не преувеличивайте! Вот в чем дело: где заключен итальянец Экзили?
— В тюрьме Консьержери.
— Я хочу говорить с ним.
— Как? Вы? — Пикар отшатнулся.
— Без колебаний! Когда я могу видеть его?
— Послезавтра вечером, если уж Вы этого хотите.
— Моя благодарность не замедлит.
Пикар снова поклонился.
— Вы знаете дом, в котором живет вдова Скаррон? — продолжала Атенаиса.
— Знаю.
— Встретьте меня там послезавтра вечером. В котором часу это возможно?
— В девятом, маркиза.
— Итак, Вы придете к мадам Скаррон.
Пикар отвесил глубочайший поклон; когда же он поднял голову, маркиза уже исчезла.
— Ах, черт! — бормотал Пикар, садясь в карету, — я вижу на горизонте своей будущности золотые облака, из которых польется дождь дукатов… В Париж, и скорее! — крикнул он, и экипаж быстро выехал из-за железной решетки дворцового двора.
VI
Беглянка и преследователь
Экипаж маркизы Бренвилье мчался через Тиашский лес, по узким дорогам, среди холмов, густо заросших кустарником. При выезде из леса расстилалась огромная прогалина, замыкавшаяся вдали отрогами Арденских гор.
Экипаж приближался к крепости Рокруа; маркиза уже могла разглядеть блестящие каски часовых на валу. Часы пробили девять, когда она въезжала в город. Вскоре она была уже у почтовой станции.
— Лошадей до Живэ! — крикнула Мария, завидев содержателя почты.
— Лошадей? — повторил он, — невозможно!
— Почему невозможно? — с испугом спросила маркиза.
— Раньше трех часов нельзя получить лошадей, потому что архиепископ едет из Сэн-Кантена в Люттих и взял всех лошадей под свою свиту. В Шинэ они меняют лошадей, тогда наши лошади придут обратно. Угодно Вам подождать?
От гнева и беспокойства маркиза невольно стиснула руки.
— Друг мой, — сказала она почтальону, который ее привел, — не отвезешь ли ты меня дальше, до Живэ?
— Никак нельзя, сударыня: лошади не выдержат. Притом дорога через лес очень плоха.
— Вы знаете, я хорошо плачу.
— Да, но если лошадь падет?
— Я заплачу за лошадь.
— Мы можем не найти другой лошади: ждут войны, и лошади стали редким товаром.
— Тогда мне придется ждать, — сказала маркиза и вышла из экипажа.
— Только бы не напрасно, — заметил почтарь, — может быть, лошади воротятся из Шинэ порядочно усталые, и Вам придется прождать еще часа два лишних. Ведь и скотине надо дать вздохнуть.
Маркизу передернуло; ее озабоченность превратилась в настоящий страх; она считала минуты. Что-то теперь в Париже? Известно ли ее бегство? Преследуют ли ее? О, как ползут часы, минуты, секунды! Шинэ всего в двух милях, почему же лошади не возвращаются? Роковая судьба!
Она смотрела на церковные часы, старалась разглядеть, сколько они показывают; ее острые глаза следили за стрелками; она хотела бы заставить часовые колеса вертеться вдвое быстрее. Потом она вынула свои драгоценные часы и сверила время. Наконец она спросила, где здесь можно позавтракать, и пошла в дом напротив, который ей указали.
Она заказала себе завтрак и села к столу в комнате, пропитанной запахом пива, вина и табачного дыма. Но только что принесли завтрак, как на улице раздался стук копыт: это пришли лошади из Шинэ. Не дотронувшись до кушанья, маркиза побежала на почтовую станцию.
— Четверку лошадей до Живэ! — сказала она содержателю почтового двора, вежливо снявшему перед ней шляпу.
— Не знаю, возможно ли это, прекрасная госпожа: коням надо отдохнуть.
— Мне надо в Льеж!
Только что вернувшиеся почтальоны сердито заворчали:
— Неужели опять ехать!
Ужас маркизы возрастал; еще один час был потерян.
— Послушайте, — сказала она содержателю почты, — я так тороплюсь потому, что хочу застать еще живым умирающего родственника. Будьте милосердны, дайте мне лошадей! А ты, — обратилась она к стоявшему около нее почтальону, — получишь втройне, если повезешь меня сию минуту.
— Дама очень торопится… к умирающему, — сказал содержатель почты, — по-христиански следует ей помочь. Живо, Жан! Запрягай четверку и с Богом в путь!
— Тройная плата? — повторил Жан.
— Тройная, мой друг, — подтвердила Мария.
— Ну, так уж поедем, коли так! Только если что случится, так я не при чем.
Маркиза заплатила за лошадей, заплатила страшно дорого за тот завтрак, которого не съела, затем вскочила в карету, и колеса загремели по мостовой.
— Вишь как торопится! — засмеялся один из почтальонов. — Заметили ли Вы, как она побледнела, когда Вы сначала сказали, что нельзя дать лошадей?
— Как не заметил! Да и то сказать: спешит к умирающему.
— Она, по-моему, не похожа на опечаленную женщину, — возразил почтальон.
Когда маркиза проезжала ворота Рокруа, был уже полдень. Она потеряла три часа, — Дегрэ их выиграл.
Была поздняя ночь. По тихим улицам Рокруа мчалась карета. Она остановилась у почтового двора, и громкие удары посыпались в закрытые ставни, между тем, как почтальон звонил в колокол. Но обитатели почтового двора спали, по-видимому, мертвым сном и ничто в доме не шевелилось, хотя шум, поднятый проезжими, был так силен, что в противоположном доме, где помещалась гостиница, отворилось окно и слуга, высунув голову, закричал, заглушая своим голосом шум и стук:
— Господа, если Вам угодно отдохнуть и закусить, пожалуйте сюда! Здесь гостиница!
— Убирайся к черту! — ответил чей-то голос, — в твой кабак я не собираюсь. Мне нужно лошадей.
— Ну, достать их Вам будет трудно, — продолжал слуга, — уж очень большой нынче разгон. Еще третьего дня проезжала дама, которая сюда приехала в своем экипаже, а чтобы ехать дальше с почтовыми, должна была заплатить тройную плату. И то хозяин только потому дал ей лошадей, что она торопилась в Льеж к умирающему.
— Ага! — воскликнул вдруг проезжий, — тут была дама? Небольшого роста, красивая, бледная дама, которая приехала из Лана, сорила деньгами, спешила в Льеж, за границу?
— Все совершенно верно.
— Почтальон! — закричал проезжий, — отвори, не то разнесу твой дом! Отворяй же! — заревел он таким страшным голосом, что окна начали быстро отворяться и раздались голоса, испуганно спрашивавшие, не горит ли где.