Белая западинка. Судьба степного орла, стр. 33

Поминутно ускоряя бег, «астраханец» поднял тучи чёрной пыли. Небо потемнело, сделалось тйжелым и мглистым. И солнце стало какое?то другое, оно превратилось в невзрачное белесое пятно, светило тускло и на него можно было смотреть открытыми глазами. Но скоро пыльные тучи так сгустились, что даже солнце скрыли.

Ветер бросал в лицо молодым землемерам и лесоводам крупную колючую пыль, слепил глаза. Они взвалили на плечи тяжёлые треноги с нивелирами и, пробиваясь сквозь гудящий ветер, пошли к своему лагерю.

А ветер уже превратился в бурю. Он мчался по степи с огромной скоростью, свирепо воя и все круша на своём пути. Говорливый Маныч притих. Беднягу совсем занесло песком и пылью. Попрятались в норы суслики. Исхлёстанные ветром, поникли и пожухли яркие головки тюльпанов. Люди шли мимо зеленого поля озимей, и оно на глазах у них чернело. «Астраханец» с корнем выдирал молодые растения и на своих злых крыльях уносил их за тридевять земель. Нос, глаза, уши забивала пыль. Песок скрипел на зубах. Комсомольцы торопились к палаткам, чтобы укрыться от чёрной бури, которая с нарастающей силой разбойничала в степи.

Но палаток на месте не оказалось. «Астраханец» сорвал их с кольев и закрутил, завертел по степи вместе с постелями, походными кошёлками, книгами.

В тот весенний день молодые энтузиасты степного леса остались один на один с чёрной бурей под хмурым степным небом…

Жутковатую довелось мне воскресить историю из тех дней, когда зачинались у нас в степи наши молодые леса. Но именно тогда с особой ясностью все почувствовали, что справиться с «астраханцем» и, если не победить, то во всяком случае резко ослабить его, сможет только лес.

И вот лес посадили. И вырастили, не дали погибнуть!..

Со слов бывалых людей я восстановил только один эпизод. А сколько пережили эти бывалые люди подобных «эпизодов», чтобы все изменилось в степи! Чтобы появились голубые реки и водоёмы, выросли зеленые леса, прижились в них звери и птицы. Теперь весной в новых лесных полосах, как в старинных рощах, вечерами поют соловьи. А если летом после хорошего дождя как следует поискать, можно найти в молодых лесах и грибы. Ну, может быть, не те знаменитые белые, но уж сыроежки?то обязательно.

ПОДСУДИМЫЙ

Мы не часто видели (Пал Палыча сердитым. На уроках он всегда был спокойный и ровный. Любил слегка подтрунить над нами, понимал и принимал наши шутки и никогда на них не обижался. А тут видим: сидит наш учитель мрачный, как чёрная буря, и явно ждёт не дождётся конца урока. И действительно, прямо из класса побежал Пал Палыч на конный двор и поспешно выехал за хутор на колхозной бедарке.

Как потом выяснилось, торопился он в лес, к Александру Васильевичу Зеленцову. А потом побывал в одном научно–исследовательском институте, который ещё с довоенных времён обосновался в наших местах.

Ну, сами понимаете, теперь мы уже не успокоились до тех пор, пока не выяснили всех обстоятельств дела.

Обстоятельства эти оказались запутанными и… нелепыми: правление колхоза задумало судиться с лесничим Зеленцовым.

Но сначала стоит, наверное, рассказать об одном происшествии, случившемся на дальней свиноферме, что вплотную притулилась к лесным угодьям Александра Васильевича.

Когда в донской степи отважные люди восстановили леса и перелески, у исконного донского зверья появилась возможность вернуться домой и заново укорениться в старых местах. Один из таких «возвращенцев» и стал виновником чрезвычайного происшествия.

…Зима в стели легла снежная. У лесных полос намело такие сугробы, что из?за них виднелись только верхушки деревьев. Овраги и балки завалило снегом—-выровняло степь. И она лежала большая, белая, бесприютная. Вечерами над степью на короткое время вспыхивали сумрачные багровые закаты: первый признак ещё больших холодов на завтра.

— Пропадёт наш кабанишка в такую лютую стужу, — говорила тётя Фрося, худенькая, немолодая уже, но очень подвижная свинарка колхозной фермы. — Хоть бы вы, мужики, корму ему подбросили куда в балочку.

— Какие, Фрося, балочки?! —возражали мужчины. — Ровная, как стол, степь. Да и заметёт позёмка приваду нашу… Пропал кабанишка. Ни в «он попал в наши места.

Кабанишкой свинари звали дикого кабана, который крутился в окрестностях фермы, в мокрой низенькой балочке. Место глухое, ферма дальняя. Зверя не пугали, и он довольно независимо бегал по степи, время от времени попадаясь людям на глаза: то мелькнёт в камышах, то в лесной полосе землю носом роет.

Скорее всего, этот кабан забежал в наши степные угодья из Воронежского заповедника. Зверь был приметный: рыло вытянутое, белые клыки торчат воинственно и грозно, а маленькие глаза спокойные, не злые. Высокая хребтина украшена гривастой щетиной. И весь он какой?то плоский, длинный, хвостатый. Ноги чёрные, как в чулках. И морда чёрная, а сам весь бурый, пепельный. Интересный зверь! Он и нам на глаза попадался во время наших скитаний по степи с Пал Палычем. И жалели его на ферме непритворно — привыкли к нему за лето.

Но когда с этим кабаном уже совсем распрощались, считая его погибшим, он оказался на ферме, среди колхозных свиней. Вышла Фрося задать им корму, а он лежит у порога худой, беспомощный и на Фросю глядит жалобно потухающими глазами.

Фрося не испугалась. Подошла ближе. Кабан попытался было подняться, но не смог и снова повалился на примятый снег. Фрося открыла двери фермы, потянуло на кабана тёплым, парным духом. Он прямо?таки вполз в помещение, еле перебирая ослабевшими ногами. Пока Фрося бегала в общежитие сообщить новость, кабан отогрелся, освоился с новой обстановкой и уже припал к корыту с кормом.

Так и зажил дикий вепрь на ферме. Остался он диковатым, но особенной воинственности не обнаруживал. Как?то умел он стушеваться среди своих домашних родственниц. Людей сторонился. Только Фроси не боялся.

Кабана прозвали Антоном, и он, кажется, начал даже понимать, что Антоном зовут именно его.

В тепле и холе дожил Антон до весны, а с наступлением ростепели незаметно ушёл в вольную степь.

Поведение его расценили на ферме как неудовлетворительное. Как ото так — кормили–поили целую зиму, из неминучей беды выручили, а он втихомолку, даже не попрощавшись ни с кем, взял да и сбежал. Нехорошо!

Фрося смеялась:

— Ну чего вы от кабана хотите! Он же зверь, хорошим манерам не обученный.

Пошутили, поговорили, но забот у людей по горло, и об Антоне стали потихоньку забывать, хотя совсем забыть его было невозможно. Нет–нет да и забеспокоится кто?нибудь, как в былое время:

— Как?то теперь наш Антон?

И уже совсем встревожились, когда на следующий год зимнюю степь после сильной оттепели схватило крепким морозом и она покрылась непробиваемой ледяной броней.

— Пропадёт Антон, — загоревала Фрося. — В эдакую гололедку не продержаться ему.

А кабан будто чувствовал, что люди думают о его судьбе, и под вечер сам заявился на ферму. Фрося его и приметила. Антон не испугался, но близко к Фросе не подошёл. Он постоял во дворе, осмотрелся, и исчез так же вдруг, как и появился.

Фросе не поверили, говорили, что она что?то придумала, дескать, померещился ей кабан. А когда уже совсем стемнело и люди собрались спать, в общежитие к свинаркам прибежал ночной сторож дед. Антип:

— Иди, Фрося! Там чудеса у нас!

Фрося поспешно накинула на плечи шаль и побежала к ферме. На выгульном дворике, слабо освещённом электрической лампой, крутилась некрупная тёмная свинья с полдюжиной повизгивающих полосатых поросят. Поодаль насторожённо притих кабан. Фрося сразу узнала в нем Антона.

— Да никак Антон семейку свою привёл! Ах, умница, ах сердешный! — всплеснув руками, запричитала Фрося.

Дело было совершенно ясное: голод и гололедица привели зверей к людям. От кого же им ещё ждать помощи в беде? Тем более, что у самого Антона был уже известный опыт общения с людьми.

Фрося проворно прошла на ферму, набрала в большой эмалированный таз кукурузного силоса, поставила у порога и отошла в сторону. Длинноногие и остромордые поросята сразу почуяли запах вкусного корма, обступили таз и принялись за еду. Сама свинья даже не притронулась к угощению, Антон же и близко не подходил, бдительно наблюдая за происходящим издали.