Кровавые вороны Рима, стр. 85

– Я расцениваю ваши слова как оскорбление.

– Нет, просто констатация факта, – вздохнул Катон.

Лицо легата задергалось, однако он быстро взял себя в руки и пристально посмотрел на Катона.

– Ну и что вы предлагаете? Ведь понимаете, что мне ничего не стоит не оставить камня на камне от ваших обвинений. Кто их подтвердит? Мое слово против вашего.

– Прекрасно понимаю.

– Тогда чего хотите от меня?

– Чтобы меня оставили в покое, – бесстрастным голосом заявил Катон. – В том, что я обзавелся врагом во дворце, моей вины нет. С момента поступления на службу в армии я старался быть хорошим солдатом. И в течение нескольких лет мне это удавалось, пока меня и моего друга центуриона Макрона не заставили выполнять некоторые задания для одного из секретарей императора. И вот теперь, впервые за долгие годы, у нас появилась надежда избавиться от его власти и вновь целиком посвятить себя воинской службе. Поверьте, мы хорошие солдаты, отважные и опытные. Мы не заслуживаем быть бездумными фигурками в чьей-то игре. Не хотим, чтобы пропадали зря наш талант и наша верность Риму. Не хотим жить в вечном страхе, что нам в любой момент могут вонзить нож в спину. И вот моя просьба. Вы свою роль сыграли, оказали любезность, о которой попросили в Риме, и теперь ничего не должны этим людям. Так дайте слово, что не станете вредить мне и Макрону. Я готов нести службу в самых опасных местах, как велит солдатский долг. Оставьте нас в покое, и мы будем верой и правдой служить Риму и вам, а вам представится не одна возможность нас поблагодарить. А если вы снова решите плести заговоры, то поступите не только бесчестно, но и неразумно, позволив бездарно губить преданных людей и отличных профессионалов.

Катон умолк, и в кабинете повисло тягостное молчание.

– Предлагаете мне сделку? – хмыкнул Квинтат.

– О сделке нет и речи. Какой в ней смысл? Мне нечего предложить взамен. Это всего лишь просьба. Дайте слово, что будете обращаться с нами как с воинами, и этого достаточно.

– И вы поверите моему слову?

– Разве у меня есть выбор? А вот у вас он имеется. Можете жить как человек чести и доблестный воин или сделаться под стать обитателям змеиного гнезда там, в Риме. – Катон сделал усилие и выпрямился, бесстрашно встречая взгляд легата. – Так я могу рассчитывать на ваше слово?

Квинтат в задумчивости почесал подбородок.

– Так и быть, даю слово обращаться с вами так же, как с остальными своими подчиненными. Ну что, устраивает?

– Да, господин легат. Думаю, мы все обсудили. Можно мне вздремнуть на обещанной постели?

– Располагайтесь и будьте моим гостем.

Катон поклонился и на заплетающихся от усталости ногах вышел из кабинета. Легат проводил его взглядом, а потом, с досадой встряхнув головой, пробормотал:

– Какой славный молодой человек! И угораздило же его нажить влиятельных врагов!

Глава 36

Кровавые вороны Рима - i_003.png

Большую часть следующего дня силуры оставались в лагере, и воины гарнизона, получив короткую передышку, вздохнули с облегчением. Душераздирающие вопли сжигаемых заживо людей вывели из равновесия многих в крепости, и даже Макрон, несмотря на смертельную усталость, никак не мог уснуть. Далеко за полночь силуры закончили празднество и стали обустраиваться на ночлег, оставив догорать костры. Утром, после восхода солнца, никаких признаков готовящейся атаки на крепость видно не было, и Макрон отправил основную часть гарнизона отдыхать в казармы. Четверть воинов осталась дежурить на стене, наблюдая за действиями противника. Отдав необходимые распоряжения, Макрон свернулся калачиком на полу башни и погрузился в тяжелый, беспокойный сон.

Часовой, как приказано, разбудил центуриона в полдень, и Макрон сразу отправился взглянуть, как себя ведут враги. Силуры все еще отсыпались после бурной ночи. Лишь небольшие отряды юношей и мальчиков рыскали по долине в поисках дров. Еда, по-видимому, тоже кончалась. Из соседней долины в лагерь пригнали маленькое стадо коров и коз. Животных принялись резать неподалеку от шатра Каратака, и вскоре первую тушу выволокли на строевой плац и стали разрезать на куски, готовясь зажарить на вертеле над только что разведенным костром. Костры загорались один за другим, и запах жареного мяса доносился до защитников крепости, раздражая голодные желудки.

У Макрона тоскливо урчало в животе. Как славно было бы полакомиться куском говядины после скудного пайка, на котором последние дни жил гарнизон крепости! Центурион даже подумывал прирезать несколько лошадей, но потом отбросил эту мысль. Такой поступок плохо отразится на моральном духе уцелевших фракийцев. Животных можно уничтожить, когда станет ясно, что крепость падет. Не доставаться же им врагу! Но только тогда и не раньше. А пока приходится довольствоваться жидкой похлебкой и остатками пересохшего сыра и черствого хлеба. Хвала богам, голод превращает даже самую неаппетитную баланду в изысканное яство.

Далеко за полдень пиршество в лагере силуров подошло к концу, и небольшой отряд стал подниматься по склону к главным воротам. Силуры известили о своем приближении блеянием рожков. В гости к защитникам крепости шел сам Каратак в сопровождении четырех человек. Один из них носил черный плащ друида, а второй оказался пленником. С пленного римлянина сняли доспехи и сапоги, оставив в одной рваной тунике. Его тащили под руки два дюжих воина. Голова пленника бессильно упала на грудь. Услышав звуки рога, центурион Петиллий поднялся на башню и стал рядом с Макроном.

– Что мерзавцы задумали на сей раз? – вздохнул Петиллий.

– Скоро узнаем.

Каратак с компанией остановились вне пределов досягаемости копья, и силурский вождь, подбоченившись, обратился к защитникам крепости:

– Римляне! Вчера ночью вы видели, какая судьба постигла некоторых ваших товарищей. Жаль, что за таким красочным зрелищем пришлось наблюдать издалека. Если бы вы пожаловали в гости к нашим кострам, то посмотрели бы, как горит их плоть, и послушали молитвы, что возносились вашим богам. – Каратак сделал паузу, картинно оглядываясь по сторонам. – Ну и где ваши боги? Где Юпитер и Марс? Похоже, они утратили к вам всякий интерес. Или испугались могущества наших божеств? Как бы там ни было, они остались глухи к мольбам умирающих. Досадно, что вы не разделили с нами веселье. А потому мы решили приготовить представление специально для вас. Вот здесь, где все прекрасно видно и слышно. – Каратак подошел к пленнику и грубым жестом поднял подбородок, чтобы в крепости увидели лицо несчастного.

– Это командир римской колонны, которую мы вчера разгромили, – объявил Каратак.

– Мать твою, – выругался Петиллий. – Значит, префекту и фракийцам конец.

Вражеский вождь снова обратился к гарнизону:

– Этот человек – трибун Гай Манцин, гордый высокомерный аристократ, один из тех римлян, что ведут свою родословную со времен Энея. А теперь посмотрим, как принимает смерть римский аристократ. Обычная казнь для него – непозволительное милосердие. Я никогда не гнушался учиться у врагов, а Кровавые Вороны оказались отменными наставниками. Вы нагнали страху на моих друзей силуров, и я должен им показать, что римляне – простые смертные, а не демоны. Когда мы возьмем крепость, отдам силурам всех, кто уцелеет, и пусть делают с вами все, что захотят. А цель сегодняшнего урока – наглядно показать справедливость поговорки: что посеешь, то и пожнешь. – Каратак с вызовом смотрел на столпившихся на стене людей, а потом, отступив в сторону, подал знак друиду.

Фигура в черном плаще приблизилась к Манцину и вынула нож. Друид разрезал тунику у шеи, а затем рванул вниз и разорвал пополам, обнажив Манцина спереди.

– Великий Митра! – в ужасе выдохнул Петиллий. – бедняге хотят выпустить кишки.

– Веди сюда Маридия! Да живее! – скомандовал Макрон.

Петиллий побежал вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Вскоре его сапоги загрохотали по направлению к казармам, где находился принц катувеллаунов. А перед крепостью представление шло полным ходом. Друид сделал неглубокий надрез на груди Манцина. Трибун попытался освободиться из цепких рук двух воинов, но силуры оказались сильными воинами и держали пленника крепко. По бледной коже потекла струйкой кровь. Друид выждал время и сделал еще один надрез, уже выше и глубже. Не выдержав боли, римлянин вскрикнул, и его голос болью отозвался в сердце Макрона.