Кровавые вороны Рима, стр. 56

– Да, господин. Я служил во Втором легионе. До встречи с префектом работал на верфях.

– И ты бросил уютный Лондиний ради этой дыры?

– Префект назначил хорошее жалованье. В тот момент предложение показалось мне выгодным.

– А теперь, по-видимому, не кажется, – усмехнулся Квертус. – Оказаться в таком месте не захочется даже за очень большие деньги. Ведь так ты сейчас думаешь? На свете нет такого количества серебра, из-за которого стоит так рисковать.

Децимусу хотелось поскорее ускользнуть от фракийца, а потому он решил не скрывать своих мыслей.

– Уверен, что есть, господин. За определенную сумму можно пойти на любой риск.

– Не сомневаюсь в твоей искренности, – заметил Квертус.

– Если я больше не нужен, то, пожалуй, пойду, – робко кашлянул Децимус. – Нельзя заставлять ждать префекта и центуриона Макрона.

– Перед уходом хочу, чтобы ты, Децимус, кое-что хорошенько обдумал. – Наклонившись вперед, фракиец устремил на ветерана неподвижный взгляд, от которого похолодело внутри.

– Ты любишь серебро, а стало быть, мне подходишь. Что если я предложу тебе за службу вдвое больше префекта?

– Не понимаю, господин.

– Да будет тебе, Децимус. Не думай, что Кровавые Вороны приносят из набегов только хлеб да пиво. В здешних горах полно залежей серебра, потому-то император и хочет прибрать к рукам земли силуров. Нам удалось добыть много серебра, и я обещал справедливо поделить его между всеми офицерами и своими людьми. Не хочешь присоединиться и получить свою долю? Если будешь мне служить. А, вижу, мое предложение тебя соблазнило. Давай, решайся. Что если я дам тебе втрое больше префекта, а?

– Катон обещал заплатить тысячу сестерциев.

– Не слишком щедро для такого славного малого, как ты. Префект – настоящий скупердяй. Как тебе понравится сумма в три тысячи сестерциев?

От изумления Децимус вытаращил глаза, а Квертус не отставал.

– Разумеется, надо получить и то, что обещал префект. И тогда обеспечишь себя до конца жизни. А я только прошу стать моими глазами и ушами и докладывать все, что префект говорит обо мне и моей когорте. Только и всего. Ну, Децимус, что скажешь?

Слуга некоторое время молчал, а его мозг лихорадочно работал.

– Мне надо подумать, господин.

Квертус смерил собеседника пристальным взглядом.

– Ладно. Ответ дашь завтра. И вот еще что: если узнаю, что передал хотя бы частицу нашего разговора, лишишься головы. Скоро сам поймешь, как в этом форте выгодно хранить мне верность. Ну, все понял?

– Да, господин, – выдавил Децимус.

– Тогда иди и помни: одно неосторожное слово, и ты покойник.

– Понял-понял, господин, – закивал Децимус, поспешно пятясь из офицерской столовой. Закрыв за собой дрожащими руками дверь, он осторожно опустил щеколду и торопливо заковылял в сторону штаба.

Глава 24

Маридия с избитым в кровь лицом и связанными за спиной руками выволокли из камеры в небольшую комнату в караулке. Его раздели по пояс, открыв взорам покрытую кровоподтеками грудь. Один глаз сильно распух и ничего не видел. От пленника исходило страшное зловоние, а все тело было перепачкано испражнениями и засохшей кровью.

– Подвесить его! – приказал Квертус, и палачи подтащили пленного под балку в центре комнаты, с которой свисал железный крюк.

Один из фракийцев поддерживал Маридия, а второй притащил деревянное бревно длиной в четыре фута с привязанной к обоим концам веревкой. Заломив пленному руки за спину, он вставил под них бревно и, накинув на крюк веревку, стал регулировать, пока бревно не установилось параллельно полу. Лицо Маридия исказила гримаса боли.

Катон и Макрон наблюдали за приготовлениями со скамьи. Макрон, прислонившись к стене, вытянул вперед ноги и сложил на груди руки. По всей видимости, страдания пленника его ничуть не трогали. Катон оказался не таким бессердечным. С его точки зрения допрос являлся неизбежным злом, и префект с нетерпением ждал окончания неприятной процедуры.

Один из палачей, повернувшись к Квертусу, сообщил:

– Пленник готов.

Ответить центурион не успел. Катон, не сдержав гнева, подался вперед:

– Ты должен обращаться ко мне, воин, если не хочешь быть наказанным за неповиновение.

Фракиец молча глянул на Квертуса, и тот благосклонно кивнул. Палач, вытянувшись по стойке смирно, четко отрапортовал:

– Так точно, господин префект. Пленник готов к допросу.

– Можете начинать, – махнул рукой Катон.

– Слушаюсь, господин префект!

Один из воинов, обойдя вокруг пленного, стал к нему лицом, а второй зашел сзади и сильно ударил ногой под колени. Пленник осел вниз, и вся тяжесть тела пришлась на плечи. Коротко вскрикнув, он откинул назад голову и крепко зажмурил глаза, стараясь справиться с нестерпимой болью. Стоящий перед Маридием фракиец, слегка присев, отвел кулак назад и ударил в живот. У пленного перехватило дыхание, и он стал судорожно ловить ртом воздух. Удар следовал за ударом: в грудь, в живот и солнечное сплетение, и вскоре истошный крик перешел в глухие стоны с хрипами.

– Неужели обязательно надо прибегать к такому зверству? – наклонился к уху друга Катон.

Макрон с мрачным видом кивнул.

– Ты сам видел, как себя ведут силуры. Здесь, в Британии, растят крепких парней, а потому, прежде чем приступить к допросу, нужно над ними слегка поработать. В большинстве случаев такой подход приносит желаемые плоды, но Маридий – особый случай. Возможно, Квертусу и его людям удастся преуспеть там, где Север потерпел неудачу. – Макрон умолк, и стало слышно, как урчит у него в животе. – Жаль, что не успел прикончить последнюю буханку. Проклятый Децимус плелся нога за ногу, и вот теперь я умираю от голода.

– Неужели тебе хочется есть? – изумился Катон. В отличие от Макрона, у него самого неприятное зрелище напрочь отбило аппетит. Однако ничто на свете не могло отвлечь мысли центуриона от еды.

Избиение продолжалось еще некоторое время, но вот вперед выступил Квертус и жестом попросил своих людей отойти в сторону.

– Пока достаточно, ребята. Пусть передохнет, а потом продолжим.

Фракийцы отошли от пленного и сели за стоящий в углу комнаты стол, а Квертус устроился на табурете перед пленником. В комнате наступила тишина, которую нарушали прерывистое дыхание Маридия и завывания ветра за стенами кордегардии.

Поднявшись с места, Катон подошел к фракийскому офицеру и встал рядом.

– Известно, что ты знаешь латынь, как и твой брат. Вы оба бегло говорите на этом языке. Вероятно, у вас был хороший учитель.

– Нас обучал пленный римлянин, которого мы предали смерти, как только поняли, что можем обходиться без его услуг.

– Зачем же понадобилось учить наш язык?

Сделав глубокий вздох, Маридий устремил горящий ненавистью здоровый глаз на своих мучителей:

– Отец говорил, что для победы прежде всего надо понимать своего противника. И я узнал о Риме все, что требуется.

– Неужели? – едва заметно улыбнулся Катон. – Ну и что же тебе известно о нас?

Облизнув пересохшие губы, Маридий на мгновение задумался.

– То, что вас терзает ненасытная жажда захвата чужих земель, имущества и свободы других людей. Вы очищаете земли от местных жителей и превращаете их в пустырь, называя это «нести цивилизацию». Какая там цивилизация! – презрительно хмыкнул Маридий. – Вы алчны до безумия и, подобно огромной жирной пиявке, высасываете кровь из всего мира. Ваши солдаты убивают, насилуют и сжигают все живое, что попадается на пути. Как вот эти фракийские подонки, что выполняют для вас грязную работу. Они не воины и не мужчины, просто мерзкие отбросы.

– Придержи свой паршивый язык, урод! А не то мои ребята вырвут его из твоего вонючего рта.

– Да провались ты…

Квертус сжал руку в кулак, но Катон его остановил.