Черные звезды (сборник), стр. 23

31 октября. Сегодня мы с Кованько заметили интересное явление.

Мы ремонтировали четырнадцатый мезонатор (который за особую зловредность и склонность к поломкам инженеры прозвали «тещин мезонатор»), отлаживали настройку мезонного луча. И вот, через раструб перископа, когда был погашен луч, мы увидели в темноте камеры редкие вспышки, будто мерцают далекие голубые звездочки.

Что это за звездочки? Может быть, на стенках из нейтрида осаждается какое-то радиоактивное вещество? Но ведь нет таких веществ, распад атомов которых можно увидеть простым глазом…

2 ноября. Ну, это что-то невероятное!

Дело вот в чем. Все наши мезонаторы работают по принципу «вечного вакуума». В самом начале, когда запускали цех, из них выкачали воздух, и в главные камеры воздух никогда не впускается, иначе пришлось бы перед каждой операцией в течение недели снова откачивать воздух, пока давление не понизится до стомиллиардной доли миллиметра ртутного столба. Воздух допускается только во вспомогательные камеры. А то, что может просочиться в главные камеры, непрерывно откачивается нашей мощной вакуум-системой.

Мы настолько привыкли к тому, что стрелки вакуумметров стоят на делении десять в минус одиннадцатой степени миллиметра ртути, что уже больше месяца не обращали на них внимания. А вчера посмотрели — и ахнули: почти на всех мезонаторах вакуум повысился до 10-20 миллиметра! Ведь это почти пустота межпланетного пространства! Почему? Насосы этого дать не могут, они даже из собственного объема не в состоянии откачать воздух до такой степени разреженности. Такого вакуума не может быть, однако он есть…

И еще: за эти дни мерцание голубых звездочек замечено почти во всех мезонаторах. Почему-то наиболее густо эти звездочки мерцают у основания нейтридных стен камер. И интересно, чем больше в мезонаторе звездочек, тем выше вакуум.

На выход нейтрида оба эти явления никак не влияют: ни мерцания, ни фантастически хороший вакуум.

Но что же это такое? Вероятно, связано с тем, что камеры мезонаторов сделаны из нейтрида. Пожалуй, Голуб прав: мы не знаем что-то очень важное о нейтриде — то, что дает и его эффект отталкивания мезонов, и эти эффекты… Нужно обязательно поговорить с Иваном Гавриловичем».

ВСПЫШКА

Случилось так, что Яков Якин в этот ноябрьский вечер надолго задержался в своей лаборатории.

За окнами уже синело. Лампочки под потолком лили неяркий желтый свес. Сослуживцы Якова — старик инженер Оголтеев и техник Мирзоян — уже оделись и нетерпеливо посматривали на часы. Только что закончился очередной опыт с нейтридом. Пробоя снова не получилось; голубые ленты мощного коронного электроразряда огибали будто заколдованную пластинку нейтрида и с треском уходили в землю.

«Что же делать дальше? Похоже, что электрический пробой нейтрида вообще неосуществим, — размышлял Яков, убирая стенд. — Похоже, что нейтрид абсолютно инертен к электрическому напряжению, так же как инертен и к химическим реакциям… Так что же делать?»

Он вошел в клетку и взялся за верхний электрод, чтобы снять его с пластинки нейтрида.

…Самое болезненное при электрическом ударе — это внезапность. Маленькая, невинно поблескивающая гирька с хвостиком-проводом вдруг ожила: тело передернуло от электрического тока, рука судорожно отдернулась, между пальцами и гирькой сверкнула длинная искра. Яков отлетел к сетке. На несколько секунд в глазах потемнело. Он не слышал, как прозвенел звонок, возвещавший о конце работы, как старик Оголтеев крикнул ему звонким тенорком:

— Яков Викторович, вы еще не уходите? Не забудьте запереть лабораторию!

Обессиленно прислонившись к сетке, Яков успокаивал бешено колотящееся сердце: «Фу, черт! Забыл разрядить…» Взбудораженные нервы руки долго ныли. Он поднес пальцы к носу — запахло горелой кожей. «Не меньше тысячи вольт… Хорошо, что руки были сухие». Он взял разрядную скобу, прикоснулся к электродам: гирька выстрелила синей искрой — заряд ушел в землю. «Долго держит заряд… Хорошо, что я не сразу стал снимать электроды, а помедлил, пока они частично разрядились через балластное сопротивление. Иначе бы — 120 киловольт! Конец!… — Якову стало не по себе от этой мысли. — Получается конденсатор солидной емкости, заряженный до сотни тысяч вольт… В нейтриде запасается огромная энергия…»

Яков снял электрод — да так и застыл с ним в руке. Сердце, только что успокоившееся, снова заколотилось; мелькнула ослепительная, как разряд, мысль: «Конденсаторы электроэнергии! Ну конечно же, как я раньше не догадался. Если такие сравнительно толстые пластинки нейтрида уже дают значительную емкость, то из многих тонких слоев получатся такие сверхъемкие аккумуляторы, которые можно зарядить до колоссальных напряжений…, А ну-ка, если прикинуть…»

Он сел к пульту и прямо на обложке лабораторного журнала стал писать формулы и расчеты. Что, если брать тончайшую пленку в доли ангстрема? Те сверхтонкие пленки нейтрида. из которых сейчас на заводе у Кольки Самойлова делают скафандры?

Яков никак не мог сосредоточиться: мысли в голове метались тревожно и радостно. Буквы и цифры неровными строчками бежали наискось, спотыкаясь и наталкиваясь друг на друга.

Конечно, нейтрид-конденсаторы по мощности и емкости в тысячи раз превзойдут обычные кислотные аккумуляторы. Нужно рассчитывать на большие напряжения; запас энергии в конденсаторе растет, как квадрат напряжения… Итак, если взять пленку нейтрида площадью в десяток квадратных метров, проложить металлической фольгой и свернуть в рулон, получится сверхмощный аккумулятор Ею можно зарядить до нескольких тысяч вольт! Нейтрид выдержит и больше, но тогда уже трудно будет изолировать выводы. Такие конденсаторы смогут приводить в движение мощные электродвигатели. Это тебе не жалкие два вольта нынешней кислотной банки.

Очень просто: совсем небольшие черные коробки, размером с книгу; в них можно нагнетать невесомую, но могучую электрическую энергию. Сколько? Две-три тысячи киловатт-часов! Достаточно для машин, для мощных электровозов.

Яков откинулся от пульта Лицо горело.

Вот оно — то, о чем он мечтал еще с детства, — большое изобретение! Он отодвинул подвернувшийся под руку стул. И сумбурные, нетерпеливые мечты, подхлестываемые воображением, охватили его и заставили бегать взад и вперед по лаборатории.

…Не было больше лаборатории, не было серых сетчатые клеток, медных шаров под потолком, тускло горящих лампочек. По широкому серому шоссе, залитому солнцем, стремительно и бесшумно мчатся голубые машины. Они похожи на вытянутые капли, положенные на колеса. Скорость огромна! Не слышно рева бензиновых моторов, вместо нею — еле ощутимое высокое пение электродвигателей. Ведь их можно установить прямо на колесах! Вместо сложного привода, поршней, валов, всевозможных муфт, сцеплений, зажигания — несколько проводов к нейтрид-аккумуляторам; вместо коробки скоростей и многих рычагов управления — две рукоятки реостатов: одна регулирует скорость, другая — направление.

Вдоль дороги расставлены электроколонки. В них — розетки, к которым подведено напряжение подземной электросети. Водитель останавливает машину, включает в розетку кабель от нейтрид-аккумуляторов, и по медным жилам в них переливается невесомая электрическая кровь… И разве только электромобили? А электролеты, электрокорабли! Всем прочим двигателям придет конец: бензин, уголь, нефть и даже урановое топливо будут вытеснены простыми и компактными нейтрид-аккумуляторами.

Яков подошел к окну, коснулся разгоряченным лбом холодной поверхности стекла. Было уже совсем темно. Ветер качал голые ветки деревьев в институтском дворе, и далекие фонари, заслоняемые ими, мерцали, как большие, но тусклые звезды. Затуманенный взгляд Якова еще видел шоссе с голубыми электромобилями, но сквозь него проступили две широкие желтые полосы — это напротив светились окна семнадцатой лаборатории. Там тоже работали.