Другая дверь, стр. 4
Шестая, хотя не так заметная снаружи, странность нашего и так уже достаточно странного семейства, было содержимое их багажа. Там среди довольно большого количества всякой (в основном летней) одежды для родителей и детей, плюс косметики, заколок, зубных щёток и прочих предметов гигиены, можно было обнаружить, как минимум два изданных знаменитой в своем деле фирмой Бёрлиц, учебника английского языка… для русских…
И вот тут-то недоумения, которые уже успели у нас возникнуть, сменяются одним конкретным вопросом:
А что делать в Новой Зеландии явно небедной русской семье?
Да, в это время туда направлялся поток иммигрантов, которых с охотой принимали местные власти. Но ехали-то на этот (возможно самый отдаленный) клочок земли в основном две категории населения: землепашцы (особенно приветствовались властями этой английской колонии) и проходимцы, в надежде поживиться плодами золотой лихорадки, совсем недавно посетившей эту страну, но уже несколько лет, как закончившейся в связи с почти полным исчерпанием предмета лихорадочного вожделения.
Ни к той, ни к другой категории наше семейство явно не относилось.
Тогда зачем?
Возможно, что-то прояснит диалог, который можно было бы подслушать, если неотступно и внимательно следовать за главой семейства. В какой-то момент на одной из палуб парохода его поймал некий русский, который, услышав родную речь, а отец семейства только что обсудил с супругой планы и воспитательные программы для детей на ближайший день, решил, что раз русские, значит, свои, а раз свои – какие могут быть церемонии?
Он, видимо, ощущая себя опытным путешественником (трущобы Калькутты, притоны Шанхая, забегаловки Марселя) подошёл к нашему герою и, почти не поздоровавшись и уж точно не представившись, спросил:
– В Австралию или Индию изволите следовать?
– В Новую Зеландию… – вежливо, но с явным неудовольствием по поводу непрошенного вмешательства ответил отец семейства.
Визитёр посмотрел с недоумением. Он явно собирался продать свои знания (уверен, судя по человеческому типу персонажа, весьма поверхностные и недостаточные) тех далёких краев и навязаться богатым русским в качестве чичероне.
Но, похоже, так далеко его знания далеких стран не распространялись. Однако своих попыток он не оставил, а придумал новый вопрос или, как ему казалось, зашёл с другой стороны:
– А почему ж не в Австралию?
Отец семейства, вообще-то довольно мизантропически настроенный человек, вдруг перестал злиться на нудного кандидата в приживалы. Ему внезапно стало смешно и он, хотя только что собирался уйти, спросил:
– А почему в Австралию?
– Ну, там русских много… – удивлённо ответил новоявленный кандидат в гиды и попутчики.
– Вот поэтому… – слегка усмехнулся наш герой (а скрывать не будем, именно этому человеку и посвящена наша книга) и повернулся, чтобы уйти, и даже пару шагов сделал, когда в спину его догнал новый вопрос:
– Вы так не любите русских? – неприязненно, то ли от большой любви к соотечественникам, то ли от осознания, что добыча, медленно, но верно уплывает, спросил бывалый путешественник.
– Скорее, они меня… – ответил отец семейства, на этот раз ставя уже окончательную точку в разговоре…»
5
Тросточка в руках, ридер во внутреннем кармане куртки, на языке ругань, а в голове сумбур – в таком состоянии Прохоров после прочтения первой главы романа двинулся из гостиницы куда-нибудь подальше.
Но если тросточка (смотри третью главу нашего сочинения) и ридер понятны, то ругань, сумбур и направление движения нужно всё же объяснить. И сильные выражения, и хаос в голове были вызваны фактически одним предметом просто с разных сторон – только что прочитанной главой. Но если сумбур касался содержания её, то ругань – немецких, а так же всех прочих европейских гостиниц.
Потому что, как обнаружил сегодня Слава, заведения эти не были приспособлены для такого простого занятия, как чтение.
Для сна – да, для смотрения телевизора – пожалуйста, даже для секса – всё в порядке. Но попробуйте хоть сколько-нибудь долго почитать, сидя в кресле и вывернувшись так, чтобы на страницу книги падал свет торшера. Почему вывернуться? Потому что и торшер, и кресло – тяжёлые, двигать их трудно и громко, а расположены они так, что свет на странице нужно именно ловить, как в том анекдоте, где пара, пришедшая к врачу-сексологу, жалуется на то, что у них ничего не получается. Врач расспрашивает их о том, как у них всё происходит, а потом, чтобы разобраться, просит показать сам процесс и подготовку к нему. И тут парочка заплетается в какую-то настолько заковыристую позу, что все «Кама сутры» мира на всех полках магазинов и спален аннигилируют от зависти. Обалдевший врач спрашивает:
– А почему именно в такой позе?
На что получает вполне резонный ответ:
– Мы долго искали и нашли единственный вариант, при котором мы оба можем во время этого занятия смотреть телевизор…
Вот и здесь, в добропорядочном отеле, сидя в кресле, свет надо ловить, как этой замечательной паре, что без телевизора никак, а от такого положения очень быстро устаёт спина и отваливаются ноги.
– Сиди на стуле… – скажете вы.
И опять будете неправы. Потому что стул стоит у стола, на правую сторону которого светит маленькая настольная лампа на коротком шнуре, на левую – всё тот же торшер, а на середину – ничего.
– Подвинь стул к тому или другому.
А вот фигушки вам – тумбы стола расположены так, что близко к краям придвинуться нет никакой возможности, а если не близко, а посредине – свет не добивает.
– Включи люстру…
А нет её, только в коридоре, но сидеть в коридоре, впрочем, как и в туалете, где тоже светло, как-то западло. Чувствуешь себя даже не пассажиром на вокзале, которого вот-вот погонит проходящая мимо уборщица, а просто кучкой мусора на пыльном асфальте.
– Ну а всё-таки туалет? Любимое место отдыха читающих россиян…
Ну да, десять минут, ну двадцать, но куда больше? Да и одно дело – читать, потому что сидишь на горшке. А совсем другое сидеть на горшке, потому что хочется почитать… Как-то одно – правильно, а другое – нет…
– Хорошо, но почему тогда не лечь на постель и не читать лёжа? – скажет очередной умник. – Там же есть ночники с двух сторон, если постель двуспальная, или два у разных кроватей…
Но тогда поза для чтения – в основном – на животе или на спине. А если конструкция твоего малость не нового тела такова, что лежать ты можешь только на боку, да и то не очень долго. Ты и спишь так: двадцать минут на левом, двадцать минут на правом, а дальше всё то же самое много раз. А когда лежишь на боку, то свет падает либо на обложку книги, либо тебе на спину, только никак не на текст. Да и о том свете слова доброго сказать никак нельзя – экономные немцы вкручивают во все патроны номера лампочки ватт по двадцать. Разглядеть, где у тебя рука, где нога можно, но вот детали помельче различаешь с трудом.
– Стоп… Так у тебя же ридер, зачем тебе вообще свет?
А ты пробовал читать на ридере в полной темноте? Через сколько минут начинают слезиться глаза? Вот то-то…
А если ещё и машинка эта для тебя внове и пальцы ещё не привыкли, что вот тут кнопка «Следующая страница», попадают то на «Закрыть», то на «Список закачанного». И ты встаёшь, идёшь в коридор и, матерясь, вспоминаешь инструкцию, куда и при каких случаях надо тыкать. А вспоминаешь потому, что саму бумажку ты выбросил ещё по дороге, потому что аппарат с коробкой не входил в карман куртки и ты швырнул её в первую попавшуюся урну. Вместе с инструкцией, которая показалась тебе элементарной, как газета «Правда» при большевиках.
В общем, Слава продержался в гостинице только одну главу, а потом выскочил на улицу, искать, «где оскорбленному есть чувству уголок». Этим и объясняется то, что он не имел ни малейшего представления, куда идёт, просто двинулся в сторону вокзала с экзотически названием «ЗОО», который для Прохорова олицетворял самый центр Берлина.