Другая дверь, стр. 26
Осталось придумать, сколько спросить сегодня вечером с лысоватого за телефон, но эту проблему Слава оставил на потом, а пока взялся за непонятный сверток.
На который поглядывал уже несколько раз.
Свёрток был, как свёрток, небольшой, плоский, почти квадратный. И напоминал книгу…
Вот только какую?
Он сорвал бумагу и…
И обнаружил там сочинение Америго Веспуччи…
31
Тут, прежде чем рассказывать о дальнейших Славиных приключениях и размышлениях, нужно сделать небольшую паузу.
Понятно, что у нормального читателя тут же, как только появилась в руках героя старая книга, должен возникнуть вопрос, а если не вопрос, то желание подтолкнуть нашего героя под локоток и направить его к неведомому Давиду, упомянутому Песей пару глав назад.
А у Прохорова даже такой мысли не появилось…
Почему?
Сейчас попробую объяснить…
Кем бы ни работал любой человек, думаю, он понимает разницу между лохом и профессионалом. Слово «лох» тут употреблено не в уголовном смысле – тот, кого нужно и можно обуть, а в ставшем за последние годы привычном. Тот, кто чем-то занимается, ничего или почти ничего в этом не понимая…
Ситуация практически стандартная сегодня: инженер по теплотрассам торгует кроссовками, длинноногая и фантастически безголосая манекенщица (ну, хорошо, модель) поёт в телевизоре, а директор обувного магазина управляет департаментом образования. И то, что семья инженера как-то выживает, модель во всех рейтингах стоит на первых ступеньках, а директор обувного владеет дачами в Подмосковье, Крыму, Черногории и на Канарских островах – не доказывает, что они не лохи. Просто время сегодня такое – лоховское, и тот, кто понахрапистей и не отягощён совестью, тот и кушает котлетки из фазана, запивая их Шато де чего-то там, правильного года, не очень, простите, разбираюсь…
А куда деваться профессионалам?
А никуда, они просто вымирают, как мамонты, вытесняемые с игрового поля более молодыми и нахрапистыми лохами. Сужают круг общения, стараясь отсекать всех не своих, находят (если получается, конечно) кого-то из новых, но хоть как-то близких. В бизнесе нашего героя кого-то, кто в состоянии отличить репринт от оригинала, а Алексея Константиновича Толстого от тоже Алексея Толстого, но Николаевича.
Найти таковых трудно, но всё же попадаются, тот же Володя-зять, который ещё и самому Прохорову вполне мог объяснить многие вещи. Но это было скорее исключение из правил, нормальный новичок не знал ничего, но заработав почти случайно…
Ну, нашёл, например, на чердаке у бабки в деревне коробку книг, пролежавшую здесь с той поры, когда её, бабкин, отец в 1917 году грабил соседнюю барскую усадьбу и случайно, среди серебряных ложечек и меховых капоров прихватил и эту ненужную тогда никому коробку…
Или соседка, помирающая от голода и болезней, бывшая преподавательница литературы, попросила продать первое издание «Горя от ума» – её последнее и единственное сокровище…
Или закрывается офис той конторы, в которой работал лох, и выбрасывают на улицу библиотеку, оставшуюся от бывшего здесь когда-то академического института, и наш лох несёт на Арбат (практически к таким же лохам) огромный том «Мертвых душ» в издании Маркса. И не беда, что, глядя на огромный титульный лист, нельзя понять даже, какого он цвета – настолько он загажен (загашен) разнообразными печатями тех учреждений, в которых успел побывать за свою не очень длинную (по книжным меркам) жизнь.
Ну и так далее…
И заработав почти случайно первые десять тысяч рублей, решал такой новичок пойти в антикварные торговцы и начинал учить всех…
Двадцати (тридцати, сорока – нужное подчеркнуть) летний юнец, вчера заработавший первые сто долларов, начинал объяснять Прохорову, что кустод – это переплетённые вместе несколько книжек, а прижизняком считается всё, что вышло в год смерти автора, даже если тот, как Пушкин, погиб в январе.
Вот это раздражало, а не наличие таковых вообще, ибо они были, есть и будут, по-видимому, всегда.
И в отношении Песиного Давида Слава был уверен, что тот из той же компании. Ничего плохого в таком еврее не было, повторяю ещё раз, просто не мог человек, который «торгует всем», знать и понимать что-нибудь в знаточеских книгах.
Понятно, что если бы Прохоров нашел у себя в карманах четыре тома «Царской охоты» (Слава даже усмехнулся, представив картинку – каким должен быть кафтан, чтобы все четыре тяжеленные книги там уместились), тогда да. Тогда щедрый Давид, ослеплённый блеском кожи, разноцветьем орнаментов, да и просто размером, дал бы, наверное, рубля три.
А может и десять, если с утра хорошо торговля шла…
А Веспуччи был книгой не для Давида…
Если, конечно, у него не было сына, который заведовал серьезной книжной лавкой где-нибудь на Кудаме или Унтер-ден-Линден…
Однако, судя по словам старухи, да и по самой старухе, это вряд ли… Не ходить вам в камергерах, евреи…
А вообще, что сегодня здесь Кудам и та же самая Унтер-ден-Линден?
Выходить-то из дома Слава уже пару раз выходил, но старался далеко не отлучаться. А пройтись стоило, потому что как ещё найти нужные адреса магазинов, в которых хотя бы можно было завести разговор о Веспуччи…
Стоп…
То есть как это – как?
Если в Москве и в Питере в то время существовали справочники «Вся Москва» и «Весь Петербург», то и тут такого не быть не могло. Мы, конечно, впереди планеты всей, но многие вещи просто перенимаем у других…
И правильно делаем…
Прохоров чертыхнулся внутренне от отсутствия карандаша – запомнить всё, что ему предстояло обсудить с Песей, было трудно. Но и выбора не было…
Он попробовал составить в уме список вопросов: почта и как получать деньги из-за границы. Сколько будет идти телеграмма или письмо до Новой Зеландии, могли ответить только там, а вот как получать деньги, мадам Шнор могла знать или узнать.
Вопрос о мобильнике обсуждать с ней не имело смысла, просто надо показать его лысоватому в ресторане. А вот если тот откажется, тогда Песя… Хотя она могла посоветовать, сколько просить, потому что тут для Славы был тёмный лес. Вон как её подкинуло, когда она узнала, что Прохоров непонятным для неё образом заплатил аж за три ужина на Лейбниц…
Значит, это два…
Третье – попросить её найти книгу «Весь Берлин» или как она тут называется. Где она её возьмет? Наверное, найдёт, если пообещать ей немного денег…
Не так много вопросов, как казалось вначале…
Он встал, чтобы пройти на кухню и начать осторожный разговор. Осторожный потому, что для старой еврейки превращение нищего, ничего не умеющего и не знающего человека, в персонажа, который отдаёт загадочные распоряжения и глупо сорит несуществующими деньгами, было травматично, а травмировать старуху нашему герою не хотелось.
Однако дойти до дверей он не успел, они открылись сами, и на пороге показалась Песя Израилевна.
И в одной руке у неё был большой кухонный нож, а в другой – скалка. Впереди, видимо в качестве боевого льва или слона выступал кот.
– Ты вообще, кто такой? – грозно спросила она, на всякий случай остановившись в дверях.
32
Мобильник лысоватому понравился.
Слава продемонстрировал, как он работает (камеру, конечно), сняв проход официанта с подносом от кухни в дальний угол зала. Наш герой держал трубу горизонтально, и поэтому на мониторе казалось, что половинка официанта просто скользит в воздухе, расставляя на столы где посуду, а где приготовленные разноцветные яства.
– Кинематограф? – плотоядно спросил хозяин ресторана.
И Прохоров понял, любовница есть, и ей на днях предстоит интересное времяпрепровождение.
– Ну, так можно сказать… – согласился он, – Хотя где вы видели камеру, сняв на которую, можно тут же посмотреть результат?
Если честно, он просто набивал цену.
– А я вообще никакой не видел… – отклонил все его претензии на грамотный маркетинг лысоватый. – Сколько?