Другая дверь, стр. 13
И возмущение это, наконец, прорвалось наружу:
– Значит, вы на полчаса, а меня на недоделанной машине – на сто лет, так получается?
15
Встал утром Прохоров с головной болью от недосыпа, но… с хорошим настроением. Первое легко, хотя с каждым прожитым годом всё труднее и труднее, побеждалось таблеткой обезболивающего, душем и крепким кофе, со вторым было сложнее.
Слава и любил, и не любил одновременно состояние такого драйва, которое у него было в это утро. Любил понятно почему – как-то так Бог устроил человека, что ему важно и нужно хотя бы изредка вставать на лыжи и с бешеной скоростью спускаться с горы. Дело даже не в том, к чему это приводит – удачной сделке, выпеченному сложнейшему кулинарному изделию или законченной книге, это всё важно. Но важней, почему-то не результат, а процесс, адреналин в крови, уверенность в своих силах, готовность к любым неожиданностям.
Зов предков или милость Божья?
Кто знает, так есть, и всё…
А вот почему не любил? У Губермана есть такой «гарик»:
Вот поэтому, как-то с годами пыл юношеский утихает, любой пафос, а в таком драйве пафоса полно, кажется нелепым, а ты сам, если попадаешь в него – несуразным и смешным. Нет, без него нельзя, но насвистывающий что-то бравурное во время бритья (он иногда подбривал себе щеки, чтобы не казаться неухоженным и брошенным) наш герой показался сам себе в зеркале настолько глупым, что даже щёку порезал, чего не случалось с момента ухода от Варвары.
Хотя радоваться, если по большому счету, было с чего. Всю ночь, даже пока он спал, крутился в голове у Прохорова эпизод из фильма «Девять дней одного года»…
… смотри-ка, получается, Федерико прав, но не дошёл до конца. Не только филологи, все мы мыслим не словами, а картинками и цитатами, вон на полторы минуты вторая ссылка…
… эпизод из фильма «Девять дней одного года», в котором молодой Баталов, узнав, что облучился и скоро умрёт от радиации, говорит врачу: «Если есть какое-то средство, пусть непроверенное, но хоть какая-то надежда на него имеется, согласен, пробуйте на мне…». Конечно, в фильме слова были другие, но смысл – именно такой, наш герои помнил это хорошо, точнее, вспомнил вчера вечером, фактически ночью, после тридцати лет, прошедших с последнего просмотра, и с тех пор все время картинка повторялась в сознании, как гифка на компе.
Горностаефф вчера после наезда прапрадеда честно предложил поменяться местами.
– Кто-то должен быть здесь… – затряс руками он, явно обижаясь, что его заподозрили в трусости и бегстве от собственного эксперимента. – Мало ли что может случиться, ручка та проклятая опять обломится. А ведь она – единственное связующее звено между тем временем и этим, если её потерять, то назад не вернешься уже никогда. Машина ведь в нашем времени находится, она как бы выбрасывает тебя в другое, как рак метастазы, но сама-то тут. И если ручка отломится или просто ударишься и забудешь, где она – всё, Ка mate! Что по-маорийски, означает – «сдохнешь», точнее, «я сдохну», но это не имеет значения, как кажется… Поэтому кто-то должен быть здесь, вон в той комнате, чтобы, если что пошло не так, дёрнуть ручку и вернуть пассажира назад… Я потому к вам и обратился, что вы мне поверили, а с какой стороны ручки буду, мне всё равно, даже туда, назад, интереснее…
– Ну, почему обязательно сдохнуть? – задумчиво сказал Слава, запал его как-то неожиданно прошел. – Там тоже люди живут.
– Я догадывался, что и вы там побывали… – удовлетворённо кивнул Горностаефф. – И это ещё одна причина была искать именно вас…
Запал его тоже прошёл и говорил он совершенно спокойно.
– А окно зачем? – спросил Прохоров, – Для наблюдения над перемещаемыми предметами?
– Вроде того…
Порешили, что опыт пройдёт после обеда послезавтра. Федерико должен был что-то там доотладить в машине.
А Прохоров завтрашний день себе брал на то, чтобы походить по антикварным, подобрать костюм, обувь, документы и, самое главное, купить старых денег. И русские деньги, которые здесь могли пригодиться, и документы, сделанные для него Володей, остались в Москве…
Нет, он не собирался сразу бежать на сто лет назад, надо было сначала освоиться и осмотреться, и в любой момент иметь возможность вернуться, но мало ли что могло произойти?
А следующие полдня Слава собирался истратить на то, чтобы посетить блошиный рынок на Тиргартен. Мало того, что он был одним из немногих, которые работали в субботу, так ещё и сравнительно недалеко и от гостиницы, где расположился наш герой, а от Кантштрассе ещё ближе. Горностаефф даже вручил прапрадеду вторые ключи от своей квартиры, чтобы не таскать закупленное далеко, а доставлять его сразу к месту будущего действия.
Потому что перед Прохоровым на рынке стояла та же задача, что и при посещении антикварных магазинов – хорошо подготовиться к визиту в прошлое. Пишу «хорошо», а не тщательно, потому что по уму следовало бы не гнать коней, а сделать всё основательно и подробно.
В Берлине было не менее сотни антикварных магазинов, и как минимум пять блошиных рынков. Смешно было думать обойти первые за один день, даже если взять на целый день такси и смотреть и спрашивать только три вещи: документы, одежду с обувью и старые деньги. Ну, пятнадцать, от силы двадцать, если выкатить глаза из орбит и закусить язык – тридцать. И то, только потому, что в этом городе, как во всех крупных европейских городах, часть таких магазинов располагались кустами – по нескольку на одной улице или на одном перекрёстке. Как на той же Кайтштрассе, где их было, наверное, с десяток.
Потом в переулке, название которого Прохоров так и не смог запомнить, ну там, где Кудам кончается, начинается другая улица, и с неё направо, там тоже десяток, а то и больше магазинов есть.
Но ведь остальные восемьдесят-сто раскиданы по всему городу…
А пять рынков – это как?
Тем более, что все они работали только в воскресенье, один Тиргартен, как сказано уже, и в субботу. А обойти каждый из них – без ног останешься.
А на рынки – как раз самая надежда. Конечно, магазины часто торгуют всяким хламом, например, на той улочке, что справа после Кудама. Но чтобы в таком количестве и с таким выбором, как на блошиных, – ни один магазин не сравнится…
Прохоров бывал на двух из пяти рынках, но тогда почти ничего купить не смог – другая задача. Он в те разы искал редкого, коллекционного, что продавец просто не понимал или по неопытности не опознал и поставил дёшево.
А сейчас он собирался, с точки зрения профессионала, за мусором. Его интересовало то, что приличный дилер даже в подарок не всегда возьмет, а такого, по памяти, на подобных рынках было в избытке…
Так что правильно было бы назначить первое перемещение на понедельник, успев посмотреть хотя бы пару, а лучше тройку развалов.
Но решили так не делать, а рвануть, как только что-то найдётся…
Потому что невтерпёж…
16
Однако в пятницу в магазинах Слава не преуспел.
Целый день истратив на шатание по антикварным лавочкам, Прохоров в итоге купил… фактически только ботинки. Правда, в одном месте ему пообещали целую кучу немецких денег (выходило чуть ли не двадцать тысяч марок) начала века, но поскольку хлам этот валялся у хозяина то ли дома, то ли на складе, а в субботу его заведение не работало, договорились встретиться завтра на Тиргартене.
Ну, ещё две с половиной тысячи наш герой купил в другой лавочке, и всё, все победы…
Для начала, конечно, должно было хватить – сходить в прошлое, посмотреть и вернуться, но для серьёзных планов, которые строил наш герой, – не то, что не разгуляешься, даже думать не начнёшь…