Старый дом, стр. 57
И подумав так о фаберовском кирпиче, Прохоров вдруг понял, что все-таки возвращается к жизни…
Просыпается антикварная жилка, это хорошо, должно же что-то в человеке не спать…
В-третьих, надо было придумать отмазку для Гороха, а если не придумается или не пройдет то, что придумано, понять, кому звонить и с какими словами…
В-четвертых, правильно было связаться с Упырем и, поскольку его, Прохорова отъезд отменился, попробовать переиграть всю историю. Потому что теперь подходил и обмен.
Или не надо звонить?
Кроме того, что это было не очень по правилам, раз они уже ударили по рукам, в наличии имелось еще ощущение удачной сделки, потому что кроме денег есть на свете кое-что еще. Чувство того, что поступил справедливо, не только сохранив библиотеку, но и устроив так, что она попала к правильному человеку…
Хотя и потерял Прохоров на этом несколько десятков тысяч долларов, но все же решил Упырю не звонить и к обмену не возвращаться…. Однако почему потерял? Деньги обещаны через полгода, будем терпеливо ждать…
Но Упырь вдруг именно в этот момент позвонил сам:
– Не уехал? – спросил он без всяких «здравствуй – до свидания».
– Нет… – озадаченно ответил Прохоров. – И не уеду…
– Тогда надо повидаться…
– Хорошо, заеду…
Чего это он? Может, сам хочет все переиграть назад?
Ладно, разберемся…
Что-то у меня было пятым пунктом? Ах, да…
Надо, наконец, отвезти деньги в банк.
Иначе, зачем он арендовал ячейку?
Да и хранить в этой стране бабло следовало не в рублях, а в валюте, и не в банке, на счету, а в наволочке или в ячейке. Потому что банк, как и рубль, мог в любую секунду рухнуть, а доллары и сейфовое хранение никакому такому риску подвергнуться не должны были…
73
С банком все обошлось быстро и без проблем.
Ячейка, правда, оказалась недостаточно большой, чтобы вместить все «сокровища» Прохорова. Тогда он арендовал вторую, аккуратно разложил деньги пополам, поставил ящички в две ячейки и повесил на колечко два ключа, а не один – вот и все проблемы…
Александру он позвонил еще утром и договорился, что тот в этой сделке все повернет назад, тем более, что и поворачивать, по сути, было нечего: риэлтор все еще ждал возвращения нужного человека в БТИ.
Александр поворчал, конечно, что так не делается, но помня свою недавнюю, скажем так, промашку, быстренько заткнулся, Славе даже не пришлось его в то жульничество носом тыкать, сам еще помнил. Тем более что за БТИ Прохоров пообещал заплатить отдельно.
Конечно, это были копейки по сравнению с тем кушем, который Александр снял за Володину квартиру, но куши бывают редко, а вот каждый день пять копеек, это все-таки восемнадцать с лишним рублей в год – хватит на недорогую чашку кофе…
Следующим пунктом был Матвеич.
К нему Прохоров со своим таксистом, вызванным по случаю обилия перевозимых денег и многочисленности поездок, ехал долго – лето кончалось и начинались ежедневные, а не только по выходным, пробки.
Матвеич хмуро покрутил в руках серебряные уголки с завитушками, долго рассматривал в лупу все чекухи (так называют антиквары знаки серебряной пробы и клеймо мастера), потом скептически посмотрел на Славу:
– Фабер настоящий… – он еще раз глянул на фурнитуру, потом попробовал что-то сложить из нее, не получилось. – Но с чего ты взял, что это от какого-то кирпича? Я о таком никогда не слышал…
– У тебя комп есть?
– В соседней комнате…
Труднее всего было вспомнить, как называлась та фабрика, кирпич которой использовали на фирме для этой спичечницы. А страница нужная была заложена на Славином компе, который стоял дома.
Горюнов, Горячев, Гареев?
Точно на «Г», но вот как?
Не получалось ничего…
Сзади насмешливо и недоверчиво посапывал Матвеич…
Увидеть сейчас фиаско старого приятеля для него было бы просто медом – как это он, великий и ужасный в своем серебряном и бронзовом деле, не знает чего-то про Фабера, а приходит книжник, пусть даже почтенный и уважаемый, и ему что-то открывает?
Да гонит он…
Прохоров все это понимал и видел, что теряет очки. Он подумал немного и загнал в искалку «Фаберже, кирпич».
Высыпалась какая-то ерунда…
– Ну? – спросил из-за плеча Матвеич.
Слава добавил к двум словам третье – «спичечница» и победил: на экране по одной из ссылок открылась нужная фотография.
– Ну? – спросил на этот раз Прохоров.
– Антилопа гну… – проскрипел Матвеич.
Обиженно и радостно одновременно.
Вот интересно, казалось бы, два таких состояния ну никак не могут сочетаться. А вот тут совпали…
Матвеич сел к компу: заложил страницу, увеличил фотографию, отпечатал на принтере, не понравилось, сделал порезче, распечатал еще раз.
Потом, пользуясь картинкой, начал складывать принесенные Славой детали в нужном порядке и только когда понял, что это комплект, спросил:
– Сколько…
Как помнит внимательный читатель, наш герой хотел за останки спичечницы пять тысяч долларов.
Но тут он цену объявлять не стал…
Как-то уж слишком бурчал Матвеич, как-то непривычно топорщились усы, как-то пальцы, держащие фурнитуру, сжимались слишком усердно, хотя и бережно…
В общем, видно было, что тот завелся…
И цену выдаст сам, куда ему деваться…
Как помнит опять же внимательный читатель, деньги Прохорову особенно были не нужны. Но сам момент торговли, придумывание правильной цены (тут, как стало понятно, он был лох, а цена должна была быть такая, чтобы и ему хватило и Матвеичу досталось), репутация среди своих…
– Ты предмет видишь, – медленно сказал Слава, – и лучше меня знаешь, сколько такой может стоить…
– Больше восьми не дам… – не выдержал Матвеич. – И не проси, где я такой кирпич достану?
Но Прохоров хорошо видел, что старый приятель либо уже знает, где взять такой кирпич, либо придумал, чем его заменить…
– Ну, ты наглец… – задумчиво сказал он.
– А сам кирпич, – завопил Матвеич, – а работа, а атрибуция? Это же все денег стоит, а я вообще хотел, – вдруг как-то беззащитно сказал он, – себе такую вещь оставить, никогда раньше не встречал…
И Прохоров не стал его дальше казнить:
– Двенадцать… – сказал он.
Имея в виду, конечно, десять.
– Десять… – взмолился Матвеич.
– И гут с тебя…
Этот «гут» пришел к Прохорову от одного немецкого дилера.
Тот рассказывал, что его соотечественники (сам он был харьковский еврей, но жил в Германии уже больше двадцати лет), если один другому оказывает услугу, за которую нельзя заплатить, всегда говорят: «С тебя гут». И это означало, что тот, кому это сказано, тоже обязан сделать что-то для говорившего. Что-то нужное, но не имеющее денежного эквивалента.
Например, встретить ночью на вокзале и помочь погрузить что-то тяжелое и дорогое, а потом довезти до дома. Не по тарифу же грузчиков и таксистов платить приятелю за такую помощь…
Понимаю, что для Германии, где все нужное, тяжелое и ценное не возят на себе, а поручают специальным фирмам, пример странный, но ничего другого в голову как-то не приходит, уж извините…
– И гут с меня… – обреченно сказал Матвеич и пошел в соседнюю комнату за деньгами.
Следующим по плану был Упырь…
И пока они добирались до него, Прохоров занимался все тем же делом, что и весь этот день.
Вам кажется, что он думал, как отмазаться от Гороха?
Ничуть не бывало – он сжимал зубы и кусал собственный язык, чтобы не завыть от той боли, которую причиняла ему утрата Надежды.
74
Упырь, внимательно рассматривая Прохорова, провел его в комнату.
На столе, среди многочисленных книг и бумажек, лежал какой-то мешочек, похожий на кисет.
Они сели. Предложить нашему герою кофе или чаю Упырю даже в голову не пришло. Возможно, впрочем, что он сам дома пил только воду, Прохоров об этом никогда не задумывался.
– Чего ты меня так разглядываешь? – спросил наш герой, опять поймав внимательный взгляд старого приятеля. – Борода до колен выросла или ширинку забыл застегнуть?