Старый дом, стр. 26
Он кивнул хозяину, мол, да, все в порядке…
– А зачем вообще все это? – слегка пригубив свой кофе, спросила Надежда.
– Что это?
– Ну вот, вы специально сюда… – она поискала подходящее слово, – сюда пробрались, ходите по магазинам, прикидываете, что-то покупаете. А для чего? Любите красивые вещи?
– Нет… – он улыбнулся. – Вы еще не поняли? Мы с Володей и Маринкой – торгуем антиквариатом.
Он вдруг увидел, как чашка в ее руке задрожала…
Причем так, что она едва смогла ее поставить на блюдечко…
И поставила с дробным звуком, как будто у кого-то зубы от холода или страха стучали.
– То есть вы хотите сказать, – спросила она побелевшими губами, – что все вот это, чем мы занимаемся сейчас, – из-за денег?
– Ну конечно… – Слава улыбнулся, он никак не мог понять, что происходит, и отчего Надежда Михайловна вдруг так разволновалась. – Здесь купили задешево – там у себя продали задорого…
– И все?
33
– А этого мало?
Он никак не мог сообразить, что происходит, даже раздраженно отставил от себя вкусный кофе.
Да что же это, прямо на ровном месте…
А казалось, уже нашли общий язык…
Казалось – союзники…
Хотелось большего, но союзники-то уж точно…
И вдруг…
Бред какой-то…
Он с раздражением повел глазами по сторонам, словно подсознательно искал, на ком сорвать зло, но…
Но увидел круглую мордочку хозяина и…
И догадался…
У них же капитализма здесь еще практически не было, они еще не знают, что такое жизнь, где деньги определяют все…
Ну, почти все…
Как ни странно – полегчало, во всяком случае, стало понятно, о чем говорить и что объяснять…
– Надежда Михайловна, – тихо начал он, – я, конечно, понимаю, что вы – женщина романтическая, и для вас жизнь имеет смысл, только если она служение чему-либо. В вашем случае – будущему… Но вы же были там, вы видели, что ничего из ваших планов не сбылось. И у нас есть дураки, садисты, сволочи…
– Кто это, садисты?
– М-м-м… – замялся он, – ну, в общем это те, кому мучить людей – удовольствие… И у нас есть нищие, – продолжил он, – бессмысленно богатые, больные, калеки и просто несчастные люди… Это просто надо принять как факт, потому что история показала, что тот, кто убьет дракона, сам становится драконом…
– О чем вы?
– Это цитата из одной пьесы. Там городом правит дракон, мучает всех, издевается… А жители спокойно все это принимают. А потом приходит рыцарь и убивает дракона. А жители начинают поклоняться ему, как предыдущему правителю. И тогда он уходит от них, потому что не хочет сам становиться драконом… А вы не боитесь?
– Чего?
– Сами стать драконом? Как Землячка, помните, мы говорили? Как Ленин? Сталин? Вся эта братия?
– Не знаю… Но я все время думаю о том, что вы мне рассказали… И помню, все до секунды помню, мое пребывание у вас… – Надежда откинулась назад, недопитый кофе стоял перед ней, но она, похоже, о нем забыла. – Знаете, я все понимаю… Нет, не так говорю… Там у вас есть всякое, я поняла… Но вы-то – другие: вы сами, Володя, Марина… Разве нет?
– И что? – он опять потерял нить ее рассуждений.
– И вдруг у вас, у ВАС – опять одни деньги. Вы решаетесь на опасное приключение, идете сюда, где все не просто, где вы ничего не знаете, где вы постоянно себя выдаете жестами, разговором, где вас, если задержат, отправят в тюрьму или в желтый дом. И все это из-за денег?
– Милая моя, Надежда…
… начал он, но осекся, опасаясь, что слишком много себе позволил, однако она сидела, смотрела в сторону и ни один мускул не дрогнул на ее лице в ответ на такое обращение.
Поэтому он продолжил:
– Я не самый богатый человек там, в своем времени…
– Но у вас же есть дом, большой и, конечно, ужасно дорогой бензомотор, вы можете пить кофе каждый день, а обедаете вы так, что очень немногим это доступно… И вам мало?
– Надежда, – он уже прочно перешел на это имя без отчества, – вы путаете богатство и минимальный комфорт. По вашим представлениям я богат, а по моим – мало-мальски обеспечен и только. Давайте я вам кое-что расскажу, а вы – посчитаете, идет?
– Кто идет?
– Ну, это у нас так говорят, в смысле – согласны?
– Хорошо… попробуем…
И он с самого начала – от стоимости квартиры, рассказал ей, что почем в Москве и России начала двадцать первого века и как там живут люди разного достатка. На что-то она реагировала равнодушно, что-то ее поражало, что-то повергло в негодование.
– Но как же они выживают? – спросила она про пенсионеров.
– Никто не знает… – честно ответил Прохоров. – Думаю, привыкли, в этой стране практически всегда и почти всем было плохо, поэтому никто, или почти никто не знает, как бывает хорошо, и что он, не живет, а выживает…
– Ну, а вы? – теперь она смотрела почти возмущенно.
– Давайте считать теперь с другого конца…
И он опять, с самого начала рассказал ей, сколько он в среднем зарабатывает и что у него остается после всех оплат и выплат.
– А еще есть кризисы, о которых вы сегодня ничего не знаете, а у меня в такие тощие месяцы вообще нет торговли, и я проедаю то, что успел накопить за жирные годы. Поэтому наша жизнь – не жажда наживы, просто умение существовать в новых для вас условиях… Я вас убедил, что перед вами не паук-мироед, а просто человек, который хочет себе обеспечить не очень трудную старость? А внукам нормальную жизнь и образование, Володя ведь в нашей семье появился два года назад, а до этого мы сами справлялись…
Она сидела молча, сжав губы, думала.
Потом сказала:
– Надо идти, и так из-за меня столько времени потеряли… – это прозвучало, как извинение…
– Не расстраивайтесь, Надежда, все будет хорошо…
А что он мог еще сказать?
– Вы решили, как мы будем добираться и куда сначала отправимся? – уже совсем по-деловому спросила она.
– Вы знаете, что я подумал, мы не спросили, до которого часа работает магазин Фаберже…
– Думаю, до шести, а что?
– А то, что мы можем не успеть возвратиться до их закрытия, дел-то у нас еще немало…
– Тогда давайте вернемся, заберем кирпич, занесем домой, чтобы не таскаться с тяжелым, и двинемся дальше. Вы решили куда?
– Наверное, так, – прикинул он: – Сначала на Моховую и Воздвиженку, поскольку это рядом, а оттуда на Никольскую. Большие Каменщики будут зависеть от времени и от того, насколько мы устанем…
– Идет… – улыбнулась она.
Они зашли к Фаберже, забрали кирпич, но не успели дойти и двух шагов, когда рядом с ними остановилось громоздкое авто:
– Такси не нужно?
Мужественный профиль водителя обещал путешествие «с ветерком».
И Прохоров подумал, что ничего не мешает ему поступить здесь так же, как он это делал в своей Москве: нанять машину на полдня или на день, чтобы она возила его и то, что он покупает.
И можно тогда не заходить домой – кирпич благополучно прокатится с ними в машине.
– На Моховую… – сказал он, распахивая дверцу перед Надин, – И там подождать… Об оплате договоримся…
Это такси стало его первой ошибкой.
34
Теперь автору придется остановиться в неком недоумении.
Ближайшие два часа наши герои посвятили, как уже понятно из предыдущего, прочесыванию двух магазинов – Вольфа и Карбасникова, до Абрамова на Воздвиженке руки так и не дошли.
А недоумение вот в чем: как можно интересно описать, так, чтобы не скучно было не только антикварному дилеру, а и обычному читателю, это самое прочесывание? Ведь выглядело оно довольно просто и даже скучно: Надежда Михайловна усаживалась с какой-нибудь книжкой в кресло, а Прохоров шел по рядам, выдергивая, то, что привлекло внимание, и разглядывая то, что выдернул.
Куда как интересно…
Но вот пока они ехали на машине от Пречистенки до Моховой, а при скорости в двадцать километров в час это заняло какое-то время, пока они шли от дома двадцать два до дома двадцать четыре, пока ехали с Моховой на Никольскую, были у них с Надеждой любопытные разговоры.