Источник, стр. 118
Она не видела Китинга шесть месяцев. Последние три года они изредка виделись, иногда вместе обедали, пару раз ходили в кино. Они всегда встречались на людях. После знакомства с Тухи Китинг не решался заходить к ней домой. При встречах они разговаривали так, словно ничего не изменилось. О женитьбе они давно не заводили речи.
— Добрый день, Кэти, — тихо сказал Китинг. — Не знал, что теперь ты носишь очки.
— Только когда читаю… я… Добрый вечер, Питер… Наверное, вид у меня ужасный сегодня… Я рада видеть тебя, Питер…
Он тяжело опустился на стул, не снимая пальто, держа шляпу в руке. Она стояла, беспомощно улыбаясь. Потом сделала нерешительный округлый жест рукой и спросила:
— Ты просто заскочил на минутку или… Может, снимешь пальто?
— Нет, я не на минутку. — Он поднялся, бросил пальто и шляпу на кровать и впервые за всё время улыбнулся, спросив: — Но может быть, ты занята и прогонишь меня?
Она прижала подушечки пальцев к глазам и быстро-быстро отдёрнула их. Она должна была вести себя с ним как всегда при встречах, чтобы голос звучал легко и непринуждённо.
— Нет, нет, я совсем не занята.
Он присел и протянул к ней руку в молчаливом приглашении. Она быстро подошла к нему, вложила свою руку в его, и он притянул её к себе на ручку кресла.
Свет лампы падал на него, и она уже достаточно овладела собой, чтобы заметить выражение его лица.
— Питти, — воскликнула она, — что с тобой? Ты выглядишь просто ужасно.
— Я пил.
— Но не так же.
— Именно так. Но теперь с этим покончено.
— В чём же дело?
— Я хотел тебя видеть, Кэти. Я хотел тебя видеть.
— Милый, что они сделали с тобой?
— Никто ничего со мной не сделал. Теперь со мной всё в порядке. Поэтому я и пришёл сюда… Кэти, ты когда-нибудь слышала о Хоптоне Стоддарде?
— Стоддард?.. Не знаю. Имя мне где-то встречалось.
— Ладно, неважно, не затрудняйся. Только я подумал, как всё странно. Видишь ли, этот Стоддард, старый мошенник, не мог больше терпеть угрызений совести и, чтобы загладить свои грехи, преподнёс городу большой дар. А я… когда мне стало невмоготу терпеть, я решил, что могу искупить их единственным образом, сделав то, чего мне на самом деле хотелось больше всего, — прийти к тебе.
— Что ты не мог больше терпеть, Питер?
— Кэти, я сделал большую подлость. Когда-нибудь я тебе расскажу, только не сейчас… Ты могла бы простить меня… простить не расспрашивая? Тогда я буду думать, что прощён человеком, который никак не может простить меня. Человеком, которого нельзя обидеть и который поэтому не может простить… Но от этого мне только хуже.
Кэтрин, казалось, ничуть не удивилась. Она с готовностью произнесла:
— Я прощаю тебя, Питер.
Он несколько раз медленно склонил голову и сказал:
— Благодарю тебя.
Она прижалась к нему щекой и прошептала:
— Тебе так много пришлось пережить, Питер.
— Да, но теперь всё в порядке.
Китинг притянул её к себе и стал целовать. Он больше не думал о храме Стоддарда, а она не думала о добре и зле. В этом не было нужды, они оба были чисты.
— Кэти, почему мы не поженились?
— Не знаю, — ответила она. И добавила торопливо, только потому, что сердце её застучало и она не могла не сказать что-то, но и не могла позволить себе воспользоваться моментом: — Наверное, мы оба знали, что нам не надо торопиться.
— Нет, надо. Если мы уже не опоздали.
— О, Питер! Ты… уж не делаешь ли ты мне снова предложение?
— Кэти, прошу тебя не удивляться. Если ты удивишься, я пойму так, что все эти годы ты испытывала сомнение. Это было бы для меня сейчас ужасно. Я пришёл именно сделать тебе предложение. Мы поженимся. Поженимся, не теряя времени.
— Да, Питер.
— Нам не нужны объявления, приготовления, гости, церемонии и прочее. Из-за них мы всё время откладывали нашу женитьбу. Честно, не могу понять, как мы могли пустить всё на самотёк… Мы никому ничего не скажем, просто исчезнем из города и поженимся. Объясним и объявим всем после, если кому-то потребуется объяснить. Это касается твоего дяди, моей матери, ну и других.
— Да, Питер.
— Завтра ты бросишь твою чёртову работу. Я договорюсь на службе о месячном отпуске. Гай, конечно, взбеленится, интересно будет на него посмотреть. Упакуй нужные вещи, много не потребуется, и не беспокойся о макияже, между прочим… ты вроде сказала, что выглядишь сегодня ужасно? Так вот, ты никогда так чудесно не выглядела.
Я буду здесь послезавтра в девять утра. К тому времени у тебя всё должно быть готово.
— Да, Питер.
Когда он ушёл, она бросилась на кровать, плача навзрыд, не сдерживаясь, забыв о достоинстве, забыв обо всех делах и заботах.
Эллсворт Тухи оставил дверь кабинета открытой. Он видел, как Китинг прошёл мимо, не заметив его открытой двери. Потом Тухи услышал рыдания Кэтрин. Он подошёл к её комнате и вошёл без стука. Он спросил:
— В чём дело, дорогая? Питер обидел тебя?
Она приподнялась на кровати, посмотрела на него, отбросив волосы с лица назад, не сдерживая искупительных рыданий. И выпалила первое, что пришло ей в голову и что ей почему-то захотелось сказать. Она сказала нечто, чего сама не поняла, но он понял:
— Я вас не боюсь, дядя Эллсворт!
XIV
— Кто? — выдохнул Китинг.
— Мисс Доминик Франкон, — повторила горничная.
— Да ты пьяна, идиотка!
— Мистер Китинг!..
Он уже был на ногах, оттолкнул её с дороги, выскочил в гостиную и увидел стоявшую там, в его квартире, Доминик Франкон.
— Привет, Питер.
— Доминик!.. Доминик, откуда ты? — Над всеми его эмоциями: гневом, недоверием, любопытством, польщённым самолюбием — возобладала признательность Всевышнему за то, что матери нет дома.
— Я звонила тебе на работу. Мне сказали, что ты уехал домой.
— Я очень, очень рад. Какой приятный сюр… А, к чёрту этикет. Я всегда стараюсь быть с тобой корректным, но ты видишь меня насквозь, так что в этом нет проку. Не буду разыгрывать роль безупречного джентльмена. Понимаешь, я поглупел от неожиданности, твой приход выходит за всякие рамки, и что бы я ни сказал сейчас, вероятно, будет невпопад.
— Да, так будет лучше, Питер.
Он заметил, что всё ещё держит в руках ключ от чемодана, и опустил его в карман. Он был до этого занят тем, что упаковывал вещи для завтрашнего свадебного путешествия. Он осмотрелся вокруг и с раздражением заметил, как вульгарна викторианская мебель по сравнению с элегантной фигурой Доминик. На ней был серый костюм, чёрный меховой жакет с высоким, до подбородка, воротом и шляпа с опущенными полями. Она выглядела иначе, чем в суде, и не так, как на вечеринках и званых обедах. На память ему вдруг пришёл тот момент, когда многие годы назад он стоял на лестнице у кабинета Гая Франкона и желал себе больше никогда не видеть Доминик. Она выглядела такой же, как тогда: незнакомкой с кристально чистой пустотой во взгляде.
— Садись, Доминик. Сними пальто.
— Нет, я ненадолго. Поскольку на сей раз мы с самого начала говорим начистоту, я прямо скажу, зачем пришла к тебе. Или ты предпочитаешь всё же начать с вежливых пустяков?
— Нет, обойдёмся без церемоний.
— Хорошо. Ты хочешь на мне жениться, Питер?
Он стоял, не шевелясь, потом тяжело опустился на стул. Он знал, что она не шутит.
— Если ты готов жениться на мне, — продолжала она тем же ровным, отстранённым голосом, — то это надо сделать немедля. Машина ждёт внизу. Мы отправимся в Коннектикут и вернёмся обратно. Это займёт около трёх часов.
— Доминик… — Ему хватило сил только на её имя. Он хотел, чтобы его парализовало. Он чувствовал, что жизнь бьётся в нём, как всегда, он старался усилием воли сковать свои мышцы, мозг, потому что хотел укрыться от ответственности сознательного решения.
— Питер, мы не притворяемся. Обычно люди сначала обсуждают доводы, чувства, а потом совершают поступки. Мы идём обратным путём. Если бы я сделала предложение как-то иначе, я бы обманывала тебя. Для нас это возможно только так. Никаких вопросов, условий, объяснений. То, о чём не сказано, уже заключает в себе ответ. Тем, что о нём не сказано. Тебе нечего обдумывать — только хочешь ты так поступить или нет.