Любовник Большой Медведицы, стр. 54

Я охотно согласился на предложение Лорда. Влекла меня не только перспектива хорошего заработка, но и новая интересная работа. Вороненок был известен среди контрабандистов как «волевой» хлопец, и приятельствовали с ним, как равные с равным, самые известные местечковые деятели, старая гвардия.

Тем вечером Лорд в местечко не вернулся, остался у Доврильчуков. После ужина я сказал всем, что поутру иду в Раков.

— Надолго? — спросил Симон.

— Не знаю. Может, навсегда.

— Может, обидели чем? — спросил Матей.

— Ни единого разу не обидели, ничем и никак, — запротестовал я энергично. — И всегда буду вас всех только добром вспоминать!

— Что ж сделаешь, воля ваша, — сказал Матей. — Нужно будет — снова приходите. Роскоши у нас особой нет, но хлеба хватит.

Хоть Лорд в доме ночевал и риск был немалый, что он прознает, ко мне снова — в последний раз — пришла моя молчаливая любимая. Долго со мной была, но и в этот раз не сказала ни слова.

Назавтра утром сердечно распростился с Доврильчуками и вместе с Лордом ушел. Много раз оглядывался я на скрывающиеся вдали строения хутора, и с каждым разом делалось мне все грустнее. Удивительно сердце людское: мучится однообразием, люди одни и те же надоедают, а как разлучишься — начинаешь по ним тосковать.

Солнце стояло высоко, снег на дороге раскис. В теплом дыхании ветра чувствовалось уже приближение весны. Брели мы, оживленно разговаривая о разном. Лорд рассказал, хлопцы теперь очень редко ходят за границу. Большинство прервало работу до осени. Сонька сбежала из местечка вместе с Ванькой Большевиком. Видели их в Олехновичах. Садились они на поезд, идущий на Вильню. Юрлин поехал за ними. Говорил, и сучку убьет, и кобеля. Несколько хлопцев из группы «диких» попалось в Советах.

Я заметил: идем мы в направлении Ракова. Лорд мне объяснил: хутор, где Вороненок с матерью живет, всего за три километра от местечка, но в очень удобном месте. Для меня там будет мелина, надежная, как за каменной стеной.

Я спросил, знает ли Вороненок про то, что я с ним работать собрался. Лорд ответил мне: вчера с Вороненком разговаривал и обещал — если я соглашусь, конечно, — привести меня на хутор.

За два километра от Ракова Лорд свернул вправо, в лес. Долго мы шли по глухомани. Наконец, оказались на краю обширной поляны. В углу ее стояла, заслоненная чередой елок, маленькая почернелая хатка. Прижимались к ней какие-то каморки, хлевики.

Навстречу выбежал большой черный пес. С бешеным лаем кинулся к нам.

— Каро! Каро! Сюда! — закричал выбежавший из дома Вороненок, отгоняя пса.

Поздоровались. Вороненок выглядел очень молодо. Никто бы и не заподозрил, что он — опытный, умелый контрабандист, знаменитый проводник «фигурок». Глаза у него были детские, голубые, смешливые, и все лицо полнилось смехом. Бегал по подворью, гонял пса и казался подростком-сорванцом. Глядя на него, и мы рассмеялись.

— Да ему все и всегда — забава! — сказал Лорд.

Зашли мы в Вороненково жилище. Изба маленькая, сложенная из скверно отесанных бревен, выглядела мрачно. У входа — большая печь. Левую сторону избы отделяла длинная перегородка. Пол был глиняный, стены — голые, потолок темный, закопченный. Но от веселости Вороненка и изба казалась не такой унылой.

— Гелька, мамочка! — крикнул Вороненок. — Гости у нас! Жрать готовьте, много и быстро!

Тут я увидел старушку, маленькую, пухленькую, с такими же веселыми глазами, как у сына. Рядом с ней была молоденькая, лет пятнадцати, дивчинка, очень похожая на брата. Начали готовить для нас еду.

— Мы только позавтракали! — принялся отговариваться Лорд.

— Что там завтрак? Мы сделаем ОБЕД! Напихаемся на тип-топ! — объявил Вороненок.

И принялся помогать матери с сестрой, суетящимся у печи, больше мешая, чем помогая. Потом выбежал из избы и вернулся через пару минут, неся четыре бутылки водки.

— Каждому по стекляшке, а мамке с Гелькой — по половине, потому что усов у них нету!

— А у тебя есть? — огрызнулась сестра. — Разве если углем нарисуешь…

— У меня — будут! А у тебя — фиг!

Вскоре приготовили для нас угощения, и начали мы пить водку. Мне сразу стало тепло и весело в такой компании. Щура только не хватало… Чувствовал я: приближается интересная, новая для меня работа.

5

Ночь выдалась темная. Дул теплый западный ветер. Небо густо усеяли звезды. Темноту разделяло надвое черное и белое: темнота неба с рассыпанными искрами звезд и белизна снега, нарушенная там и сям темными контурами деревьев и кустов.

Поля застилала редкая, вязкая каша тающего снега. Ноги глубоко проваливались в нее, оскальзывались. Тяжело было идти. Там и сям по низинам от растаявшего снега сделались большие лужи. По ночам мороз затягивал их льдом, делал катки для теплого западного ветра, с утра вдоволь скользившего по ним. Когда ветру надоедало, он дыханием топил лед, гнал по лужам мелкую рябь.

Вечером вышли мы с Вороненком из дому и направились в лес. Несли под куртками «бандажи»: большие двойные вязаные безрукавки, в которых заделан товар. В основном Крючок зарабатывал проводом «фигурок» из-за границы, но при том носил и свой товар. Его брал немного, чтобы не слишком стеснять движения. «Бандажи» мы нагрузили швейными иглами, обычными и для машинок, граммофонными иглами, сапожными и швейными шилами. Кроме того, несли и по нескольку десятков бритв.

Пошли лесом, недалеко от хутора, пес Каро — вместе с нами. Вороненок влез на огромную липу и вытащил из дупла револьвер — российский «офицерский» наган, самовзвод. А я показал Вороненку парабеллум.

— Добрая цацка! — похвалил Вороненок. — Но для меня и нагана хватит. Я войны затевать не собираюсь.

Потом двинулись лесом напрямик на восток. Пес бежал впереди.

— Часто с собакой за границу ходишь? — спрашиваю Вороненка.

— Ну так, Каро лучше меня границу знает. Ему доверять можно. Третий год работаем вместе.

Пес, заслышав свое имя, прибежал, стал, глядя в глаза Вороненку.

— Иди вперед! — приказал тот.

Пес снова пошел впереди, держась за несколько шагов от нас. Вышли мы на край леса. Увидели широкий открытый простор. За три километра от нас была граница, в двухстах метрах проходила дорога из Вольмы до Ракова.

Уселись мы на поваленное дерево, ожидая, пока стемнеет. Выпили бутылку водки, закурили. Когда стемнело как следует, пошли неторопливо полями к границе. Сапоги наши были густо вымазаны ваксой, чтоб не пропускали воду.

У границы остановились на несколько минут, прислушиваясь. Каро побежал вперед, мы — за ним. Под ногами глухо хрустел снег. Мы старались не просто ставить ногу сверху, а втыкать ее в снег косо, сверху вниз. Так снега под ступней оказывалось меньше и меньше сочился он влагой, да и шума тоже не столько делалось.

Вскоре добрались до границы. Узнали ее по следам цепочкой, тянущимся по снежной глади с севера на юг и обратно.

Шлось очень тяжело. Ноги проваливались все время, мучительно было вытягивать их из глубокой снежной каши. Вдруг Вороненок остановился. Я подошел к нему.

— Что такое? — спрашиваю.

— Хочешь рискнуть? — спрашивает он в ответ.

— Как?

— Если ты не против рискнуть, дорогой можем пойти! Я часто хожу дорогами.

— Добре, — соглашаюсь. — Пойдем дорогой.

— А если встретится черт какой, то… — Крючок махнул наганом.

Вскоре вышли на дорогу. Была она полна выбоин, разбита копытами. Часто попадались на ней широкие лужи. Но все равно шлось по ней легче, чем по полям: ноги в снег не проваливались. Хотя было очень скользко.

Издали заметили огни деревни. Послышался собачий лай. Крючок остановился.

— Через деревню пойдем или обойдем? — спрашивает.

— Погранцы там есть?

— Нету. Раньше не было.

— Тогда пойдем.

Вскоре перешли по мосту речушку и вошли в большую деревню, выстроенную по обеим сторонам узкой улочки, описывающей большой полукруг. Застилающий улочку снег был серый, почти черный даже, во многих местах смешанный с грязью.