Любовник Большой Медведицы, стр. 1

Сергей Песецкий

ЛЮБОВНИК БОЛЬШОЙ МЕДВЕДИЦЫ

KOCHANEK WIELKIEJ NIEDZWIEDZICY

Pisze, bo pisac musze. Jest to poprostu mojqpotrzebq organicznq, nieodzownq i niezwalczonq. Przeraza mie czasem nawal rzeczy, ktore sie (kleks cenzury) na papier — aby (kleks cenzury). Rozsadza to mi umysl. A tymczasem zdrowyrozsqdek kaze pisac powoli, cierpliwie, planowo, ksztalcic styl, poznawac jezyk, rozszerzac wiedze. Jak to trudno bez potrzebnych ksiqzek, w nieodpowiednich warunkach. Jak przykro rozkladacprace na miesiqce, lata, gdy sie chce jq wykonac zaraz… aby miec spokoj.

Sergiusz Piasecki

Часть первая

ПОД ОБОДАМИ БОЛЬШОЙ КОЛЕСНИЦЫ

На границе дождь умоет,
Солнышко обсушит.
Лес густой от пули скроет,
Ветер шаг приглушит.
Из песенки контрабандистов

1

Это была моя первая ходка. Шло нас двенадцать: я и еще девять хлопцев под грузом, а вел через границу, машинистом [1] нашим был старый опытный Юзеф Трофида. Приглядывал за товаром еврей Лева Цилиндер. Носки [2] мы тянули легкие, по тридцать фунтов каждая, но уж очень большие. Товар был дорогой: чулки, платочки, перчатки, подтяжки, галстуки, гребни…

Сидели в темноте, в длинном, узком и сыром тоннеле под высокой насыпью. Сверху шла дорога от Ракова к границе, на юго-восток. Позади мигали огни Поморщизны. Впереди ждала граница.

Мы отдыхали перед нею. Укрывшись в тоннеле, хлопцы перекуривали напоследок перед границей, пряча рукавами огоньки папирос. Курили обстоятельно, жадно затягивались. Особо торопливые успели докурить первые и затянули по второй. Сидели вместе, кучкой, упершись в мокрые стенки тоннеля здоровенными, прицепленными ремнями за плечи, будто школьные ранцы, носками.

Я сидел с краю. Рядом со мной, уже в конце тоннеля, маячил на темном фоне неба неясный силуэт Трофиды. Юзеф повернул ко мне бледное пятно лица и прошептал хриплым, простуженным голосом: «За мной смотри… Понял? И того… если нас пугнут, ну… носки не кидай! Тикай с ноской. Большевики сцапают без товара — хана. Шпионом будешь. Загнобят».

Киваю в знак того, что понял.

Через несколько минут пошли дальше — крадучись, гуськом по лугу вдоль русла высохшей речушки. Впереди шел Трофида, останавливаясь время от времени. Тогда останавливались все, вглядывались и вслушивались в темноту вокруг.

Вечер выдался теплый. На черной завесе неба мерцали тусклые звезды. Я старался держаться поближе к проводнику. Ни на что больше не обращая внимания, изо всех сил старался не потерять из виду серое пятно носки на плечах Трофиды: вокруг-то ничего больше не мог различить. Вглядывался что есть мочи, но даже расстояния в темноте прикинуть толком не мог и не раз утыкался грудью в Юзефа.

Впереди блеснул огонек. Трофида стал, я оказался рядом с ним.

— Что такое? — спрашиваю тихо.

— Граница… близко уже… — прошептал он.

К нам подошли еще несколько хлопцев. Остальных не видно было в сумраке. Уселись на мокрой траве. Трофида исчез — пошел разведывать проход. Когда через несколько минут вернулся, сказал тихо и, как мне показалось, весело: «Ну, братва, шуруем дальше! Масалки [3] кемарят себе».

Двинулись дальше. Шли быстро. Мне немного не по себе было, но не боялся вовсе — наверное, и не понимал толком, в какой опасности нахожусь. Здорово все это, азартно даже: темень, мы в ней крадемся таясь, и само слово завораживает — граница!

Вдруг Трофида встал. Я тоже замер. Несколько минут так и стояли, не двигаясь. Наконец, махнул рукой, будто ночь рассек с юга на север, и бросил мне тихо: «Граница». Шагнул вперед. Я поспешил следом, вовсе не чувствуя тяжесть носки. Только и думал, как бы серый прямоугольник Трофидовой носки из виду не потерять.

Пошли медленнее. Мне почудился в том признак новой опасности, но какой именно, понять не мог.

Проводник встал. Долго вслушивался. Потом пошел назад, мимо меня. Я хотел было следом, но Юзеф шепнул: «Жди!» Вскоре вернулся вместе со Щуром, среднего роста, щуплым контрабандистом, очень смелым и ловким. Щур шел без носки — ее взял на время кто-то из ребят. Оба задержались рядом со мной.

— Логом пойдешь, — шептал Трофида. — Речку перейдешь по камням.

— У Кобыльей головы? — спросил Щур.

— Так. На той стороне подождешь.

— Дело, — ответил Щур и скрылся в темноте.

Через минуту двинулись и мы. Трофида выслал Щура как «живца». Когда б попался, должен был или удрать, или, будучи пойманным, такого шороху наделать, чтоб мы все услышали и вовремя удрали.

Переправы всегда отличались опасностью. На них чаще всего устраивали контрабандистам засады. На переправах засесть проще, потому что хороших мест для них мало, пограничники хорошо их знают и частенько стерегут. Конечно, вброд много где перебраться можно, но глубоко заходить и мокрыми идти захочет не каждый. Предпочитали рискнуть и перейти в опасном, но удобном месте.

Мы продрались сквозь широкую полосу густого ивняка у реки, изрядно нашумев. Послышался плеск воды на камнях, и вот мы оказались на обрывистом берегу. Крепко держась за лозовые прутья, я стал рядом с Трофидой. Он лег на берег и начал потихоньку сползать вниз. Через минуту послышался голос, приглушенный плеском воды: «Ползи сюда! Живо!»

Лег и я на берег, спустил ноги вниз, заболтал в воздухе. Трофида помог соскочить вниз. Потом, держа меня за плечо, медленно пошел к другому берегу. Я то и дело поскальзывался на камнях — они ехали под ногой, отскакивали.

Наконец, переправились. Когда стали в кустах лозняка на другом берегу реки, ожидая, пока переправятся остальные, я увидел: из темноты кто-то лезет. От неожиданности чуть не свалился в воду, но Трофида меня удержал:

— Ты что? Это ж свой!

Это был Щур, который, перейдя речушку, отошел на пару сотен шагов от нее и теперь возвращался.

— Все по фарту, — сказал Трофиде. — Можно дальше дыбать.

Когда все переправились, пошли дальше. Двигались теперь быстро, почти не осторожничая.

Тучи чуть разошлись, стало виднее. Теперь почти без усилий я мог разглядеть силуэт идущего впереди. Заметил, что он время от времени сворачивает то в одну, то в другую сторону, но не мог понять зачем.

Мы шли все быстрее и быстрее, я вымотался вконец. Ноги болели. Сапоги мои были дырявые, на переправе попало в них изрядно воды. Охотно бы попросил Трофиду остановиться, передохнуть малость, но стыдился. Только зубы стиснул, пыхтел да в отчаянии переставлял ноги.

Вошли в лес. Темень стала кромешная. Мы лезли на крутые склоны, сползали в овраги. Ноги мои путались в густых зарослях папоротника, цеплялись за кусты, спотыкались о корни деревьев. Я уже будто и не усталость чувствовал, а оцепенение во всем теле. Шел на автомате.

Наконец, выбрались на край огромной поляны. Там Трофида остановился:

— Стоп, хлопцы!

Контрабандисты побросали с плеч носки и полегли наземь, опираясь о них спиной и головой. И я торопливо скинул с плеч широченные, плетеные ремни, да и улегся, как все.

Лежал, глядел вдаль и жадно глотал холодный воздух. В голове была только одна мысль: «Хоть бы повременить чуток, не сразу опять на ноги!»

Трофида придвинулся ко мне.

— Что, Владку, замахался?

— Не… не-а.

— Ну, не надо. Я ж знаю: сначала всем трудно.

— Сапоги у меня никудышние. Ноги болят.

— Сапоги новые купим. Хромовые, на ать-два! Красавец будешь на сто с лишним!

Хлопцы говорили вполголоса, курили.

вернуться

1

Машинист — проводник.

вернуться

2

Носка — ноша, товар.

вернуться

3

Масалка (жарг. устар.) — надзиратель в тюремном, острожном замке.