Путеводная звезда, стр. 1

Планы, которые она строила относительно моей скромной персоны, были совершенно очевидны…

Это была поэтесса с независимым доходом, обитавшая на моем этаже. Наши апартаменты разделяло всего несколько комнат. Никто бы не назвал ее ни молодой, ни привлекательной, скорее она попадала в разряд дам средних лет с ярко выраженными экстравагантными манерами.

На мой взгляд, ей было около тридцати. Она была чуть выше меня с длинными каштановыми волосами, горящим взором и острым носом.

Ее подчеркнуто потрепанные туалеты вызывали мое недоумение, хотя, должен предупредить, мне всегда было трудно понять вкусы землян, так же как и их представления о сексуальной привлекательности.

Если мы сталкивались в коридоре, она откровенно строила мне глазки. Скромность явно не была одной из ее добродетелей.

«Ты же несчастный, невзрачный человек, – недвусмысленно говорил ее взгляд, – позволь мне разделить бремя твоего одиночества.

Дай мне возможность открыть тебе тайну любви, и ты не пожалеешь об этом».

Разумеется, она не произносила ничего подобного вслух, но ее намерения были весьма прозрачны. В тот момент, когда она впивалась в меня взглядом, голодный блеск ее глаз был словно у каннибала, по меньшей мере месяц не видевшего человеческого мяса.

Звали ее Элизабет Кук.

– Как Вы относитесь к поэзии, мистер Кнехт? – спросила она меня в то утро, когда мы вдвоем поднимались в лифте к себе на этаж.

Не прошло и часа, как она постучалась в дверь моего номера.

– Не хотите почитать? – поинтересовалась она, протягивая мне солидную стопку пожелтевших листков, отпечатанных явно не в типографии. – Это должно заинтересовать вас. Мое собственное произведение. Я назвала его «Путеводная звезда». Ограниченный тираж. Всего 125 копий. Если хотите, то можете сохранить этот экземпляр для себя. У меня останется гораздо больше, чем хотелось бы.

Тонкие брюки в обтяжку наилучшим образом подчеркивали основные достоинства ее фигуры. То же самое можно было сказать и о полупрозрачной кофточке. Против воли, я критически обозрел ее фигуру. Заметив мой взгляд, она напряглась, словно молодая кобылка перед стартом.

Я прочел ее вирши. Наверное, лучше не высказывать своего мнения о них. Я никак не могу отнести себя к тонким ценителям поэзии, хотя прожил на этой планете уже одиннадцать лет и изъясняюсь почти на оксфордском английском.

В чем ее творчеству, однако, нельзя было отказать, так это в недостатке искренности. Передо мной лежал типичный опус начинающего автора, не слишком избалованного вниманием окружающих. Позволю себе привести лишь начало этой небольшой поэмы.

Для нее это была первая встреча с грубой реальностью:
Высокий, черный человек с налитыми кровью глазами, в изношенном армейском мундире.
Запах дешевого вина. Нож в кармане. Преступное прошлое.
Кем она была для него?
Предметом грубых страстей.
Или чем то большим?
Сестрой? Божьим творением, способным наконец утолить его жажду любви…?

Думаю, дальше лучше не продолжать.

Примитивные, непритязательные эмоции, ничего больше.

Я добросовестно, от слова до слова, передал на свою планету содержание желтоватых листков, хотя не думаю, что там интересуются подобного рода вещами.

Тем не менее я чувствовал своеобразную гордость за Элизабет. Пусть на родине бедной поэтессы ее творения прочло не более дюжины человек, зато теперь полный список ее произведений отныне будет храниться в архивах империи, расположенной в девяноста световых лет от планеты Земля.

Следующий визит поэтессы не заставил себя долго ждать.

– Что вы думаете о моих стихах? – спросила она напрямик.

– Очень милые, – промямлил я. – Вам не откажешь в сочувствии героям, которых вы изображаете.

Не сомневаюсь, она была уверена, что на этот раз я обязательно приглашу ее зайти.

Я с трудом удержался от соблазна, стараясь не смотреть на маленькие упругие груди, призывно нацеленные на меня из-под прозрачной кофточки.

Наш отель был расположен на тридцать второй улице Запада.

Это было весьма древнее сооружение, которому было никак не меньше сотни лет, с фасадом в стиле барокко и обшарпанным вестибюлем, ориентированным на местную богему.

Большинство его постоянных обитателей принадлежало к неудачливым артистам, начинающим художникам, писателям и тому подобной публике. Сам я жил в этом месте уже более девяти лет.

Почти всех квартирантов я знал по имени, хотя, как правило, в отношениях с ними старался соблюдать определенную дистанцию.

Никто из них никогда не бывал у меня в гостях, хотя сам я порой принимал приглашения на дружеские вечеринки, когда того требовали интересы дела.

Элизабет была первой, кто вполне сознательно попыталась взломать невидимый барьер, который я выставил перед собой. Я до сих пор не вполне понимаю, как ей удалось преуспеть в своем намерении.

Она поселилась в своих апартаментах примерно три года назад, и скоро ее стремление завладеть моим внимание стало для меня достаточно очевидным. Со временем ее притязания становились все более настойчивыми и неприкрытыми. Я весьма педантичный человек, если к существу моего типа вообще применимо это понятие.

Каждый день я встаю ровно в семь часов. Затем завтракаю, принимаю душ, хотя мое обыденное тело, по сути дела, всего лишь обыкновенный муляж и, естественно, одеваюсь. С восьми до десяти я передаю сообщения в свое родное отечество.

Далее я совершаю обязательную утреннюю прогулку, читаю газеты, иногда захожу в библиотеку, чтобы навести необходимые справки. Ровно в час я возвращаюсь в мои апартаменты.

Традиционный ланч и второй сеанс связи с моим шефом. Вечером посещение театра или кино, в худшем случае, политического собрания. Как правило, не обходится и без спиртного, хотя мой организм абсолютно не приспособлен к потреблению такого рода напитков. К счастью, благодаря многолетней практике, мне удалось найти совершенно безотказный способ освобождения от избытка употребленного алкоголя. В двенадцать я снова дома.