Такое вот кино (СИ), стр. 57

— А где ещё один боец? — поинтересовался Филин.

Василиса изобразила улыбку.

— Прививает своей мамочке чувство человечности посредством нашего ребёнка. Но я вам этого не говорила.

— Давно уехал?

— Часа три назад. Думаю, скоро должен объявиться.

Завьялов, на самом деле объявился, я как раз засобиралась уезжать, а он появился с плачущей Евой на руках. Улыбнулся жене, а та в свою очередь как ни в чём не бывало поинтересовалась:

— Гена, ну где вы гуляете? Восемь вечера почти!

— Мы в парк ездили.

— В парк они ездили, — поворчала Вася, забирая у него плачущую дочь. Прижалась губами к мокрой щёчке. — Что случилось, моя хорошая? Ты устала? Папа тебя угулял?

— Есть хочу, умираю, — сказал тем временем Завьялов.

— Что, не покормили тебя? — спросила Василиса, и я заметила, как она беззвучно ругнулась, когда поняла, что лишнего сболтнула. И поспешила оплошность исправить: — Поблизости не было где перекусить?

— Ну, что я, с коляской пойду по ресторанам гулять? Привет, Татьян. Ты уходишь, что ли?

— Да, пойду. Меня накормили, напоили, — призналась я с улыбкой, — заговорили, пора и честь знать.

— Машину вызвали?

— Я на такси. — А когда Завьялов решил поспорить, заверила: — Уже вызвала, сейчас подъедет.

Ева, немного успокоившаяся, снова начала плакать. На её плач из столовой вышел Филин.

— Что вы с ребёнком делаете, изверги?

— Она просто устала, папа. Сейчас поест и спать. — Вася дочери в лицо заглянула. — Да, солнышко?

Я провела ладонью по её плечу в прощальном жесте.

— Я пойду. Спасибо за вечер, всё было отлично. Очень здорово посидели.

— Втроём? — полюбопытствовал Завьялов. — Сплетничали, что ли?

— Гена, отстань! — шикнула на него Вася, а дочку отцу отдала. Ева ещё раз горестно всхлипнула, посмотрела на деда, потом ручками его за шею обняла, продолжая всхлипывать. Кирилл её погладил.

— Кто обидел мою конфетку? Что она так плачет? Не родители, а звери. Хоть бы внимание обратили на ребёнка, разговоры они разговаривают.

Вася на него рукой махнула, и вместе со мной вышла на крыльцо.

— Крис тебе весь вечер улыбался.

Я глаза на неё вытаращила.

— Ты с ума сошла?

— А что? — Вася рассмеялась. — Он совсем не старый. Ему только сорок два. Таня, и у него пять виноградников во Франции!

— Зачем мне его виноградники?

Василиса вздохнула.

— Пригодятся. Фая всегда говорит, что у мужчины столько достоинств, во сколько его оценивают.

За воротами остановилась машина с шашечками «такси», мы с Васей на прощание расцеловались, и я направилась по гравиевой дорожке к калитке. Еле слышно попрощалась с охраной у ворот, они для меня калитку придержали, а когда я оказалась на улице, невольно повернула голову и посмотрела на соседний дом, на тонувший в темноте участок. В горле встал горький комок, я заставила себя отвернуться, и села в машину.

— В город, пожалуйста.

В воскресенье я снова приехала в Яблоневку. По необходимости. Сбегая тогда от Сашки на ночь глядя, я даже и не подумала взять хоть какие-то вещи, и дело даже не в одежде, в Яблоневке я оставила едва ли не всю свою жизнь последних месяцев. Вот, в конце концов, и хватилась то одного, то другого. Но никак не могла себя заставить поехать, что-то забрать, но время шло, прошла неделя с отсутствия Емельянова, началась другая, но Сашка о себе знать не давал, и вот я, в итоге, и решила поехать. Можно было бы сказать, что кое-что взять. Но внутренний голос подсказывал, что раз уж уходить, то нужно уходить. Он ведь даже не позвонил, ни разу…

— Этот дом? — спросил таксист.

Я посмотрела на знакомый забор и калитку, кивнула, затем поторопилась кашлянуть и сказала:

— Да, этот.

С водителем расплатилась, из автомобиля вышла и остановилась в нерешительности. От охраны на въезде я уже знала, что Емельянов не вернулся, в доме никого, но я всё равно чувствовала себя неловко. Достала из сумочки ключи, отперла калитку, а когда оказалась на участке, появилось ощущение, что я оторвана от реальности. Тихий, будто уснувший, дом, газон, который забыли подстричь, новые диван-качели на веранде. Я прошла по дорожке, стараясь не думать о том, зачем я сюда пришла. Открыла входную дверь, вошла в тёмную прихожую, забрала с тумбочки Сашкин свитер, которые непонятно почему на ней лежал. В доме было тихо и душно. Подумала открыть окна, но быстро опомнилась. Я пришла совсем ненадолго.

Это было странно, собирать вещи. Открывать шкафы, доставать свои вещи, попутно складывать Сашкины, потому что они были насованы кое-как. Не должна была этого делать, но руки сами автоматически выполняли эту работу. Потом принялась отыскивать на компьютерном столе, в ящике, свои диски, за которыми, по сути, и приехала. Не за одеждой, первоочередной была работа. Это я так себя успокаивала.

— Что делаешь?

Я дёрнулась, когда Сашкин голос за спиной услышала, на стуле развернулась, и увидела его в дверях комнаты. Вот уж воистину, своевременное появление.

Я не сразу отвернулась, разглядывала Емельянова, не видела его полторы недели, и, признаться, никак перемен в нём не видела. Он не выглядел усталым, чем-то расстроенным или встревоженным. Но, глядя на меня, настороженно щурился.

— Ищу диск с каталогами прошлого сезона. Не видел?

Сашка плечом дёрнул, прошёл в комнату, и бросил сумку со своими вещами перед кроватью. Увидел на кровати открытый чемодан, с которым я когда-то в Испанию ездила.

— Как я понимаю, ты забираешь всё? — поинтересовался он, и я расслышала в его голосе едкие нотки.

— Я не думала, что ты вернёшься сегодня.

— А, то есть, сюрприз готовила?

— А это должно было стать сюрпризом?

Емельянов поморщился, видимо, не знал, что сказать, на постель присел, упёрся локтями в свои колени.

— Я задержался в Москве.

Я из-за стола поднялась, собрала в стопочку свои диски, но не удержалась и спросила:

— Что-то случилось?

— Да так…

Он лоб потёр, я наблюдала, и вдруг поняла, что он не хочет говорить. Это тоже пришлось проглотить, и я даже сделала попытку равнодушно улыбнуться. Не хочет и не хочет. Какое мне дело?!

— Тань, как тут дела?

— Странно, что ты меня об этом спрашиваешь. Ты же с Завьяловым перезванивался, думаю, он тебе всё докладывал. — Я складывала оставшиеся вещи в чемодан, стояла совсем рядом с Сашкой, и он, повернувшись, смотрел прямо мне в лицо.

— Причём здесь Завьялов? Я тебя спрашиваю.

— Хорошо. Тогда я тебе отвечу: всё, как всегда.

— А, то есть, то, что ты уходишь от меня, это «как всегда»?

— А ты об этом спрашивал? Я как-то не догадалась. После твоего «как тут дела»!

— Таня!

Я зло дёрнула молнию на чемодане.

— Не кричи на меня.

— Я ещё не кричал.

— Вот и не начинай. Я не виновата… что ты не вовремя вернулся. Наверное, тебе было бы легче.

— Я эгоист?

— Меня это теперь никак не касается.

— Вот оно как.

Этот мерзавец на постели развалился, и теперь смотрел на меня.

— Чем ты занималась без меня?

— Слёзы лила, — огрызнулась я.

— Да, да, я наслышан.

Я задержалась у кровати, взглянула на него с настороженностью, не совсем понимая, к чему он ведёт.

— О чём?

— Про пять виноградников.

— О Боже. — Я не удержалась и закатила глаза. — Завьялов — сплетник!

Емельянов на локте приподнялся.

— Но ведь это правда? Ты ужинаешь с Крисом, ты гуляешь с ним по паркам. Что ещё вы делали, пока меня не было?

— Я же не спрашиваю тебя, чем ты занимался в Москве!

— А ты спроси!

— А я спросила! — воскликнула я, пылая от возмущения. — А ты сказал: «Да так»! — передразнила я его. — Вот и живи со своим «Да так»! Я тоже «да так» ужинаю с Крисом. Он замечательный человек, мне с ним интересно, ему не нужно бесконечно заглядывать в глаза, чтобы выяснить его настроение.

— Да, он выясняет твоё настроение! — рыкнул Емельянов, правда, в сторону и вполголоса.