Откройте небо!, стр. 12

Новый операционный зал был залит бледно-фиолетовым светом. На его северной стороне, на уровне второго этажа, были расположены большие окна, из которых открывался вид на солнечный зимний ландшафт. Со своего места на галерее Форст мог видеть голубые горы с верхушками, покрытыми снегом. Правда, горы его совсем не занимали — его интересовало то, что происходило на операционном столе. Но внешне он никак не высказывал своего интереса.

Разумеется, Форсту совсем не обязательно было присутствовать на операции — он уже знал, что благополучный исход невозможен. Но Основателю было сто сорок четыре года, и он считал полезным появляться перед общественностью как можно чаще. Во всяком случае, в той степени, в которой позволяли ему силы.

В операционной хирурги обступили обнаженный мозг. Форст видел, как они снимали черепную коробку и втыкали тонкие зонды в серую массу. В этом комочке мозга имелось более десяти миллиардов нейронов и других рецепторов. Нейрохирурги пытались создать синаптические связи между нейронами мозга и изменить его протеино-молекулярные включения. Этого требовал план Форста, но природа не поддавалась…

«Все напрасно», — подумал Форст.

И все же, то, что делалось внизу, представляло определенный интерес: используя все вспомогательные средства нейрохирургии, ведущие ученые Центра осуществляли протеиновые реконструкции, чтобы изменить человека-пациента и сделать его пригодным для планов Основателя.

Для этого транссинаптические структуры должны были быть преобразованы таким образом, чтобы улучшились связи между пресинаптическими и постсинаптическими мембранами. Короче говоря, речь шла о перепрограммировании мозга с тем, чтобы он мог дать то, чего хотел Форст.

И это должно было стать движущей силой, с помощью которой человечество перенесет своих представителей через пропасти световых лет на звезды.

Проект был очень своеобразным. И уже пятьдесят лет ученые в Санта-Фе пытались осуществить его. Бесчисленные опыты над кошками, собаками и обезьянами были уже позади. Сейчас велись опыты над людьми. Пациент, лежащий на столе, был эспером средних размеров — телепат со слабыми телекинетическими способностями и рыхлой связью со временем. Жить ему оставалось около года, после чего он должен сгореть. Поэтому он добровольно отдал себя в руки экспериментаторов.

Форст был недоволен. Недоволен по двум причинам: во-первых, на успех вряд ли можно надеяться, во-вторых, с самого начала это не было необходимо.

Но об этом Форст не мог сказать ученым, преданным и усердным, поклявшимся, что добьются этой цели. Ну и, кроме того, оставалась еще слабая надежда, что им удастся искусственным путем создать настоящего телекинетика. Форст рассматривал все это, как отчаянную попытку осуществить этот план собственными силами. Выведением телепатов занимались уже несколько поколений, но убедительных результатов не было.

И вот он терпеливо сидел на галерее, а люди там, внизу, знали, что Основатель всей душой с ними. Зрачки его глаз были синтетическими, витки кишок — из полимеризованного искусственного вещества, мощно бьющееся сердце — из другого синтетического материала. От прежнего Ноэля Форста, кроме мозга, осталось немного. Да и мозг действовал только потому, что насыщался антикоагулянтами, предохраняющими его от паралича.

— Вам удобно, сэр? — спросил аколит, стоящий рядом.

— Удобно. А вам?

Аколит улыбнулся шутке Форста. Ему было всего двадцать лет, и он очень гордился тем, что сегодня настал его черед сопровождать Основателя. Форст любил присутствие молодых последователей рядом с собой: они были очень почтительны и внимательны. И в них не было лакейства и лизоблюдства, проявлявшихся у более пожилых и опытных членов Братства, занятых своей карьерой.

Врачи склонились над освобожденным от оболочки мозгом. Форст не мог видеть, что они делали. Телекамера, расположенная над операционным столом, воспроизводила операцию на экране, но даже это мало что говорило Форсту: он со скучающим видом продолжал смотреть то на экран, то на операционный стол.

Затем он включил селектор, вмонтированный в подлокотник кресла, и, услышав ответ секретаря, приглушенным голосом спросил:

— Координатор Кирби скоро появится здесь?

— Он ведет переговоры с Венерой, сэр.

— С кем он говорит? С Лазарусом или Мандштейном?

— С Мандштейном, сэр. Я ему скажу, чтобы он пришел к вам, как только закончит разговор.

Форст выключил селектор. Протокол предусматривал, что переговоры по административным вопросам должны вестись на уровне доверенных лиц пророков. Таким образом, контакты между форстерами и лазаристами, хотя они были и редкими, осуществлялись на самом высоком уровне. Со стороны форстеров их вел координатор Кирби, со стороны лазаристов — Кристофер Мандштейн. Но существовал один единственный вопрос, решить который могли только Лазарус и Форст — пророки своих движений, два человека, ближе всех стоящих к высокой цели.

Внезапно Форст почувствовал дрожь в теле и судорожно вцепился в подлокотники кресла, пытаясь ее унять. К нему тотчас подскочил аколит и склонился, готовый в случае необходимости нажать сигнал тревоги. Форст устало отмахнулся.

— Пустяки, не беспокойтесь, — сказал он.

…Открыть небо…

Братство было так близко к цели, что все начинало казаться нереальным. Столетие — для разработки планов и искусной игры с новорожденными антагонистами, возведение большого здания теократии, кичливых надежд…

«Не было ли сумасшествием пытаться направить все человечество по такому авантюрному пути? — спросил себя Форст. — И не станет ли достижение этой цели венцом сумасшествия?»

Внизу, на операционном столе, ноги подопытного внезапно вырвались из ремней и взметнулись в воздух. Испуганный врач-анестезиолог отпрыгнул к своей консоли, а дежурный эспер, всегда стоящий наготове для подобных случаев, низко склонился над пациентом. Нейрохирурги отступили назад и обменялись взглядами.

В этот момент на галерее появился глубокий старец, сухой со сгорбленными плечами и присел рядом с Форстом.