Песни черного дрозда (сборник), стр. 122
Не вытаскивая добычу из ямы, медведь впервые в этом году поел очень основательно и тут же, в раскопе, уснул, чрезмерно отяжелев от пищи. А проснувшись, снова принялся за еду, заслоняя останки тура от наглых вороньих нападок всем своим грузным телом.
Когда он шумно перевалился через край снежной ямы и встал во весь рост на снеговом завале, до слуха его донёсся слабый металлический звук, словно ружейный затвор лязгнул. Чуждый звук. Ухо его прижалось, шерсть на загривке встала дыбом. Сейчас обожжёт, загорится в боку, прогрохочет — и все… Он ещё не видел никого, но ощущение близкой опасности заставило его на одно мгновение окаменеть.
Минута, другая…
Снова щёлкнуло, он вгляделся в камни и заметил там шевеление и блеск стекла. Нос не помогал ему, ветер относил запахи в сторону, хотя до опасного места было не больше семидесяти метров.
Ничто так не волнует и не страшит, как неизвестное. Бежать? Или смело идти на бой? Лобик топтался, фукал, загривок его угрожающе шевелился. Бежать быстро после такого сытного обеда он не мог. Наверное, по этой же причине не находил он в себе всегдашней боевитости.
Пока зверь переступал с ноги на ногу, из-за камня высунулась волчья морда, правда, странная волчья морда, бело-чёрная и незлобная. Раздался тихий, приглушённый визг, вслед за которым два поблёскивающих «глаза» высунулись рядом с волком и минуту-другую разглядывали его.
— Нет, не он, — тихо произнесли за камнями. — Ты ошибся, Архыз.
В бинокле во весь окуляр на Александра Молчанова глядела одноухая, желтоглазая перепачканная морда, ничем не напоминающая Лобика.
А овчар все ещё повизгивал, переступал с ноги на ногу, пристально смотрел на медведя. Архыз лучше хозяина знал, кто перед ним.
Молчанов подумал и спустил своего полуволка. Будь что будет!
Едва Архыз выпрыгнул из-за камня, как Лобик пружинисто бросился наутёк. Откуда и прыть появилась! Он-то знал, как это начинается. Сейчас собака закружит его, остановит, будет кидаться справа, слева — и тогда заговорит ружьё. Было, было. Известно. Поэтому, уже не оглядываясь, во всю силу мчался он прочь от опасного места. На крутом спуске перевернулся через голову, ухнул от неожиданности и только тогда остановился, когда скрылись из глаз опасные камни, за которыми сидел человек.
Овчар громадными прыжками догонял Лобика, вот он уже рядом, но поведение его странное. Он не вцепился в волосатые лапы медведя, а перегнал его и сделал возле ошеломлённого, остановившегося зверя большой круг, все время миролюбиво подпрыгивая и виляя хвостом. И не лаял, а только скалился. Пушистый хвост Архыза завивался вверх. Ну, приятель — да и только!
Лобик потянул воздух. Наконец-то запах собаки хлестнул его по носу. И что-то далёкое и доброе всколыхнулось в голове зверя. Этот запах совсем не прибавил ему ярости. Не настроил на схватку. Напротив, принёс медведю успокоение, какую-то душевную улыбку, что ли. Лобик, до сих пор стоявший на задних лапах в готовности номер один, опустился на передние, шерсть у него улеглась, и он с пристальным вниманием начал следить за проделками Архыза, который не приближался, а прыгал вдалеке, то взвиваясь, то прилегая на передние лапы. Игра — не более. Медведь смотрел, но, на всякий случай, изучал воздух, прилетавший издалека, — не идёт ли следом за ними человек с ружьём. Белый склон горы оставался пустым. Молчанов находился в километре отсюда и не спускал с них глаз, вооружённых биноклем. Неужели он ошибся и не признал в одноухом своего Лобика?
Все так же выказывая дружелюбие, Архыз лёг, бесстрашно покатался через спину, задирая лапы, но Лобик стоял как истукан и только смотрел и смотрел. Через годы до него смутно доносились воспоминания детства, но так слабо, так робко, что не смогли одолеть всех более свежих и памятных опасностей от встреч с собаками и с людьми. Да, что-то доброе и приятное было. Но гораздо ясней и отчётливей вспоминались схватки, боль от горячего свинца, тот ненавистный запах махорки, который навсегда запомнился медведю, когда две пули вонзились в него. И это более реальное, ещё не забытое, наверное, никогда не забудется и задавит окончательно грустно-приятные воспоминания далёкого прошлого…
Лобик заворчал и сделал несколько шагов к Архызу. Собака отскочила. Но Лобик совсем не желал боя и потому не погнался за Архызом. Его мысль неожиданно вернулась к оставленному мясу. Что-то там делается без него? Медведь забеспокоился, а когда Архыз, явно недовольный сдержанностью приятеля, побежал прочь, не выказал никакого желания следовать той же дорогой. Напротив, тихонько поплёлся за ветром, чтобы проследить по запаху, куда исчезнут странные создания, от вида которых ему делается как-то не по себе.
Молчанов встретил Архыза немым вопросом. Но что могла сказать или объяснить собака? Овчар лёг, несколько раз вздохнул и затих.
— Ну что, убедился? — спросил Александр. — Ты и так и этак, а он хоть бы ухом повёл. Нет, не Лобик. Ошибка.
Он поднялся, чтобы продолжать свой путь. И Архыз поднялся. Шёл и все время потихоньку оглядывался и очень хотел ещё раз увидеть Лобика, поиграть с ним. Но медведь исчез.
Александр и сам не был уверен, что прав и что собака не права. Он тоже оглядывался, смотрел на Архыза, задумывался. И тут ему пришла в голову одна мысль.
— Постой-ка, — сказал он Архызу и сбросил рюкзак.
Порылся в нем, достал горсть конфет в бумажках с жёлтой коровой на коричневом фоне, отыскал в сотне шагов к югу голую каменную возвышенность, забрался на неё и выложил конфеты. А затем быстро удалился.
Остановились они метрах в семистах от камней с приманкой. Молчанов лёг и взялся за бинокль. Лёг и Архыз.
Лобик пришёл к голым камням меньше чем через час. Он не мог не прийти: выслеживая человека и собаку, которые вели себя совсем не так, как другие люди и другие собаки, он двинулся за ними.
Возле каменной возвышенности Лобик остановился в полной растерянности. Пряный запах конфет словно сдёрнул с его памяти пелену густых наслоений. Друг детства Архыз точно и выпукло обрисовался в его сознании. И человек, впервые протянувший ему когда-то бумажные пакетики с таким вот удивительно приятным запахом, тоже вспомнился. И тонконогий олень немедленно выплыл из небытия, и чьи-то добрые старческие руки, наливающие молоко в корытце… Все вспомнилось. Он готов был бежать за ними куда угодно, чтобы только увидеть их, побыть рядом, утолить сосущую жажду общения, которая, видимо, присуща не только одиноким людям.
Но прежде, конечно, конфеты. Их надо съесть.
Безбоязненно, совсем не так, как подходил он к любой другой приманке, Лобик приблизился к горстке конфет и шустро похватал их.
Молчанов опустил бинокль.
— Ты прав, Архыз, — задумчиво сказал он. — Это все-таки наш Лобик. Никакой другой медведь не осмелится так спокойно и просто взять приманку. В его памяти живёт прошлое. Кто бы мог подумать! Одноухий верзила — и тот Лобик… Именно Одноухий, так мы его и будем отныне звать. Подождём его здесь, вдруг захочет подойти…
Но Лобик не захотел. Есть дело посерьёзнее, поважней. Он потоптался на голой вершине, определил, куда ушёл человек с собакой, и вдруг помчался к подножию горы, где лавина. Ведь мясо-то без присмотра! И эта сиюминутная, вполне реальная забота о пище вытеснила в его голове всякие другие заботы, воспоминания и эмоции, все-таки свойственные диким животным.
Произошла эта встреча задолго до событий, с которых началась третья часть нашего повествования.
После этого Александр Молчанов разработал подробный план дальнейших встреч с Одноухим-Лобиком, получил одобрение со стороны Котенко, но тут началось лето, свалились более срочные дела, и выполнение плана передвинулось, лето пролетело, наступила зима, медведи попрятались по берлогам, а весной опять недосуг, и вот наконец очередная встреча с красавцем Хобой, встреча, снова напомнившая Молчанову былое, где, как известно, немалая роль принадлежала и Лобику-Одноухому.
Но об этом немного позже.
Глава четвёртая
РАЗГОВОР С ЧЕЛОВЕКОМ И МЕДВЕДЕМ
1
Александр Молчанов спустился с гор лишь на исходе второй недели.