Король снов, стр. 38

— Бейте меня! Хлещите меня! Гоните меня прочь!

Обе ряженые фигуры сохраняли полную неподвижность. Эрб Сконариж с силой прижал руки к готовому разорваться лбу. Боль! Боль! Неужели никто ничего не понимает? Здесь, перед ними, находился реальный грешник; они должны изгнать его из деревни, иначе все будут страдать — и сам он больше всех, — пока это не будет сделано. Но никто не двигался с места. Никто.

Он испустил сдавленный вопль отчаяния и ринулся к ревущему костру. Он хорошо знал, что это неправильно. Грешник не должен сам карать себя. Он должен быть исторгнут из деревни совместными усилиями всех ее жителей; в противном случае изгнания нечистой силы просто не произойдет. Но они не желали сделать это, а он больше не мог выносить боль, не говоря уже о позоре и скорби.

Он был приятно изумлен тем, каким покойным теплом веяло от огня. Чьи-то руки вновь попытались удержать его, но он отмахнулся. Огонь… огонь… Старик услышал в его реве песню прощения и мира.

И бросился в костер, перевалившись через каменный барьер.

2

Мандралиска снял с головы шлем. Хаймак Барджазид сидел рядом, не сводя с него пристального взгляда. Джакомин Халефис стоял около двери рядом с лордом Гавиралом. Мандралиска помотал головой, мигнул пару раз, потер бровь кончиком пальца. В ушах у него звенело, грудь сдавило, словно железным обручем.

Какое-то время никто ничего не говорил. Наконец Барджазид нарушил молчание.

— Ну, ваша светлость? Что вы почувствовали?

— Впечатляющий опыт. Как долго я пробыл в этой штуке?

— Секунд пятнадцать примерно. Возможно, полминуты, но никак не больше.

— И все, — протянул Мандралиска, бездумно поглаживая металлическую сетку. — Странно. Мне показалось, что прошло намного больше времени. — Только что испытанные впечатления продолжали бурлить в его мозгу, будоража душу. Он понял, что еще не полностью возвратился из своего мысленного путешествия.

Как только Мандралиска снял шлем, всем его существом завладело странное безотчетное судорожное беспокойство. Каждый нерв приобрел сверхъестественную чувствительность. Он чувствовал, как горячие солнечные лучи бьют по стенам здания, слышал ветер пустыни, свистящий в ветвях пунгатанов в нескольких милях отсюда, ощущал тяжесть напитанного чем-то напоминающим мускус воздуха, заполняющего комнату.

Поднявшись с жесткого стула, он обошел свой круглый кабинет, двигаясь как дикое животное, запертое в клетке. Халефис и даже Гавирал отступили, пропуская его, когда он поравнялся с ними. Мандралиска почти не заметил их. Сейчас они в его сознании ничем не отличались от шуршащих в опавших листьях мелких никчемных зверьков, таких как дроли, минтуны, хиктиганы, — жалких беспомощных лесных тварей. А может быть, и насекомых. Простых насекомых.

Такое восприятие он каким-то образом обрел, надев этот почти невесомый проволочный шлем. Сетка окутала весь его разум, а затем — он не мог понять, как это произошло, — он почувствовал, что в состоянии швырнуть себя, уподобленного горящему копью, прорезающему небо, на неизмеримое расстояние…

— Вы имеете какое-нибудь представление о том, где или хотя бы насколько далеко побывали? — поинтересовался Барджазид

— Нет. Никакого! — отрезал Мандралиска. Ведь это же просто дико — вести беседу с букашкой. Но он все же заставил себя обратить внимание на вопрос Барджазида. — Я смутно ощущал, что расстояние было значительным, однако по более ясным представлениям оно было не больше, чем до города на том берегу реки.

— По всей видимости, оно было намного больше, ваша светлость. Дальность действия устройства не имеет границ. Так что достичь Алаизора, или Толагая, или Пилиплока ничуть не труднее, чем соседнего дома. Правда, мы не можем самостоятельно задавать направление. Пока еще не можем.

— Как вы думаете, оно может достать до Замка? — полюбопытствовал лорд Гавирал.

— Как я только что сказал его светлости графу Мандралиске, — сразу же ответил Барджазид, — дальность действия устройства ничем не ограничена. — Мандралиска заметил, что Барджазид уже научился быть чрезвычайно терпеливым в общении с Гавиралом. Это очень разумная линия поведения в общении с очень глупым, но имеющим над тобой неограниченную власть человеком.

— Значит, мы можем с его помощью хорошенько стукнуть по Престимиону?! — обрадовался Гавирал. — Или Деккерету?

— Сможем, но несколько позже, — ответил Барджазид. — Как я тоже только что заметил, мы пока не в состоянии указывать направление действия. На сегодня мы способны только наносить удары наугад.

— Но в конце концов!.. — воскликнул Гавирал. — Да, в конце концов!..

Мандралиска с трудом заставил себя сдержаться и не срезать Гавирала какой-нибудь высокомерной колкостью. Стукнуть по Престимиону? Дурак! Вот дурак! Это было последнее, о чем следовало мечтать. Мальчишка Тастейн и тот больше соображал в политической стратегии, чем любой из этих пяти безмозглых братьев. Но сейчас было неподходящее время, чтобы портить отношения с одним из тех людей, которые, пусть чисто формально, были его господами.

Однако он продолжал осмысливать то, что шлем Барджазида только что позволил ему совершить. Это было для него куда интереснее, нежели любые слова, сказанные кем-либо из этих людей.

При помощи шлема он метнул вдаль свою мысль и причинил кому-то серьезный вред. Это он знал определенно. Он не мог четко представить себе, кто это был и где этот человек находился, но нисколько не сомневался: он столкнулся с чужим сознанием, находившимся где-то вдали, — это был жрец или кто-то еще в таком же роде, во всяком случае он участвовал в некоем ритуале, — проник в это сознание и повредил его. Возможно, уничтожил. В любом случае нанесено серьезное повреждение. Он хорошо знал, что испытываешь, когда причиняешь кому-нибудь телесную рану-то особое удовольствие, имеющее почти сексуальную природу, которое он за свою жизнь испытывал много раз. А сейчас он испытывал то же ощущение, но с новой, поразительной силой. Какой-то неведомый чужеземец, утративший власть над собой от боли и потрясения, порожденных его ударом…

… Он врезался в него, подобно копью, горящему копью, пронзившему пространство половины мира…

Подобно богу.

— Ваш брат так и не позволил мне испытать шлем, — сказал Мандралиска Хаймаку Барджазиду. Вернувшись к столу, он бросил устройство точно в центр. — Я не раз просил его об этом, когда мы стояли лагерем на Стойензаре. Лишь для того, чтобы узнать, на что это похоже, какое ощущение испытываешь. «Нет, — всякий раз отвечал он. — Мандралиска, я не решаюсь идти на такой риск Слишком мощная сила». Я долго думал, что он опасался причинить вред мне. Но постепенно я сообразил, что в этих словах, заключался другой смысл. «Мощь слишком велика для того, чтобы я рискнул дать ее вам в руки», — вот что он говорил на самом деле. Полагаю, он опасался, что я стану копаться в его разуме.

— Он всегда боялся того, что шлем смогут каким-то образом использовать против него.

— А разве я не был его союзником?

— Нет. Мой брат никогда и никого не считал союзником. Для него был опасен каждый. Не забудьте, что его собственный сын выступил против него во время восстания Дантирии Самбайла и передал один из шлемов Престимиону и Деккерету. А уж после этого и вовсе никто не смог бы заставить Венгенара позволить хотя бы прикоснуться к шлему.

— Я видел, как Престимион уничтожил его с помощью того самого шлема, который передал ему Динитак, — сказал Мандралиска.

Звучание собственного голоса показалось ему странным. Он понял, что, вероятно, еще далеко не оправился от воздействия, которое оказал на него шлем. Все трое присутствующих до сих пор больше походили в его восприятии на насекомых, чем на людей. Они не имели для него абсолютно никакого значения.

— Ваш брат, — обратился он к Барджазиду, как будто они были в комнате только вдвоем, — стоял на расстоянии вытянутой руки от меня, а на голове у него был надет его собственный шлем. Они с Престимионом вели при помощи шлемов своеобразный поединок, находясь на расстоянии сотен, а может быть, тысяч миль друг от друга. Я видел, как ваш брат сосредоточился, чтобы нанести решающий удар, но, прежде чем он успел это сделать, Престимион ударил сам силой своего шлема и повалил его на колени. «Престимион», — простонал тогда ваш брат, а Престимион нанес еще один или два удара, и я понял, что сознание вашего брата оказалось испепеленным. Спустя час или два перед нами внезапно появились Септах Мелайн и Гиялорис. Один из них наткнулся на Венгенара и убил его.