Слово имеет кенгуру, стр. 9

— Бр-р! И вы говорите об этом так хладнокровно!

— Но мы и в самом деле хладнокровные животные. Температура нашей крови зависит от температуры воздуха. Поэтому мы селимся в теплых местах и любим нежиться на солнце. Если б мы жили там, где замерзают реки, мы бы тоже замерзли и утонули. В некоторых странах наши соплеменники зимуют, зарывшись в грязь, чтобы сохранить тепло. Как-то нашли скелеты крокодилов в Англии. Наши предки жили повсюду. Ведь в то время земля была моложе и климат был другой. Сейчас редко встретишь крокодила девяти метров длиной, тогда как в старину наши предки достигали иногда тридцати метров в длину, то есть высоты десятиэтажного дома.

— Да-а, крокодил такой длины достоин уважения,— заметил я и быстро добавил, чтобы не обидеть моего собеседника: — Признаться, я уважаю всех крокодилов.

— Вы говорите так, потому что боитесь нас, а вот древние египтяне действительно нас почитали. Они поклонялись крокодилам, жившим в реке Нил, и египетские жрецы кормили их пирожными, жареным мясом и поили вином. Крокодилов держали дома и украшали их золотом. Когда они умирали (а надо сказать, они не спешили это делать), египтяне бальзамировали их и хоронили с большими почестями. В Индии некоторые касты до сих пор поклоняются крокодилам, но жизнь наша уже не та, что в старые, добрые времена. Даже наши дети относятся к нам теперь безо всякого уважения.

— И все же приятно иметь детишек, не правда ли, господин Крокодил?

— Разумеется! — согласился он.— Кстати, сегодня у меня должны появиться на свет примерно шестьдесят крошек. Под лучами жаркого солнца в нашем гнезде — а оно очень уютно устроено в тине на старых листьях — вылупятся из яиц новые крокодильчики. Не успеешь оглянуться, как тебе снова кричат: «Папа!» Крокодильчики самые уродливые и самые злые дети на свете,— добавил он с гордостью.— Они начинают щелкать зубами и кусаться, как только высунут голову из яйца.

— Сразу видно, что вы довольны своей большой семьей,— сказал я.

— О да! — ответил он со зловещей усмешкой и медленно, переваливаясь, стал спускаться к воде. — Конечно, я очень рад. И если я потороплюсь, мне удастся проглотить несколько детишек на обед, прежде чем они разбредутся.

Он стремительно поплыл в мутной воде, работая хвостом, как огромной лопастью. И когда ею огромное серое тело исчезло из виду, я поспешил домой.

XI. ЛЯГУШКА-КВАКУШКА

Спускался туман. Я подошел к пруду, когда начало моросить. В руках у меня был зонтик, на ногах галоши.

— Здесь ужасно сыро, я наверняка простужусь,— вздохнул я, устраиваясь поудобнее на камне.— Неудивительно, что у лягушек такие хриплые голоса.

Лягушка-квакушка отложила в сторону книгу с надписью «Семейный альбом» и уставилась на меня своими выпученными глазами.

— Здесь не ужасно, а прекрасно сыро,— возмущенно сказала Лягушка-квакушка.— Ах, как же вы, люди, отличаетесь от нас, нормальных существ, лягушек и жаб!

Наступила моя очередь вытаращить на нее глаза.

— Вы считаете себя нормальными существами! — воскликнул я.

— Еще бы,— квакнула Лягушка,— и я легко берусь вам это доказать. Разве люди умеют сбрасывать свою кожу и делать из нее шарики, чтобы было чем подкрепиться? Разве бывает у вас по нескольку тысяч детей? Кто из вас прыгнет в двадцать раз выше своего роста? Уж молчите! Только мы на это способны, и потому мы и есть нормальные существа. А если вы со мной не согласны, то я не стану с вами беседовать и не покажу наш семейный альбом.

Я не хотел с ней ссориться и переменил тему разговора, спросив, как она умудряется придумывать имена всем своим детям.

— А нам это ни к чему,— ответила Лягушка.— Когда это всего лишь черные точечки в беловатом желе, похожем на рисовый пудинг, мы зовем их просто икринками, а когда они вырастут из икринок, но еще не станут ни лягушками, ни жабами, мы зовем их головастиками.

— Ну и много же возни с ними, да?

— Ничего подобного. Они прекрасно растут без нашей помощи.

Проговорив это, она открыла семейный альбом на странице, где было написано: «Лягушки — отцы и матери».

— Это вот фотографии некоторых моих двоюродных братьев и сестер, живущих за границей,— объяснила она.— Они ужасно нянчатся со своими детишками, не то что мы.

Она ткнула перепончатой лапой в верхнюю картинку.

— Это лягушка Дарвина из Чили. Она глотает свои икринки и хранит их во внутреннем кармане, пока они не превратятся в лягушек и не выпрыгнут из ее рта. Дети занимают так много места, что лягушка ничего не ест, пока они сидят внутри. А если ее кто-нибудь испугает, она ложится на спину и притворяется мертвой.

Перевернув страницу, моя собеседница продолжала:

— А вот коротконожка из Южной Африки. Она носит икринки во рту, как и ее сестра из Бразилии. А это фотография моего двоюродного брата из Америки. Он хранит свои икринки на земле, пока они не вырастут в головастиков. Потом головастики цепляются своими маленькими зубками за отца, и тот переносит их в пруд.

— А кто эта тетушка с бусами на спине? — спросил я.

— Это жаба-повитуха из Европы. Но на спине у нее не бусы. Это икринки, которые словно ожерелье обвивают ее задние ноги. В тот день, когда они должны стать головастиками, жаба спешит с ними к пруду. Поверьте, она так устает, что у нее уж и сил нет квакать.

— Пожалуй, и мне тоже было б невмоготу,— сказал я.— А что ж делает здесь вот этот?

— Вы посмотрите на него хорошенько и поймете, насколько умны лягушки и жабы. Это фотография суринамской жабы, которая живет в Бразилии. Видите, как отец аккуратно раскладывает икринки на спине у своей жены. После этого яички обрастают кожей. Через некоторое время они превратятся в лягушат, прорвут кожу, высунут головки и спрыгнут на землю.

В этот момент к нам подплыл маленький головастик.

— Мама! — закричал он.— Я потерял ногу!

— Какая беспечность! Но ничего, скоро у тебя вырастет новая. А когда ты потеряешь свой хвостик, то станешь настоящей лягушкой и, возможно, будешь петь еще лучше, чем твой отец.

— Вот не знал, что лягушки поют,— сказал я.

— Еще как! И наши песни куда мелодичнее ваших.

А какие у лягушек изумительные голоса! Вы когда-нибудь слышали квакшу-кузнеца? Ее пение похоже на стук молотка кровельщика. Песни одних напоминают звук расчески, когда проводишь по ней пальцем, другие стрекочут как кузнечики, некоторые лают как собаки или же плачут подобно младенцам. Посчастливилось ли вам слышать пение американской лягушки-вола? Чудесный голос! Она ревет как бык, и ее слышно за несколько километров.

— Необыкновенно! Тенор с бычьим голосом,— сострил я.

— Бас, мой милый, бас. Да, что-что, а петь мы умеем! Мне рассказывали, что в старину французские дворяне приказывали своим слугам ночью бить палками по воде, чтобы заставить нас замолчать. Ну, это просто от зависти, я считаю. А вот фотография лягушки-вола,— продолжала она, снова открыв альбом.— Как он великолепно уродлив! Вы только взгляните на его огромный рот!

— Вот это рот! — изумленно воскликнул я.— Мне кажется, лягушку-вола вернее было бы назвать лягушкой-островом. Как известно, остров — это суша, окруженная водой, а здесь я вижу рот, окруженный лягушкой.

— А весит наш родственник почти два килограмма,— сказала Лягушка-квакушка.— Не рот, конечно, а сама лягушка. И в длину он двадцать сантиметров. А его брат из Вест-Индии еще больше, его величают горным цыпленком.

— Довольно забавное имя для лягушки. Нельзя ли полюбопытствовать, откуда оно?

— Из горных цыплят люди готовят вкусную еду. Эти лягушки питаются травой, и люди сажают их в специальные загоны, как кур. Хорошо, что я всего-навсего маленькая обыкновенная лягушка. Вы разве не слыхали, что американцы каждый год съедают более сорока миллионов лягушек-волов? Охотники убивают их по ночам в болотах, но обычно их выводят на лягушачьих фермах.

Роют один пруд для икры, другой для головастиков и отдельный — для лягушек. На обед им подают икру пескарей и раков, а на ужин — насекомых, которые слетаются на огонек фонаря, повешенного для приманки над водой.