Слово имеет кенгуру, стр. 12

— Я вас знаю,— сказал я и, украдкой взглянув в свой блокнот, торжественно произнес: — Вы принадлежите к отряду Колеоптера и к подотряду Хетеронеура, которые, в свою очередь, делятся на две группы, называющиеся... э-э-э, ах да, называющиеся Гетероцера и Ропалоцера.

— Как красиво! А я-то думала, что я всего лишь бабочка,— сказала она и запорхала вокруг меня.

— Разумеется, вы правы, но я имел в виду научное название бабочек, Леп... Лип... в общем, я уже это сказал, а мотыльков Гет... Гет...— Я запутался окончательно и замолчал.

— Гет-гет-ура! — воскликнула Бабочка, желая мне помочь. И добавила: — Эти натуралисты все усложняют, не правда ли? Мне больше нравится, когда нас называют Летающими Цветами.

— Мне тоже,— сказал я.— Вы знаете, натуралисты считают, что бабочки чем-то похожи на растения, потому что ваши яички настолько крошечные, что напоминают семена и не имеют желтка, как обычные яйца. А появляющиеся из яиц гусеницы питаются только одними листьями.

— Пожалуй, они даже похожи на ползающие листья.

— Да, почти. А потом гусеница заворачивается в шелковое покрывало — кокон — и засыпает. Кокон прикреплен к ветке и висит на ней как сухой лист. А затем...

— Затем появляемся мы! Бабочки! С нежными крыльями, которые своим строением напоминают листья...

— Правильно,— сказал я и снова бросил быстрый взгляд в блокнот.— Есть бабочки-листья, которые с трудом отличишь от настоящих листьев, у них даже крылья прикрепляются к тоненькому стебельку.

— Как вы осведомлены,— похвалила меня Бабочка.— А кровь у нас, бабочек, похожа на древесный сок. Наши крылья-лепестки переливаются на солнце всеми цветами радуги. Многие бабочки даже пахнут словно живые цветы. Это свойство мы унаследовали от гусениц, ведь каждая гусеница имеет свой любимый цветок и воспринимает запах этого цветка.

— Не может быть! Неужели у каждой бабочки есть свое благоухание?

— Конечно. Сладкий запах сена, или резеды, или вереска. А бабочки, живущие на Востоке, благоухают как сандаловое дерево. Тысяча различных ароматов! Посмотрите, наши крылья покрыты тончайшими чешуйками ювелирной работы. Они прилегают друг к другу, как черепица на крыше. Некоторые из этих чешуек даже имеют собственные парфюмерные фабрики. А есть бабочки с маленькой ароматной метелочкой на конце туловища.

— Изумительный народ! Флакончики духов и пуховки для пудры!

— Но, конечно, далеко не все такие счастливые,— добавила она быстро.— Некоторые бабочки обладают очень неприятным запахом. По крайней мере так утверждают натуралисты. Ведь мы настолько беспомощны, что нам необходимо хоть как-нибудь оградить себя от врагов, а резкий запах или специальная окраска служат нам защитой. Поэтому бабочки с приятным запахом часто приобретают окраску тех бабочек, которые пахнут плохо. Есть, например, бабочка Совка, живет она в Южной Америке. На ее крыльях нарисованы большие глаза совы, и кажется, что они сердито смотрят на вас.

— Ну, а ваши толстые, яркие гусеницы, наверно, неопытны в этом деле? — спросил я с любопытством.

— Они еще искуснее нас,— не без гордости ответила моя собеседница.— Кроме изумительной маскировки, они прибегают к некоторым трюкам. Гусеница бабочки Махаона похожа на голову змеи. Рисунок на ее кожице напоминает бисерные глазки змеи, у нее неприятный змеиный запах, а хоботок похож на раздвоенный язык змеи.

— Подумать только, она может заставить отступить даже муравьев! — засмеялся я.

— В Австралии и Азии некоторые гусеницы селятся в гнездах древесных муравьев и поедают молодых муравьев. К счастью, у гусениц такая толстая кожа, что муравьиные укусы они не чувствуют. Африканские же гусеницы имеют длинную заостренную головку, чтобы засовывать ее в рот муравьям иотнимать у них пищу. Вот неблагодарные! А ведь муравьи бывают так добры к гусеницам-младенцам. Они переносят их на место, где есть пища повкуснее. А когда гусеницы подрастут и начинают ползать, муравьи выводят их на прогулку и провожают обратно домой. И поверите ли, они даже кормят гусениц своими детишками. За это гусеницы разрешают им высасывать сладкое «молоко» из желёзок на своей спине...

— Вы все про гусениц,— перебил я мою очаровательную собеседницу,— расскажите еще о себе. Например, как и что вы едите?

— У нас есть для этого особая трубочка. Когда бабочка пьет через нее нектар из цветов, трубочка сворачивается и разворачивается, словно часовая пружинка. Цветочный сок очень полезен. Вот приходит время, и мы из гусеницы превращаемся в бабочку; крылья тогда у нас вырастают за несколько часов, а потом мы уже перестаем расти. Есть бабочки больше двадцати сантиметров. Простите, а вы случайно не Геркулес?

— К сожалению, нет. А почему вы спрашиваете?

— А потому, что в тропиках живет самая большая в мире бабочка Геркулес, и когда участники экспедиции в Новую Гвинею увидели ее впервые, им с трудом удалось подстрелить ее мелкой дробью из охотничьего ружья.

— Гм-м...— сказал я, подумав о своей семье.— Говорят, что век у бабочек очень короткий — всего несколько дней,— поспешил я переменить тему разговора.— Когда же вы находите время для сна?

— Некоторые из нас ложатся спать очень рано, а большинство с заходом солнца.

— Вы, наверное, устаете за день? Впрочем, ведь вы далеко не летаете.

— Что вы! У нас даже есть бабочки-путешественницы. Их называют бражниками. Они путешествуют по всему миру в поисках молочая, которым питаются. Эти бабочки научились перелетать Тихий океан задолго до появления самолетов.

— Тихий океан? — переспросил я, взглянув на ее хрупкие крылья.

— Да, это очень трудный перелет, многие в изнеможении падают в море и гибнут. Бабочки летят только по прямой, не огибая деревья, пролетают сквозь железнодорожные тоннели. В такое путешествие они пускаются не в одиночку, а целым роем.

— Вот, наверно, скучно лететь так долго. Жаль, не умеют они музыку сочинять, как кузнечики,— заметил я.

— О, вы не слышали сонаты в исполнении Черного Адмирала и пурпурной бабочки Нимфалины? Своими лапками они создают легкую музыку. Есть бабочки, которые могут скрипеть, верещать и попискивать.

— Совсем как мой приемник.

— Куда мы только не залетаем! Порхаем над тропическими джунглями, приносим радость и красоту в трущобы, храбро пересекаем пустыни и леденящие просторы Аляски. И повсюду дети гоняются за нами. Кому из них не хочется полюбоваться нашими золотыми и серебряными, красными, розовыми или вишневыми крыльями?

Моя знакомая расправила свои прекрасные крылья и упорхнула домой, а я вздохнул от зависти и пожалел, что я всего-навсего журналист...

XV. ОТШЕЛЬНИК В СВОЕМ ЗАМКЕ

Домик, удобно расположенный прямо на берегу, был очень маленький. А дверка, совсем крошечная, вся в алых и синих точках, так и зазывала в гости к хозяину. Я осторожно постучал в нее кончиком карандаша.

Дверка распахнулась, и кто-то крепко уцепился за карандаш. Только тогда я заметил, что это была вовсе не дверь, а клешня рака-отшельника, закрывавшая вход в его раковину.

— Здравствуйте, дорогой Рак-отшельник, как удачно, что я застал вас дома. Перед вами журналист,— представился я,— и мне хотелось бы взять у вас интервью.

— Хорошенькое время выбрали! Я собираюсь переезжать.

Я не обратил внимания на его недоброжелательный тон.

— Вы покидаете этот прелестный домик? Что случилось?

— Я очень вырос, и теперь мне нужен дом побольше.

— Где же вы достанете новый дом? — удивился я.

— Смотрите, сколько здесь пустых раковин. В них раньше жили рапаны.— И он указал мне на несколько раковин, лежащих рядом.— За нашу долгую жизнь нам приходится не один раз переезжать,— продолжал Рак-отшельник.— Перед этим мы раскалываем свой панцирь вдоль спины и бросаем его вместе с частью нашего желудка. Между прочим, в наших желудках есть зубы. А после переезда мы обычно не показываемся дня два-три, пока наш новый панцирь не затвердеет. Простите,— извинился он,— но мне нужно спешно перебираться вон на то удобное место.