Хозяин жизни и смерти, стр. 9

Убийца яростно молотил кулаками по телу Уолтона, пытаясь оттолкнуть его от разрушенной тепловым лучом двери: для безумца это был единственный путь к спасению. Получив первый мощный удар в живот, Уолтон охнул и отлетел назад, ловя воздух широко раскрытым ртом, однако ему все же удалось ухватиться за пиджак убийцы и, напрягшись всем телом, подтащить Ладвига к себе. Яростная схватка началась так неожиданно, что Уолтон даже не успел уразуметь, как же могло произойти убийство.

Уолтоном владела только одна мысль: не дать Ладвигу уйти от расплаты.

Его кулак угодил в раскрытый рот убийцы. Тотчас же всю руку пронзила острая боль, вызванная ударом незащищенных костяшек пальцев о зубы. Ладвиг начал грузно оседать на пол. Рой понял, что, стоя в дверях, он не только помешал убийце пробиться к выходу из кабинета, но сделал еще практически невозможной какую-либо помощь снаружи, из приемной.

В приступе слепой ярости Уолтон обрушил кулак на затылок Ладвига, затем развернул его и нанес не менее сильный удар кулаком в живот. Однако Ладвигу все-таки удалось вырваться, он оттолкнул Уолтона и кинулся к директорскому столу.

Уолтон бросился за ним… и почти сразу остановился, увидев, что убийца на мгновение вдруг замер, потом задрожал всем телом и рухнул на пол. Тело его в совершенно нелепой распласталось позе на пушистом светло-коричневом ковре, покрывавшем пол кабинета, потом еще раз содрогнулось и замерло окончательно.

Уолтон стоял не двигаясь, тяжело дыша широко раскрытым ртом. Одежда на нем была порвана, все стало липким от пота и крови, непривычное к подобным нагрузкам сердце колотилось в груди в бешеном ритме.

Ладвиг убил директора, а теперь и сам Ладвиг мертв, – мысли едва шевелились в казавшейся набитой свинцом голове.

Уолтон прислонился к дверному косяку. Он с трудом различил чьи-то человеческие фигуры, проходившие мимо него, заходившие в кабинет, осматривавшие тела Фиц-Моэма и его убийцы.

– Вам нужна помощь? – услышал он уверенный знакомый голос.

– Да не очень. Нужно только отдышаться, – признался Уолтон.

– Выпейте воды.

Уолтон, поблагодарив, принял из рук говорившего с ним мужчины стакан, залпом осушил его, затем поднял глаза на собеседника:

– Ладвиг! Как это, черт побери!…

– Двойник, – пояснил делегат ООН. – Подойдите вот сюда и сравните.

Ладвиг подвел его к лежавшему на ковре псевдо-Ладвигу. Сходство было прямо-таки невообразимым. Несколько сотрудников Бюро перевернули труп с одного бока на другой, однако челюсти мертвеца не разжимались, а лицо так и осталось застывшей в предсмертной агонии маской.

– Парень принял яд, – сообщил Ладвиг. – Думаю, он и не надеялся выбраться отсюда живым. Но задуманное осуществил полностью. Боже, как жаль, что хотя бы раз за всю свою жизнь я не пришел вовремя!

Уолтон, все еще не приходя в себя от неожиданного потрясения, перевел взгляд с мертвого Ладвига, лежавшего на полу, на живого, стоявшего прямо перед ним. Кое-как до него стало доходить, что произошло сейчас. Убийца, удивительно похожий на Ладвига, прибыл в Бюро ровно в час и был допущен в кабинет директора. Убив старика, он так и остался в кабинете, то ли надеясь покинуть его чуть позже, то ли просто дожидаясь, когда подействует принятый яд.

– Раньше или позже, но это обязательно должно было случиться, грустно заметил Ладвиг.

– Охота на сенатора ведется уже много лет. А теперь, когда прошел законопроект о создании Бюро…

Уолтон непроизвольно глянул на письменный стол директора: он был, как всегда, в полном порядке и сверкал глянцем полировки, словно тщательно протертое зеркало. Директор Фиц-Моэм покоился в своем кресле, всем туловищем навалясь на стол и раскинув по блестящей поверхности стола руки с полусогнутыми пальцами. Внушительная копна седых волос была насквозь пропитана кровью. Он скончался от сильнейшего удара, размозжившего ему череп, – трудно придумать более простой и более жестокий способ убить человека.

Только теперь наконец вырвались наружу эмоции. Уолтону хотелось ломать мебель, рвать на себе одежду, навзрыд плакать – лишь бы каким угодно образом дать себе разрядку. Но вокруг было слишком много посторонних. Кабинет, в который в течение шести недель могли попасть только самые посвященные, вдруг, как по мановению волшебной палочки, заполнился весьма разношерстным людом: функционерами ВЫНАСа, канцелярскими работниками, полицейскими, возможно, даже телерепортерами.

Ум Уолтона прояснился, и он наконец вспомнил, какой пост занимает в иерархии Бюро.

– Вон все отсюда! Немедленно вон! Все, все! – громко закричал Уолтон.

Затем, увидев в толпе лицо Селлорса, шефа службы безопасности Главного здания Бюро, добавил более спокойно: – За исключением вас, Селлорс. Вы можете остаться.

И снова, точно по взмаху волшебной палочки, толпа мгновенно испарилась. В кабинете осталось только пятеро: Селлорс, Ладвиг, Уолтон и два трупа.

– Вы имеете какие-либо предположения, кто может за этим стоять, мистер Уолтон? – спросил Ладвиг.

– Не знаю, – устало ответил Уолтон. – Есть тысячи желающих расправиться с директором. Возможно, он стал жертвой заговора гершелитов.

Необходимо произвести тщательное расследование.

– Отойдите, пожалуйста, чуть в сторону, сэр, – вежливо попросил Селлорс. – Мне нужно сделать фотоснимки.

Уолтон и Ладвиг отошли к одной из стен кабинета, чтобы не мешать Селлорсу. «Когда-нибудь это все равно случилось бы, подумал Уолтон. – Фиц-Моэм всегда был живым символом ВЫНАСа».

Затем Уолтон подошел к исковерканной двери, отметив про себя, что нужно распорядиться немедленно заменить ее. И это решение придало всему ходу его мыслей новое направление, но, прежде чем они полностью сформировались в его в сознании, Ладвиг сформулировал их вслух:

– Произошла, безусловно, ужасная трагедия. Но есть одно обстоятельство, которое ее может несколько смягчить. Я не сомневаюсь, что преемник Фиц-Моэма окажется вполне достойным своего предшественника, и уверен, мистер Уолтон, что вы с не меньшим успехом продолжите то великое дело, за торжество которого Фиц-Моэм отдал свою жизнь.

5

На двери в кабинет директора висела новая табличка:

Рой Уолтон

Исполняющий обязанности директора

Бюро Выравнивания Населенности Уолтон возражал против такой таблички, считал свое назначение временным, то есть действительным только до того дня, когда сессия Генеральной Ассамблеи утвердит нового главу ВЫНАСа. Однако Ладвиг сказал, что эта процедура произойдет не раньше, чем через несколько дней, если не месяцев, и поэтому совсем не повредит, если его кабинет будет соответствующим образом обозначен.

– Теперь вся полнота власти в ваших руках? – спросил Ладвиг.

Ответный взгляд Уолтона не выражал особой радости по этому поводу.

– Похоже, что так. Мне нужно только окончательно выяснить, как была поставлена Фиц-Моэмом работа по прохождению и хранению различной документации. И тогда можно считать, сказать, что установлен полный контроль над всей деятельностью Бюро.

– Вы хотите сказать, что не все знаете?

– Мистер Фиц-Моэм доверял лишь очень немногим из своего окружения, пояснил Уолтон.

– ВЫНАС целиком и полностью является порождением только его ума, который, должен признаться, был весьма специфическим. Он настолько сжился с Бюро, что уже стал считать, будто принципы, заложенные в основе его деятельности, понятны любому непосвященному. Поэтому потребуется некоторое время для притирки и увязки между собой всех узлов такого сложного механизма, как Бюро.

– Разумеется, – согласился Ладвиг.

– На вчерашнем совещании, в котором вы должны были принять участие, когда его… Так вот, о чем должна была идти речь на этом совещании?

Делегат США в ООН только пожал плечами:

– Сейчас, мне кажется, в нем уже нет необходимости. Я хотел выяснить, как обстоят дела с вашими побочными научно-исследовательскими программами.