Мастер Путей, стр. 65

– Позволь спросить, Атаятан-Сионото-Лос? – Один Эбонадо решился высказаться. Уж его ненависть к Фаэлю и желание лично покончить с Мастером Путей известны всем – наверняка он огорчен заявлением Древнего больше других.

– Позволяю, Маленький Пророк.

– Почему эти четверо? Ты хочешь связать их с собой? Даже Ма?стера Огней?.. Что ты сделаешь с ними, если они откажутся?

– Какое тебе дело, Эльфил, как я поступлю с ними? Я знаю, что ты хотел использовать Повелителя Огня как оружие, чтобы я боялся тебя. – Он засмеялся звонкой приятной музыкой, тем не менее неприятно затрагивающей что-то в глубине души каждого слышащего ее. – Но ты не прав… Вот тебе еще одна загадка – найди ответ: почему? Ты уже узнал значение своего имени?

Пророк не смел пристально смотреть в глаза Атаятану, как смотрел бы любому другому собеседнику. Эбонадо смертельно бледен: от ужаса, от раздражения, от досады… Упоминание о неразгаданном значении его имени очень болезненно для Пророка – он скрежещет зубами, раздувает ноздри, сжимает кулаки. Элий догадывался, что он приложил массу усилий, чтобы найти ответ, но добраться до разгадки так и не смог.

Глава 19

Купол над городом

Итин Этаналь

Итин вышел на балкон своих покоев в Здании Совета. Он был зачарован музыкой, лившейся летним дождем, сладостным потоком откуда-то из комнат, расположенных напротив. Итин оглядывался по сторонам: на балконах, выходивших во внутренний круглый двор, стали появляться люди… Мастера Силы, их семьи, слуги… все, кто мог слышать эту прекрасную музыку. Она трогала его сердце, она вызывала нежность и тревогу, тоску и радость, жажду защитить… спасти… сохранить… удержать… Итин застыл, вслушиваясь. Песня Города… Песня Семи Огней. Одной рукой сохранить, другой рукой защитить… Сколько всего в этой мелодии: образы, эмоции, память… не самого Итина – память Города! Свет и любовь, мир, покой, огонь жизни и огонь Дара… Цветущие Мицами и стройные кипарисы, Кружевной мост… Пролитая кровь Астри Масэнэсса, убитого на фундаменте здания Академии Силы… Тарийский светильник, зажженный в ночи севера… Надежда каждого человека, Одаренного и неодаренного… детские голоса, улыбки девушек… Радость матери, гордость отца… Сила юноши… Восторг творца-человека и простертая длань Мастера Судеб… Крылья, раскрытые на ветру… Небо, покоренное полетом… Ветер, ожививший зелень молодых листьев, подхвативший золотые лепестки цветков Мицами и устилающий ими землю… Экстаз высоты… Знамя Тарии, трепещущее на ветру… Пламя, пожирающее зло…

Итин вдруг увидел!.. Он по-настоящему увидел эту музыку: она золотыми отблесками струилась из окна Верховного… Это Вирд играет… Музыка рисовала что-то в небе… И Итин видел: купол, сотканный из воздуха, и еще из чего-то… прозрачного, неосязаемого, неопределенного, но важного, как душа… Итин невольно потянулся к этому куполу серебряными нитями своего Дара. Он никогда не строил… из воздуха… из ветра… из аромата цветущих деревьев… из смеха и надежды… Как можно строить из музыки?.. Но Итин делал это… и делал не один – вместе с Вирдом. Радужные нити Силы Мастера Путей и серебряные – Архитектора сплетались в небе, образовывая купол над Городом…

Чем больше работал Итин, тем яснее понимал намерения Вирда, видел план, цель, знал, каков будет результат. Кружево, сплетаемое их Дарами… музыкой и ветром… будет настолько плотным, настолько крепким, что ни один человек, чьего сердце коснулась игла Доа-Джота, не сможет пройти сквозь него… никогда не сможет переместиться сюда… Нога Древнего или его смаргов не вступит в Город Семи Огней. Больше того, даже тень Атаятана не способна преодолеть этого препятствия. Огонь пылает в нитях сплетаемого кружева… Итин почувствовал, что кто-то еще помогает им… Кто-то зажигает, один за другим, сияющие невидимым светом огоньки под куполом… это – стражи, которые не пропустят зло… Они дрожали, как капли росы в паутине на солнце… И только Итин, Вирд и та, кто их создавала – Элинаэль, могли видеть их… Итин тончайшей пленкой закрыл все прорехи в куполе, укрепил дрожащее кружево, Вирд ощетинил купол острыми незримыми иглами, Элинаэль наэлектризовала узор молниями. Все разом – Итин не видел ни Вирда, ни Элинаэль, но чувствовал это, – отпрянули, отступили назад, устало присели. Музыка стихла…

Люди стали уходить с балконов. А Итин чувствовал непреодолимую слабость и невероятную радость. Он так и сидел прямо на полу перед распахнутыми створками балконной двери.

Он лег на ковер. Ему было хорошо: от выполненной работы, от пережитого экстаза творения, от того чувства безопасности, которое объяло теперь весь Город Семи Огней и его сердце…

– Итин! Ити-и-ин!

Итин открыл глаза, непонимающе заморгал, узнал в склонившемся над ним прекрасном белокуром посланнике Мастера Судеб, сияющем в лучах заглядывающего с балкона солнца, – Иссиму. Он улыбнулся и с ужасом обнаружил, что не может пошевелиться.

– Почему ты спишь прямо на полу?.. – нахмурилась девушка. Она, даже когда хмурится, – само совершенство.

– Не могу пошевелиться… – Его собственный голос был чужим, тихим и сиплым.

– Почему?.. – Иссима казалась обеспокоенной. Она беспокоится о нем!..

– Я помогал… создавать защиту… купол над городом… – Говорить было трудно.

– Купол?

Итин слабо кивнул. Иссима стояла над ним на коленях, а он восхищенно, затаив дыхание, любовался овалом лица, обрамленным золотыми локонами, голубыми, как сверкающие на солнце прозрачные лесные озера, очами, длинными подрагивающими ресницами, что были темнее, чем волосы, и делали ее огромные глаза еще больше, коралловыми губами, сочными… сладкими… Иссима…

– У тебя что – отток?.. – Чудесный перезвон серебряных колокольчиков в ее голосе.

– Наверное… – только и смог ответить он.

– Я позову слуг, чтобы тебя перенесли на кровать, – строго сказала она и, не дожидаясь ответа, встала, направляясь к двери; ее длинные волосы, развеянные случайным порывом ветра, защекотали ему лицо. Итин вдохнул их фиалковый аромат и застонал от наслаждения.

– Тебе больно?.. – Испуганный голос Иссимы.

– Нет. Нет…

– Потерпи!.. Я сейчас!

Она вернулась быстро – но не так быстро, как хотелось ему, – в сопровождении двоих здоровенных парней в одежде слуг Здания Совета. Они подхватили его – один за ноги, другой под мышки. Итин по-прежнему был совершенно беспомощен.

Иссима присела на краешек его кровати. Ее обволакивал запах фиалок, накатывая на Итина нежными волнами.

– Тебе лучше?.. – Как прекрасен и нежен ее голос!.. Как трогательна ее забота!..

– Я лишь очень слаб…

Она сдвинула изящные полумесяцы-брови, прикрыла глаза, и Итин почувствовал покалывание ледяных иголочек по всему телу.

– Ты здоров. У тебя ведь ничего не болит? – Она исследовала его – все-таки Иссима – Целитель…

– Нет… Я же говорю, что просто не могу пошевелиться… это пройдет…

– Как ты довел себя до такого состояния, Итин? Ты же не студент-первогодок!.. – Она решила его отчитать – мило…

– Я помогал Верховному… Я не знаю, что вышло… Просто мы создали защитный купол над городом…

– Ты и Вирд?

– И Элинаэль… я думаю… – Его голос еще чужой.

Иссима резко встала; если бы он мог пошевелиться, то удержал бы ее – так не хотелось, чтобы она уходила… Девушка подошла к двери, окликнула кого-то, в проеме показалось конопатое лицо одного из парней, помогавших переносить Итина.

– Эрс, сходи к Советнику Кисам, скажи, что Иссима Донах желает знать, как она себя чувствует. Потом к Верховному – то же самое!

Она вернулась, к величайшему облегчению Итина, и снова присела на краешек кровати, вновь облако фиалкового аромата защекотало приятно его ноздри.

– Ты становишься похожим на Вирда: так же, как он, не жалеешь себя, делаешь что-то, что превосходит твои силы и возможности, надрываешься, а потом не можешь пошевелиться. Ты разве не помнишь, в каком состоянии мы нашли его в твоем доме… Тогда, в первый раз?