Царь Гильгамеш, стр. 36

Прошла ночь Священного Брака, когда Инанна и я наконец соединились. Но соединены в браке были бог и богиня, и как только кончилось празднество, каждый вернулся к своей жизни: она — в уединение храма, я — во дворец. Я не видел ее несколько недель. Когда мы встретились на ритуале сева пшеничных зерен, она обращалась со мной холодно и формально. Так оно и должно было быть, но для меня это было непереносимо. Вкус ее кожи еще был у меня на языке. А я знал, что не обниму ее снова, пока не пройдет двенадцать месяцев и не настанет следующий новый год. Как больно было сознавать это!

Служение богам и чувство ответственности заставляли нас постоянно видеться и говорить друг с другом. В Уруке царь — правая рука богини, ее меч, а она — священный посох, на который он опирается. Поэтому они навеки связаны, вращаются вокруг друг друга, а все остальное вращается вокруг них.

Мягкий дождь Ташриту в начале месяца Аразамна уступил место дождям, которые никак нельзя было назвать мягкими. Ливневые потоки пришли с севера, сметая все на пути, они шли почти каждый день. Сухая земля сперва жадно пила, потом ее жажда была утолена, а бури все еще бушевали. В это время я впервые уделил пристальное внимание состоянию каналов. За время правления Думузи их ни разу по-настоящему не ремонтировали. Если дожди будут продолжаться с той же силой, а ил из каналов не будет удален, то мы наверняка окажемся перед угрозой наводнения к ранней весне.

Я беседовал с чиновниками, ведающими оросительными системами, когда управляющий дворцовыми делами вошел в зал. Жрец из храма Энмеркара, сказал он, пришел и принес весть от Инанны. Ей немедленно нужно видеть меня. Оказалось, что демон поселился в ее хулуппу, дереве хулуппу, и мне предстоит прогнать его прочь.

Моя голова была занята вопросами, связанными с каналами, и мне, вероятно, не удалось скрыть своей досады. Я изумленно посмотрел на управляющего и спросил:

— У нее не нашлось другого заклинателя демонов?

Среди чиновников, сидящих вокруг стола, поднялся ропот. Сперва я подумал, что они, как и я, раздосадованы вторжением в нашу работу. Но нет, оказывается, их поразил не призыв Инанны, что явно был не ко времени, а мой отказ! Они неодобрительно поглядывали на меня. На минуту все замолчали.

Потом смотритель каналов прошептал, не смея прямо взглянуть на меня:

— Это дело царя, мой господин, заниматься подобными вещами, особенно когда его об этом просят.

Я покрылся потом, лицо мое заблестело, я широко развел руками:

— У нас же важная работа…

— Нельзя пренебрегать призывом Инанны, ваше величество, — тихо сказал управляющий дворцовыми делами, с величайшей деликатностью касаясь кончиками пальцев лба.

— Но каналы… — начал было я.

— Богиня просит, — сказал один из советников.

— Вы все придерживаетесь того же мнения? — спросил я, оглядев их всех.

Никто мне не ответил. Но нельзя было сомневаться в их мнении. Я сдался, и сдался с улыбкой. Делать нечего: я должен идти немедленно к храму и избавить дерево Инанны от демона.

Дерево хулуппу было — да и сейчас оно стоит — огромным и массивным, с изящными плакучими ветвями. Его посадила сама богиня перед храмом в саду пять тысяч лет назад. Место, где оно растет, настолько свято, что щепотка земли из-под его корней может вылечить множество болезней. Весной бесплодные женщины приходят к нему и обнимают его ствол; многим дает облегчение вытекающий сок этого дерева, а зеленый чай, настоянный на его листьях, используется для предсказания будущего. Это благородное и святое дерево, и я не хотел, чтобы ему был причинен какой бы то ни было вред. В какой-то момент мне казалось, что Инанна могла бы лучше присматривать за своим деревом и оставить меня в покое.

Во вторую стражу утра я отправился в храмовый сад в обществе целой компании молодых людей из дворца. Дождь на время прекратился, небо было ясное и чистое, в воздухе витал свежий запах — залах ранней зимы. Дерево хулуппу — огромное, раскидистое — стояло в северо-восточном углу за садовой оградой, возвышаясь над всеми остальными. Причитающие жрицы стояли возле него, а несколько городских старух медленно кружили, шаркая ногами, вокруг дерева, заупокойно причитая.

Не надо было быть записным садовником, чтобы понять, что с деревом непорядок. Дождь смыл с него почти все листья, длинные и узкие, и они лежали вокруг. Те, что еще не опали, увяли и пожелтели, а сами ветви казались вялыми и безжизненными. Я подошел к нему и положил ладони на его толстую морщинистую кору, словно желая почувствовать, какой демон поселился в дереве.

Я привел с собой Лугал-амарку, малорослого горбуна, черноглазого и чернобрового, его брови сходились над переносицей. Он знал чары и заклинания против демонов. Он тоже положил ладони на кору дерева и тотчас же их отдернул, словно обжегся.

— Ну? — спросил я. — Что ты обнаружил?

— Не один демон, о мой господин! Три!

Ничего хорошего. Я подумал об иле, забивающем каналы, и о дождях, которые через несколько дней наверняка вернутся. И тут еще целых три демона.

За моей спиной зашептались жрицы и старухи. Я обернулся и увидел, что ко мне шагает Инанна, не обращая внимания на то, что грязь забрызгивает ее подол при каждом шаге. Я видел ее всего несколько раз после Священного Брака. В моем воображении немедленно возникла та ночь: Инанна, ее разгоряченное, раскрасневшееся лицо, вздымающаяся грудь. Но видение пропало. Она небрежно сделала жест, каким жрица приветствует царя, и я ответил ей знаком богини.

— Ты должен спасти дерево, — сказала она.

— Как мне сказали, в нем поселились три демона.

— Ты это тоже знаешь?

Я указал кивком головы на Лугал-амарку.

— Не я. Это он увидел и сказал мне.

Горбун сказал, разведя руками:

— Это очевидно, госпожа моя.

— Конечно, — сказала она и подошла к дереву. Она бросила на меня взгляд.

— Вот, смотри. Змея, на которую не действует никакое колдовство, поселилась здесь. В коре дерева птица Имдугуд свила себе гнездо и растит тут своих птенцов. А здесь, в стволе дерева, теперь живет Лилиту, дева одиночества и отчаяния, пожирательница душ.