Здесь и сейчас, стр. 15

– У времени свои правила и заповеди, Пренна. И я не стану с этим спорить. Истинные заповеди те, от которых не уйти, их невозможно нарушить, даже если постараться. И ты узнаешь эти заповеди, хотя, быть может, это будет для тебя болезненно. Правила, которым тебя учили, созданы для того, чтобы контролировать тебя и управлять твоими поступками. Но не все они неверны. Осторожность тебе не помешает. Мы здесь чужаки и должны вести себя смирно и осмотрительно. Мы можем принести миру ужасный вред, а возможно, уже принесли. Что бы мы ни делали, это влечет сложные, непредсказуемые последствия. Некоторые, я надеюсь, будут во благо. Но нам не следует вмешиваться в естественный порядок времени больше, чем это необходимо. Желаю тебе, Пренна, всего в этой жизни, что ты бы сама себе пожелала, но, боюсь, существуют пределы, за которые в желаниях выходить нельзя.

Я отключаюсь. Сижу, уставившись на мобильник. Не дает покоя все та же мысль: «А что, если?..»

И другая мысль тоже: «Что все это значит?»

Немного погодя является и третья. Открываю окно и снова швыряю мобильник в нарциссы.

Глава 9

В школе я думаю о том, куда пойду после занятий и какой первый вопрос задам там. Сижу как на иголках.

Итан все пытается со мной заговорить, но я избегаю его. В начале урока математики он кладет мне на парту какой-то сверток, похожий на подарок. Я бросаю взгляд на дверь. Мистер Фазанелли опаздывает, делать нечего. Гляжу, что Итан там положил. Предмет завернут в подарочную бумагу кое-как, чувствую, он делал это сам и впопыхах.

– Прямо сейчас развернуть?

– Конечно.

– Красивая обертка.

Итан пожимает плечами, будто не понимает, шучу я или серьезно.

– Слишком много ленты намотал.

Разворачиваю. Вижу новенькую колоду карт, все еще в целлофане. Верчу в руке, приятно ощущать ее плотность, да и водяные лилии на рубашке хоть и безвкусные, но трогательные.

– Спасибо, – говорю я.

Итан кивает, и по его лицу я вижу, он хочет что-то сказать. «Я буду тебя во всем слушаться. Буду учить играть в карты, а вопросов задавать не стану» – вот что говорит его взгляд.

И тут я понимаю: существует такое, что уже не переделаешь. Назад не вернешь. Открыл человеку душу, поделился с ним всеми мыслями и чувствами, а потом? Можно игнорировать, можно постараться забыть об этом, но вернуть ситуацию обратно, сделать все как прежде невозможно.

Что у тебя?..

Почему ты?..

А ты куда?..

Ну, что я тебе?..

Да, сформулировать этот вопрос не так-то просто. Но я должна задать его. Потом, естественно, последуют другие вопросы, много. Но первый – самый трудный.

Шагаю, погрузившись в свои мысли, потом замечаю, что Итан идет за мной, догоняет, торопится.

– Ты зачем за мной потащился? – спрашиваю я.

– Надо поговорить. Можно?

– А можно потом?

– Нет, лучше сейчас. Это очень важно.

Похоже, его не волнует, что, пытаясь избавиться от него, я прибавляю шаг.

– Потом.

– Нет, сейчас.

– Сейчас не могу.

А сама все-таки останавливаюсь. Не могу. Но как от него отвяжешься? И боль ему причинить не могу, да еще намеренно.

– Пренна, я понимаю, есть много чего, о чем ты не хочешь говорить, например откуда ты здесь появилась. Наверное, ты считаешь, этого делать нельзя. Согласен. И не надо говорить, если не хочешь. Но дело в том…

Я снова трогаюсь с места. Нельзя допустить, чтобы меня уничтожили. Это все равно что покончить с собой. Не сейчас.

– Дело в том…

Я поворачиваю за угол. Чуть не бегу.

– Дело в том, что, кажется, я и так уже знаю.

Поднимаю, хотя и очень не хочется, глаза на Итана, в них отчаянная мольба: поговори же со мной!

«Если кто-либо из местных жителей знает о тебе правду – неважно кто! – каким бы он ни казался добрым и отзывчивым, он тебя не пожалеет. Он будет вести себя, будто хочет помочь, но это не так. Он уничтожит тебя и уничтожит всех нас».

Так поучала меня мама, этому учили меня мистер Роберт, друзья, все мои знакомые, все, на кого я могу рассчитывать.

Я замедляю шаг. Не знаю, долго ли я буду от этого бегать.

– Откуда?

– Бен Кеноби все рассказал несколько дней назад. И еще он сказал…

Я поворачиваюсь к Итану:

– А тебе не кажется, что он сумасшедший?

– Я много раз с ним беседовал. Не думаю, что он сумасшедший.

– Правда? – Теперь я прикидываюсь, но получается плоховато.

– Правда.

– И что он тебе сказал? – спрашиваю я равнодушно-саркастическим тоном, но выходит очень фальшиво.

Итан старается вести себя осторожно. Смотрит на меня вопросительно. И вдруг протягивает руку и снимает с меня очки. Я изумленно разеваю рот. А он кладет их себе в задний карман. Потом снова начинает говорить, не торопясь, тихим голосом.

– Он сказал, что ниоткуда ты не приехала. – Итан говорит очень медленно, в паузах между его словами я слышу свое частое, прерывистое дыхание. – Что ты прибыла из другого времени.

Рот у меня раскрылся еще шире. Дыхание перехватило, ощущение такое, будто я задыхаюсь. Голову не поднять, она как чугунная. И что теперь? Надо убедительно показать, что меня поразила абсурдность его утверждения. Какая чудовищная нелепость, какой идиотизм! При этом надо презрительно и высокомерно фыркнуть. Легко сказать.

– И ты веришь басням этого бродяги с павлиньими перьями? – Я делаю неуверенное движение рукой в сторону его заднего кармана. – Скажешь еще, что он по секрету сообщил, будто с помощью этих очков за нами всеми следят, да?

Итан молчит, и я чувствую, как копится в нем заряд неодолимой, отчаянной энергии, которая хочет воплотиться в слова и выплеснуться на свободу.

– Да он такой же Бен Кеноби, как ты Люк Скайуокер, а я принцесса Лея! Может, ты видишь во мне зеленого человечка с другой планеты? – Кажется, я пытаюсь острить, но мы оба даже не делаем попытки улыбнуться.

По глазам видно, что Итан обижается. Он заслуживает от меня хотя бы капельку искренности, но не получает и этого. Мы сейчас вторглись на запретную территорию, все заповеди нарушены, мне надо быть крайне осторожной.

– Я не стану ему верить, если ты этого хочешь и сама мне об этом скажешь, – говорит он так тихо, что я едва слышу.

Итан смотрит мне прямо в глаза. О-о-о! Он всегда видит там больше, чем следует.

Теперь моя очередь. Самое время продемонстрировать все, чему меня учили, все, что для меня является первейшей необходимостью: говорить неправду, врать напропалую и стараться сделать это как можно лучше. А я стою как столб и молчу, чувствую: глаза наполняются слезами. Какая я все-таки дура! Ничего у меня не получается. Даже просто соврать не могу. Стою как дура и молчу.

– Ох, Пренна…

Ну да, он заметил-таки мои слезы. Я знаю, он не хочет сделать мне больно. Что бы там кто ни говорил.

Если бы сейчас на его месте стоял кто-нибудь другой, я бы соврала не моргнув глазом. Рифмованными стихами могла бы врать и мистеру Роберту, и Джеффри Боланду, и даже маме. Плела бы венки прекрасных сонетов из сплошной лжи перед миссис Синтией и миссис Крю. Но я гляжу в глаза Итану и понимаю, что ему соврать никак не смогу.

Он протягивает руку, но я вытираю глаза и резко поворачиваюсь к нему спиной.

– Мне надо идти.

– У нас осталось мало времени, – говорит Итан мне вслед.