Здесь и сейчас, стр. 12

– Конечно, я сразу испугалась и сбежала от него, он вел себя совершенно дико. Не верю ему ни капельки. – Последние слова произношу с убежденностью, опять же для тех, кто, возможно, слушает.

Кэтрин, похоже, пытается что-то сообразить. У нас с ней свой, тайный способ разговаривать, специальный код, что ли, мы пользуемся им, когда надо поговорить о родителях, или о членах Совета, или даже об Итане. Теперь надо как-то ухитриться сообщить, что опекающий меня член Совета еще никак не отреагировал.

– Мистер Фазанелли на завтра ничего не задал, – говорю я.

– Это хорошо, – отвечает она.

– Подожди, еще задаст. На выходные задаст в два раза больше.

Сразу после школы звонит мобильник.

– Здравствуйте, мистер Роберт, – начинаю я. – Что-нибудь случилось? – Сердце стучит, как молот по наковальне.

– Понимаешь, Пренна, не хочу дожидаться нашей обычной встречи, хочется сразу спросить про твой разговор с этим бездомным… Как его… Ты, кажется, очень с ним подружилась?

Лихорадочно пытаюсь понять, что означает его тон. Мама бросает на меня из кухни вопросительный взгляд.

– У тебя что-то стряслось? – спрашивает она.

Когда-то мистер Роберт мне даже нравился. Я была очень рада, когда меня приписали к нему, а не к миссис Синтии. У него круглое дружелюбное лицо, он всегда носит яркие галстуки, с радугой или лягушками, что меня очень забавляло. Вопросы задает всегда таким заботливым, сочувственным тоном.

– Сказать по правде, мистер Роберт, разговор был довольно неприятный, – серьезным голосом отвечаю я.

– Нелегко тебе было, наверно. – (Я так и вижу его лицо, когда он произносит это.)

Ну да, покровительственно хмурится. Возможно, потирает свой жирный подбородок, лицо озабоченное. Аарона Грина тоже он опекал. И с ним тоже так разговаривал. Но еще задолго до гибели Аарона я перестала доверять мистеру Роберту, уже не верила, что он искренне заботится обо мне. Думаю, на это как-то повлиял его жесткий, исключительно деловой подход к устранению мертвого тела в случае моей смерти, когда я была больна.

– Ну, вы же меня хорошо знаете, – весело говорю я. – Я всегда стараюсь быть внимательной к людям. Я считаю, что это очень важно, и мы об этом много с вами говорили, но сейчас я думаю, у меня нет больше повода относиться к нему по-дружески.

Изворачиваюсь и лгу, так что саму тошнит, но, к счастью, мистер Роберт тупой как бревно. Ведь сами научили нас врать, сделали нас притворщиками и симулянтами. Чего же еще им ждать?

– Мне кажется, ты рассуждаешь мудро, Пренна. – Эту фразу он повторяет довольно часто.

Когда-то я думала, что мистер Роберт действительно хочет похвалить меня: вот, мол, какая умница. Но теперь-то я понимаю смысл его слов: «Если мы узнаем, что ты еще раз разговаривала с этим человеком, очень об этом пожалеешь».

На следующий день после школы я приглашаю Кэтрин пойти поплавать в бассейне Ассоциации молодых христиан.

Нам все время твердят, что мы обязаны вести себя как все нормальные девочки, но при этом не выкидывать фортелей типа купания в бассейне этой организации в наших сделанных на заказ очках. Вот почему, когда мне надо откровенно поговорить с Кэтрин, я зову ее в этот бассейн. Мистер Роберт, должно быть, подозревает, что здесь что-то нечисто, и последние два раза, когда мы с Кэтрин ходили в бассейн, он сделал нам выговор. Но для меня главное, что он ни словом не обмолвился о том, что? мы с ней обсуждали, а я нарочно подбросила ему несколько лакомых кусочков с целью подтвердить свою теорию. На этот раз мы наверняка опять заработаем выговор, может быть, нас даже накажут. В прошлый раз мистер Роберт не сумел придумать убедительных доводов, чтобы запретить походы в бассейн, но теперь, скорей всего, придумает. Возможно, мы в последний раз выйдем сухими из воды – каков каламбур! – но я все равно очень рискую.

– Я все время думаю про эти цифры, – говорю я, когда мы с Кэтрин заплываем на середину бассейна.

Кэтрин кивает. Без очков я вижу очень плохо, одни только силуэты, но цвет могу различать и ухитряюсь разглядеть, что губы у нее слегка посинели.

– Сначала я не поняла, но теперь понимаю, – осторожно отвечает она.

– Я пыталась разгадать, что же они означают, но представить себе не могла, что это дата. А теперь мне все ясно как божий день.

Я вижу, Кэтрин боится. Наш разговор ни к чему хорошему не приведет, к тому же она не на все сто процентов верит в мою гипотезу насчет очков.

Поэтому я тороплюсь поскорее высказаться. И говорю то, чего не должна говорить, даже думать об этом не должна:

– А что, если он никакой не сумасшедший? Или хотя бы не совсем чокнулся? А если эта дата существует реально и он действительно хочет, чтобы я что-то сделала?

Кэтрин снова кивает. Я знаю, что сейчас написано на ее лице, даже хорошо видеть для этого мне не нужно. Зеленовато-карие глаза широко раскрыты и наполнены тревогой: она очень за меня боится.

– Может, побеседовать с ним? Понимаю, что нельзя, не положено, ну а если он свяжется со мной снова? Не могу же я сидеть и ждать, пока наступит эта дата, и ничего не предпринимать, ведь правда? Он говорит, наши люди ничего не предпринимают и все от нас скрывают. Я так боюсь, что это правда. – (Тревогу Кэтрин даже с моим зрением нельзя не заметить.) – Ты меня прости. Сейчас замолчу. Не стоит тебя впутывать в это дело. Конечно, я играю с огнем и не хочу, чтобы ты пострадала. Все, умолкаю.

– Да нет, ничего, продолжай. Я просто очень за тебя беспокоюсь, – произносит Кэтрин едва слышным шепотом. – Вот и все. Прошу тебя, будь осторожна.

Я плаваю кругами, стараясь согреться:

– Да, думаю, надо с ним все-таки потолковать.

Ну никак не могу замолчать, язык бы мне отрезать!

Глава 7

В течение недели я иду после школы через парк, а потом мимо универсама. Я все еще не решила окончательно, что мне делать насчет старика. Когда я снова раздумываю о том, понимает ли он то, о чем говорит, не могу не задавать себе всех этих вопросов. А пока просто хочу его увидеть. На всякий случай заглядываю и в общественный клуб, но его нигде нет.

– Ты Бена Кеноби давно видела? – спрашивает меня в понедельник после уроков Итан.

Надо же, словно читает мои мысли.

После происшествия в клубе Итана я избегаю. Не хочу, чтобы он задавал неудобные вопросы, зачем да почему старик хотел со мной поговорить и что? он сказал. Похоже, Итан все понимает. Но теперь стоит возле моего шкафчика и жует резинку.

– Несколько дней назад. – Я сую в рюкзачок учебник истории. Откашливаюсь. Помню, что дала себе слово не врать. – А что?

– Да нужно кое-что ему передать. Статью в газете. Я работал с ее автором… Это, кстати, женщина… На практике прошлым летом. Думаю, ему будет интересно.

Что-то настораживает меня в поведении Итана, кажется ненатуральным, фальшивым, словно он о чем-то беспокоится и тщательно старается это скрыть, и дело тут не только в его дурацкой жвачке.

Не знаю, как ответить. Между мной и Итаном редко возникает натянутое молчание, обычно мы начинаем подшучивать, поддразнивать один другого. Но сегодня смотрим друг на друга и молчим. И оба не знаем, что с этим поделать.